Константин Рольник - Расстановка
"Инопланетный" камуфляж поначалу лишь мешал, но вскоре писатель обратил вынужденный прием себе на пользу. Герои книги, по врожденной природе, оказались проницательнее, смелее, умнее, чем реальные современники Чершевского.
Преступления злодеев литератор также сгустил, о сравнению с реальностью. Гнусности он черпал из жизни, но злодейство пятерых мерзавцев приписывал одному. Это придавало злодею плакатную резкость, превращало его из реального лица в символическую фигуру, в ходячее олицетворение преступлений режима. Художественность от того страдала — но ведь внутренняя достоверность не всегда определяется протокольной сухостью детали. Где речь идет о больших событиях, собирательные фигуры скажут больше.
Итак, герои и злодеи были выписаны густыми красками.
Хватало в новой книге и приключений. Стержнем был бунт — бунт повстанцев против властей, против навязанной лживой морали, против деспотизма. Остроту придавало неравенство соперников: горстку бунтарей давил мощнейший аппарат государства. Немалую роль в отношениях персонажей занимали обида и месть: они обладали не только разумом, но и чувством. Повстанцы, на страницах романа, мстили правящим преступникам. Те, в свою очередь, считали преступниками революционеров. В ткань повествования вплетались и личные драмы: под удар попадали родные и близкие подпольщиков, принципиальная борьба обрастала мотивами личной мести. Писатель показывал и обратное: личная месть персонажа, осознавшего причину своих бед, перетекала в войну против несправедливого общественного строя. Большинство значимых героев книги, как отрицательных так и положительных, не были свободны от честолюбия. Тут нашлось место и для бедняг, затравленных, потерявших верную дорогу, и для героев, жертвующих собой в борьбе со злом. На страницах новой книги встречались таинственные загадки, похищения, внезапные катастрофы. Отважные попытки героев улучшить мир, их победы и поражения, спасение и гибель — что еще нужно для авантюрного романа?
Однако, за всеми зигзагами фабулы, Чершевский ни на минуту не упускал главную цель: помочь читателю практически, дать совет — "с чего начать?". Будучи автором детективов, Николай в общих чертах знал тактику спецслужб. Прежде, живя в столице, он водил знакомство с отставными разведчиками, работавшими за рубежом. В книгах о прошлой войне ему приходилось описывать разведсети, диверсионные группы и партизанские отряды — всякий раз вникая, по архивным документам, в их структуру и методы. Хоть Рэд в эти дни молчал о своей миссии, но Чершевский о ней догадывался: помогло многолетнее чтение подпольной прессы, прослушивание зарубежных радиостанций, развитая политическая интуиция. Отчасти по аналогии с разведками, отчасти по богатейшему историческому опыту рабсийского революционного движения, Чершевский неплохо представлял устройство новорожденной организации. В новом романе он хотел описать все нужные подразделения: явить радикальному молодому читателю пример дееспособной подпольной группы, предупредить о возможных проблемах, ознакомить с рядом конспиративных тонкостей. Любой группе молодых и недовольных, собравшихся вступить в борьбу со Злом — такая книга указала бы верный путь.
Чершевский писал роман, чтобы показать дорогу к лучшему новому миру. Без него и до него социальные утописты выдвигали проекты лучшего общества. Без него и до него научные фантасты описывали чудеса техники будущего. Но эти книги не давали совета о путях и средствах. Цель ясна: рукотворный технологический рай. Но какая социальная сила будет за него бороться? Какова психология и мотивы этих борцов? Какую идеологию и почему они исповедуют? Как они должны организоваться для победы?
Утописты и фантасты отыскали на черном небе реакции путеводную звезду, ориентир по дороге в светлое будущее. Чершевский высоко ценил их творческий подвиг. Верный конечный пункт отметили на карте мечтатели. Но вести корабль предстояло личностям иного типа: революционным фанатикам. Мечтатели забыли, что путь к новому миру лежит сквозь льды реакции и лютую стужу тирании. Эти торосы нельзя преодолеть на хрупких клиперах просветительских кружков и воскресных школ. В торосах реакции увязнет и тупоносая тихоходная баржа "мирного прогресса". Утлые шлюпки общин и коммун будут затерты во льдах.
Через реакционные завалы, к техногенному раю проложит путь лишь одно судно — ледокол. Все преграды на пути он разобьет силой и только силой.
Таким ледоколом и была организация Союза Повстанцев. Чершевский решил описать в своем романе этот корабль от носа до кормы, от гребного винта до командирской рубки. Предстояло рассказать и о сборке судна "с нуля". Несложно догадаться: уехавший утром гость в эти шесть дней скрупулезно собирал один из его двигателей, прилаживая по схеме деталь за деталью: винты и лопасти, камеры сгорания и насосы, клапаны и шестерни.
***
Машина исправно крутилась и после смерти механика, собравшего ее.
Валентин Клигин, "золотое перо Урбограда", набрасывал этим вечером концепцию пропаганды. Артур Новиков, будущий редактор тайной газеты, отходил от шока, вызванного смертью его соседа, и возвращался мыслью к компоновке номера. Водитель Каршипаев, в замасленной спецовке, шел из гаража, весело напевая: сегодня он раздобыл жестяные листы для оборудования двойных стен микроавтобуса. Задержавшись на работе в мэрии, клерк Ермаков перебирал исписанные мелким почерком листы с адресами и паспортными данными горожан. Химик Руслан Ахримов мыл перед ужином руки, тщетно пытаясь оттереть с ладоней желтые кислотные пятна. Типографщик Иван Изотов, развалившись на диване, листал техническое руководство по офсетным и трафаретным машинам печати. На тайных квартирах скрывались бойцы "группы действия", пережидая грозу полицейской операции. Контрразведчик силовой группы, Владимир Светлов, которого партизаны не знали, обсуждал с Игорем Харнакиным будущий контрольный маршрут. Мирно дремал связник Фальков, владелец медовой лавки, превращенной в "почтовый ящик". Раздумывал о будущих соратниках Никита Доброумов, исследователь уникальной технологии, решивший сегодня порвать с гнусной РСБ и примкнуть к подполью. А двоюродный брат Чершевского, доктор Алексей, давший согласие укрывать и лечить раненых партизан, быстрым шагом направлялся к брату, чтобы сообщить ему новость об убийстве офицера РСБ (выпуск криминальной хроники он случайно увидел на уличном телевизионном табло; через пятнадцать минут после его ухода в квартиру Алексея бесшумно вошла спецгруппа; обыск ничего не дал: оглядев тесное книгохранилище, сыщик вздохнул, смел со столика рыжие крупинки табака, и отправился по другому адресу). Между тем, прежние вербовщики подполья: Зернов, Ваюршин и Дареславец — готовились к отъезду, уступая место новой команде.
***Не зная имен подпольщиков, Чершевский пытался реконструировать саму логику их взаимоотношений, потоки информации, денег, прессы, взаимодействие подразделений и звеньев.
"Возможно, я ошибаюсь"— думал он — "Возможно, моя схема несовершенна. Но если я не предложу ее, велика опасность что этого не сделает никто. Ведь до сих пор мне не доводилось видеть таких книг… Наверное, это не случайно. Тут нужна определенная дерзость. Конечно, о публикации романа в условиях даже нынешней Рабсии и речи быть не может. Книгу запретят. Ничего, ее издадут повстанцы в тайных типографиях. Возможно, у меня будут неприятности. Но в моем возрасте это уже не страшно… Мой роман, скорее всего, последний. Лебединая песня. Если революция не произойдет, и цензура укрепится — даже из компьютерной сети мою книгу вытравят. Хотя повстанцы периодически будут закидывать ее в киберпространство: у них есть команды хакеров. Эх, как хотелось бы крикнуть читателю: скачивай роман, пока не поздно! Не читай из сети, скачивай на диск! Так-то сохраннее будет!"
Литератор знал, что в такой стране и в такое время так писать нельзя — и писал именно так.
Он ждал от аудитории не только пассивного чтения. Николай призывал читателя к сотворчеству и собеседованию с книгой. А если бы кто-то из молодых создал лучшую схему чем он, или написал роман на революционную тему — лучший, чем вышел у него — писатель был бы счастлив. Значит, тема увлекает, задевает за живое, заставляет думать. Не страшно, если мысль юных беспощадно оценит труд и вклад его самого — молодым жить, молодым идти вперед. Кто может, пусть сделает лучше.
Чершевский вдруг решил, что отдаст роман в подпольные издательства без указания имени, даже без авторского псевдонима. Известность его и так велика. Движет им не корыстный интерес, не личное честолюбие — его книга должна стать всеобщим достоянием, служить прогрессу родной планеты.
"А как завершить мою книгу?" — Николай задумался и щелкнул пальцами — "Нашел! Тою же фразой, что начнет круговерть событий!"
