Татьяна Томах - Имя твоего волка

Она горела во сне сотни раз. За тех женщин, о которых рассказывала старуха, сожженных столетия назад. За свою маму, тоже сожженную — как и они, но без суда и инквизиции, в своей собственной спальне. Дядя Владислав говорил, что это был случайный пожар, но когда он начался, дверь маминой спальни почему-то оказалась заперта снаружи. А они все стояли вокруг дома и смотрели, как среди пылающих занавесок мечется и кричит сгорающая заживо женщина — и не пошевелили пальцем, чтобы хотя бы попытаться спасти ее.

И не имело такого уж большого значения, был ли это действительно случайный пожар — или кто-то поджег дом, заперев снаружи мамину комнату. Потому что они все стояли — и смотрели, и огонь отражался в пустоте их любопытных глаз — совершенно так же, как сотни лет назад толпа собиралась поглазеть на сожжение женщины, которую кто-то из них решил обозвать ведьмой.

Какая разница, почему это происходит? И почему будет происходить еще долго-долго — пока люди будут жечь на кострах тех, кто чем-то отличается от них — тех, кто умнее, красивее, талантливее — тех, кого они не могут понять. И какая разница — где, как и из чего будут зажжены эти костры? Какая разница, если люди продолжают жечь на кострах все самое лучшее, что у них есть…

…Похожей на лицо… На бледное перепуганное лицо маленькой девочки, которая очень не хочет, но зачем-то заставляет себя идти по грязной, размытой распутицей дороге…

Она очень не хотела, но зачем-то заставляла себя идти. Ноги скользили и дрожали, и когда Марго наконец завернула за черный дом с залатанной крышей, ей показалось, что она не сможет больше сделать ни шагу — от усталости и страха.

Марго просто хотела… Нет, не поиграть с ними — она бы не осмелилась навязываться шумной компании, хохочущей и возящейся за черным домом. Хотя, может, ей бы и хотелось, чтобы они окликнули ее и пригласили в свою игру… Но всерьез она не особенно верила в такую возможность. Она просто хотела… (хотя бы одним глазком посмотреть, во что они играют — во что-то такое интересное и веселое, вызывавшее взрывы смеха, возню и задорные крики: «Нет, не ты! Ты криво построил! Моя бита!») Она просто хотела пройти мимо. У нее было слишком важное дело, чтобы отвлекаться на такие пустяки.

Марго просто хотела пройти мимо, и ей не следовало останавливаться, чтобы перевести дух и набраться смелости. Может быть, тогда она бы успела.

«Они могли быть моими друзьями», — подумала Марго, успокаивая себя (просто-напросто — пройти мимо. Или спросить у них, где живет Анна? Нет, не очень хорошая мысль). «Они могли быть моими друзьями».

Деревенских детей иногда приглашали в усадьбу на большие праздники, чтобы они играли с Марго. Но игры не получались — маленькие гости хмуро и угрюмо топтались все вместе где-нибудь в углу, перешептываясь и стреляя торопливыми робкими взглядами на нарядно одетую и не менее их смущающуюся панночку. Может, их просто пугал огромный неприветливый дом, который и самой-то Марго казался не очень уютным? Может, если бы она когда-нибудь сама пришла к ним в гости…

«И я могла бы сейчас играть вместе с ними. Я знаю много игр». Марго знала много игр — она любила придумывать их, сидя на подоконнике своей комнаты и разглядывая мокрые деревья в сумрачном пустынном саду. Она придумывала игры и придумывала друзей, с кем можно было бы поиграть в эти игры. Друзей, которых у нее никогда не было.

«Они могли быть моими друзьями, а я могла бы сейчас играть вместе с ними», — эта мысль подбодрила ее немного, и она успела сделать еще несколько шагов, напоминая себе, что собирается просто пройти мимо — ей нужно найти Анну как можно быстрее. Она просто пройдет мимо играющих детей — и какое, в конце концов, им дело друг до друга?

Она так и не успела разглядеть, во что они играли — возле черного (наверное, необитаемого) дома. Во что-то интересное. Складывали из чурбачков фигурки, увлеченно спорили, толкались, смеялись, отмеряли шагами какое-то расстояние «до биты». Марго так и не поняла, что это была за игра, и не успела пройти мимо. Потому что они ее заметили.

Заметили — и повернулись, замолкая, один за другим, и подталкивая друг друга в бок. И она почувствовала себя еще хуже, чем тогда, когда они робко стояли в углу гостиной и смотрели на ее нарядное платьице. Ей почему-то захотелось попятиться от их взглядов.

Они стояли и молчали. И взгляды больше не были вороватыми и смущенными. Потому что теперь они были у себя дома. А глупенькая Марго в своем нарядном платьице пришла к ним в гости. Сама. Без приглашения.

«Я могла бы сейчас играть вместе с ними, — напомнила она себе, — и Баженка тоже — могла бы». Эта мысль была не слишком удачной, и Марго вдруг почувствовала, что ей очень страшно и хочется расплакаться. Пожалуй, нужно было слушаться няньку и дядю Владислава и не убегать из дома. Только очень жаль, что она поняла это слишком поздно — когда зашла так далеко по этой дурацкой дороге. Она отступила назад — очень осторожно и медленно, задрожавшими от усталости и страха ногами. Всего на один малюсенький шаг.

И этот малюсенький шаг — как камушек, рассеянно шлепнутый в воду, разорвал их растерянное молчание (вот если бы она просто прошла мимо…). Усмешкой на конопатом мальчишеском лице с зелеными рысьими глазами — и словом, негромко выплюнутым сквозь зубы вслед за этой усмешкой.

— Ведьма, — сказал мальчишка, усмехаясь ее перепуганным глазам. Те, кто стояли вокруг, преданно заглядывая в его рысьи глаза, послушно ухмыльнулись — тенью его усмешки — соглашаясь и принимая новую игру.

Марго отступила еще на шаг («Они могли быть моими друзьями…»).

— Ведьма! — подхватил его сосед, свистнул, переглянулся с одобрительным взглядом вожака. И, черпнув пятерней грязи с мокрой дороги, примерился к Марго. Как примеривался раньше к фигуркам из чурбачков. Примерился — и бросил.

Липкая оплеуха толкнулась в плечо и размазалась, сползая вниз и оставляя на платье грязно-коричневый жирный след. Марго вскрикнула, отшатнулась в сторону, споткнулась о выбоину — и упала, запутавшись в собственных ногах.

— Бей ведьму! — обрадовано крикнул тот первый, с рысьими глазами, и в его голосе был восторг. Заразительный восторг любимчика и заводилы компании, придумавшего новую увлекательную игру.

Новую игру, где вместо фигурок из деревянных чурбачков была живая девочка в нарядном платьице.

«Они могли быть моими друзьями. Я знаю много игр…» Липкий мокрый комок больно шлепнул ее по губам, вогнав внутрь несостоявшийся испуганный крик.

Может быть, они и играли — в самом начале — швыряя в нее грязью и стараясь попасть на белое, в вышитых воланчиках, платьице Марго, через несколько минут ставшее похожим на половую тряпку. Может быть, сначала они играли, как забавляется выводок щенят с полудохлым кроликом — прежде чем придушить его. Может быть, сначала они случайно прихватывали в ладонь мелкие камушки вместе с грязью, чтобы швырнуть в Марго.

Марго никак не могла набрать в грудь воздуха, чтобы закричать, испуганно захлебываясь собственным торопливым дыханием. Она начинала задыхаться от невозможности хоть раз вдохнуть глубоко и спокойно. Потому что слишком невероятным было то, что происходило. Как во сне, от которого просыпаешься в прилипшей к спине, мокрой от пота рубашке.

А потом камни полетели крупнее и более метко, попадая уже в руки Марго и ноги, не прикрытые платьем. Онемев и растерявшись, Марго снова пыталась подняться, но ее ноги соскальзывали, а камни больно стукали по лодыжкам. А потом один камень попал ей в лицо и рассек скулу до крови. Девочка опять соскользнула — и упала в липкую грязь, что расползалась вокруг нее, как коровьи лепешки. И, наконец, обретя голос, закричала, срываясь в дикий бесконечный визг, как загнанный раненый зверек. Потому что ей вдруг показалось, что они сейчас забьют ее до смерти. Она увидела сквозь налипшие на лоб мокрые, грязные, перепутанные волосы — увидела страх в их глазах. Страх, придавший их крикам оттенок злости и беспощадности. — Бей ведьму! — снова заорал их вожак. Марго заметила мельком его одичавшие и веселые глаза.

Дети подхватили его призыв дружным, радостным, воодушевленным кличем, с каким воины бросаются в атаку, зверея и превращаясь в смертоносное, ничего не соображающее стадо. Они стали бросать камни, а не грязь, и не рассеянно, забавляясь, — а зло, метко и торопливо. По-настоящему.

Марго с ужасом и отчаянием — тем самым, что она испытывала в своих снах — поняла, что не может изменить то, что сейчас произойдет. Потому что сейчас, кажется, они убьют ее. Достаточно одного более или менее метко пущенного камня. Они убьют ее. До тех пор, пока кто-нибудь из взрослых не увидит, что здесь происходит, и пока сами дети не поймут, что они делают.

Какая же она была все-таки дура, что не послушала няньку…