Ольга Онойко - Море Вероятностей
— Ладно, — наконец сказал Голубю Артур. – Хватит с меня морали. Лучше сделай мне что‑нибудь приятное. В качестве Утешения.
— Вот как?.. – немедля откликнулся Лори. Рот его на миг искривила жутковатая усмешка: – Охотно.
На лице Мунина сменилось сразу несколько неопределённых выражений. Жёлтые глаза Хары широко раскрылись. Лори змеиным движением скользнул к Артуру и устроился на полу рядом с ним. Артур покосился на него с любопытством.
— Артур, — воркующе сказал Лори, — ты, кажется, хотел поиграть? Почему бы и нет?.. Классы персонажей будут не совсем теми, к каким ты привык. Но ничего чересчур оригинального.
Лори поднял тонкую руку, щёлкнул пальцами. Голографические экраны отключились, уступая место другому интерфейсу. Лори придвинулся ещё ближе к Артуру, пристроил подбородок ему на плечо. Волосы его снова засветились золотым. Полуосознанно Артур склонился набок, навстречу Утешению, хотя смотрел он только на игровой интерфейс. На долю секунды Лори задумался, изобретая и воплощая дизайн игры, потом продолжил:
— Герольд Солнца…
Полупрозрачная трёхмерная фигура выступила из небытия. Герольд тревожно огляделся. Его пластика состояла из набора циклических движений, как у любого игрового персонажа. Артур усмехнулся: у Герольда было его лицо, но облагороженное сознанием высокой цели. Поверх непримечательной удобной одежды белел медицинский халат. Лори немного подождал реакции Артура и предложил следующего персонажа:
— Смертная Тень.
Мунин переполошился.
— Я прошу вас не использовать Тень для развлечения! Это… это может привести к сложным последствиям!
— Мунин, не капризничай.
Ворон рухнул в кресло и закатил глаза.
— За что мне это?..
У Смертной Тени тоже было лицо Артура. Вместо халата персонаж кутался в потёртую куртку с капюшоном. Он не делал лишних движений и не имел примечательных черт. Бесстрастный и безликий, он напоминал призрака. Артур, улыбаясь, переводил взгляд с Герольда на Тень и обратно. Лори оценил его нерешительность и проговорил:
— Красный Щенок. Хара?
— Я не буду возражать, — сказал Хара. – Я только очень удивлюсь. Артур в роли моего Щенка. Пожалуй, я даже хочу это видеть.
В узорчатые рамки интерфейса тяжело шагнул Красный Щенок. Он поигрывал мачете. Это тоже был Артур, но плечистый, огромного роста, со стальным взглядом и бычьей шеей. Лаунхоффер–младший беззвучно расхохотался.
— Твой выбор, — нежно сказал ему Лори.
Артур хмыкнул и потёр губы в задумчивости.
— Герольд Солнца, — сказал он, — это почти паладин. Паладина я уже качал, мне надоело. Смертной Тенью играть сложно и не зрелищно. Не люблю заумные квесты, предпочитаю баталии. Я выбираю Щенка. Не смотри на меня с таким зловещим азартом, Хара. Я, конечно, давно сошёл с ума, но не настолько, чтобы самолично прыгать по крышам с огненным мечом. Твоя взяла, мерзкий Голубь. Можешь считать, что сегодня ты меня обул. Ищите Щенка и играйте им. Я разрешаю.
Лори кивнул и чмокнул его в щёку. Артур невнятно проворчал что‑то и снова рассмеялся.
— А я, кажется, ужрался с горя, — честно сообщил он. – Пойду прикорну немного.
Он неуклюже поднялся, сгрёб бутылку с остатками виски и, пошатываясь, удалился. Креатуры проводили его неодобрительными взглядами. Дверь спальни оглушительно хлопнула.
— Жаль, что его нельзя просто заставить, — сказал Хара.
— Или вообще обойтись без него, — Мунин вздохнул. – Я доверяю решениям создателя, но присутствие здесь Артура по–прежнему кажется мне абсолютно излишним.
Лори сложил пальцы домиком.
— И тем не менее, — хладнокровно сказал он. – Как видите, проблема, которую нельзя решить другим способом, решается с помощью грамотной истерики и толики ролевых игр.
— Наш брат Лори – чудовище, — печально сказал Мунин.
— Чудовище, — подтвердил Хара сквозь смех.
Лори самодовольно улыбнулся.
— Я, — сказал он, — Голубь–искуситель, соблазняющий людей совершать добрые и нравственные поступки. Мне кажется, это тонко.
— Он здесь, — произнёс Чинталли со странным и неуместным лирическим выражением.
Пальцы его пощипывали струны гитары. Скиталец возлежал в огромном кресле, в гнезде из груды подушек, поджав ноги; гитара покоилась у него на груди. Чинталли смотрел в потолок, и по губам его бродила рассеянная полуулыбка.
— Кто? – спросил Йирран. – Оперативник?
— Кто? – недоумённо повторил Лито вслед за двуполой любовницей. – А! Васенька? Только не говори, что принимаешь его всерьёз. Он просто маленький мальчик. Я говорю о Лаунхоффере.
Цинкейза содрогнулась.
— Ящер здесь? – прошептала она с ужасом.
Лито моргнул и нашарил её взглядом.
— Это невозможно, — успокоил он и пояснил: — Я говорю о Лаунхоффере–младшем. Об Артуре.
Цинка прерывисто выдохнула и притронулась рукой ко лбу.
— Я боюсь Ящера, — призналась она. – Но что до его сына… Не понимаю. Все знают, что Артур родился абсолютной посредственностью. Какая разница, где он сейчас?
Чинталли снисходительно улыбнулся.
— Артур – бездарность. Но любящим родителям это безразлично. Артуру вручили по крайней мере одну великую креатуру – подлинный модуль из оригинального Маханаксара… Насколько я могу понять, Артура сопровождает Аналитик. А я могу понять это по той примете, что вся моя коллекция вместе взятая не способна выследить его, — Лито прищёлкнул пальцами, не то досадуя, не то восхищаясь. – Он может быть где угодно. Даже в соседнем номере.
Данкмар отрешённо слушал их болтовню.
Он по–прежнему сидел за столом, охваченный странным оцепенением. Это нельзя было назвать изменённым состоянием сознания: сознание оставалось в рамках привычного, по крайней мере, близко к ним. Данкмар не впал в транс, он всего лишь чувствовал себя подавленным, а в голове стояла муть, как от сильного недосыпа. Возможно, попытайся он встать или заговорить, он ощутил бы давление воли скитальца. Но двигаться не хотелось. Не хотелось наблюдать за происходящим, мыслить, дышать… Размывалось ощущение времени. Исчезли навязчивые движения, преследовавшие Данкмара в последние дни – не вздрагивали губы, не поджимались пальцы. Прошло добрых полчаса, прежде чем он понял, что просто дышит слишком редко и неглубоко и, несомненно, испытывает лёгкое кислородное голодание. Оно и было причиной других неприятных эффектов. Данкмар заставил себя вдохнуть по–настоящему. Он надеялся быть глазами и ушами оперативника Лабораторий и отдавал себе отчёт в том, что не способен на большее. Но остатки самолюбия не позволяли сдаться. Если действовать он не в силах, он должен был хотя бы слушать и думать. Пытаться понять.
Данкмар подумал, что похож сейчас на одну из живых кукол Чинталли. Судя по всему, их скиталец и называл «коллекцией». Коллекция застыла вдоль стен. Глаза кукол отрешённо смотрели в пустоту. И всё же они были живыми, несомненно живыми. Каждая фигура обладала собственным характером, индивидуальностью, явственной даже сейчас, в их полусонном одеревенении. Смутно Данкмар догадывался, что это один из поводов для коллекционирования… Он не был вполне уверен, что догадка принадлежала его разуму. Возможно, он воспринял её из чьего‑то чужого.
Поведение скитальцев казалось ему капризным и непоследовательным. В этом все трое были похожи друг на друга. Цинкейза выглядела более легкомысленной, Лито – более уверенным и властным. Йирран, очевидно влюблённый в Лито, пребывал в непреходящем тихом восторге. Но все, даже грозный Чинталли, демонстрировали детскую непосредственность и любознательность, эмоциональность, импульсивность… «И неспособность вести деловой разговор», — закончил Данкмар про себя. Провозгласив тост в честь Моря Вероятностей и прочитав Данкмару краткую вступительную лекцию, Чинталли будто бы утомился и потерял к происходящему интерес. Он перебрался из‑за стола в кресло, уселся поудобнее и принялся бренчать на гитаре. Йирран и Цинка восприняли это как должное. Йирран немедленно улёгся на диван рядом с креслом возлюбленного, а Цинкейза просто развернулась лицом к спинке стула, уставившись на Чинталли. Некоторое время они обсуждали вещи, Данкмару непонятные. О нём, казалось, просто забыли.
Данкмар обвёл комнату медленным взглядом, повернул голову к окну. Тяжёлые шторы были подняты, у стекла белел тонкий тюль… За стеклом не было ничего. Ни туч, ни солнца. Не прорисовывались очертания зданий, не пролетали авиетки. Только тонкий тюль висел, такой же, как по эту сторону окна – бесконечный колышущийся тюль. Верный привычке искать прежде всего разумную причину, Данкмар решил, что это своеобразный туман и облачность.
Но тотчас занавесь рассекла прореха. Данкмар попытался вспомнить, какое сейчас время суток, и не смог. В обрамлении трепещущей белизны тюля по чёрному небу, усыпанному звёздами, плыла вереница сверкающих чудовищ. Он увидел китов, увенчанных рогами, и многоногих ланей, перебиравшихся с крабьим проворством, и величественных змей, которые сплетались в медленном, гипнотическом брачном танце. Живые колесницы катились по твёрдому небосводу. Шипы на ободьях их костяных колёс пробивали бархатную плоть ночи, и из проколов брызгали струйки неописуемых бледных радуг… Чернота была всюду, она простиралась в бесконечность вверху, внизу, по всем сторонам света, и далеко, далеко в её прозрачной плоти мерцали и колыхались тончайшие струнки, серебряные паутинки, похожие на струи дождя. Чем дольше Данкмар смотрел на них, тем ближе и отчётливей они становились. Наконец открылось, что нежная завеса в действительности составлена из чудовищных столпов материи, а мерцает она оттого, что каждый из столпов окружён атмосферой. За облачными покровами мелькнули очертания материков и океанов. Механически Данкмар попытался подсчитать линейные размеры этих немыслимых космических тел. Если в поперечнике они примерно соответствовали планетам… «Это иллюзия», — подумал он. По коже запоздало пробежали мурашки.
