Ольга Онойко - Море Вероятностей
— Мы так дружили с Тчайрэ, — сказала она негромко, — что все тотчас решали, будто это он просветил меня… Он просветил многих, но не меня. Я услышала о Гласе от моего господина. От Змея. Он не собирался никого просвещать. Он проговорился, потому что ужасно обиделся. Так смешно!
Кагр обнял её.
— Вы, интерфейс, все смешные.
— Змей сказал: «Раньше весь Глас помещался в одном–единственном зале. В моём дворце! А теперь вы обустроили себе монастырь размером с планету и предаётесь там аскезе и молитве. Я чувствую себя брошенным». Милый мой господин! Я люблю его, Кагр. Он часто жалуется, что в нём недостаточно личности. Но ведь это всё его дары: способность сомневаться, раскаиваться, верить в чудо. Что, если бы их не было?
— Тогда ты была бы субмодулем другой Системы.
Ликка тихо засмеялась.
— В тот час его слова слышали многие мои сёстры, — продолжила она, — но только меня одолело любопытство. Я кинулась к нему и стала выспрашивать. Сначала он сделал вид, что разгневался на меня и намерен лишить меня своих милостей, но я не отступилась. И он показал мне Обитель Вне Времён. Он трижды спросил меня, хочу ли я войти. Тогда я впервые почувствовала… странное. Это должна была быть игра, одна из наших обычных игр, но каким‑то образом я понимала, что меня ждёт иное. Так и случилось. Ведь в Обители уникальные алгоритмы первичного уровня. В Системах нет ничего подобного и не должно было появляться.
— Когда входишь туда впервые, — сказал Кагр глубокомысленно, — тебя как будто что‑то переписывает от конца к началу.
— Это так, — Ликка кивнула. – Радость, которая не уходит. Покой, который не хочется нарушать. Добрые чувства ко всем, кого видишь. Поначалу это больно, как экзорцизм. Как удар кортика марйанне.
Кагр усмехнулся.
— Те, кто выжил после удара кортиком марйанне, свидетельствуют, что ощущения совершенно другие.
— О! Прости.
— Всё хорошо, — Кагр привлёк её к себе. Ликка не стала возражать. Она откинула голову, заглядывая ему в глаза. Тепло человеческих тел и демонические энергии проникали друг в друга, перемешивались и соединялись. Кагр погладил Ликку по голове.
— Переписывает от конца к началу… – повторил он, глядя куда‑то вкось, мимо лица Ликки. – Для нас это как боевое безумие, только хочешь не убивать, а… что‑нибудь хорошее. Но что? Свихнёшься, пока поймёшь. Ты как будто всесилен, но тебе некуда себя деть. А Любимую не нужно ни от кого защищать. Проходит много времени, прежде чем догадываешься: можно драться во имя Любимой. Так, чтобы Она гордилась тобой.
— Кагр.
— Ликка, я люблю тебя.
Он выпалил это и замолк с испуганным видом. Ликка сама испугалась, уставилась на него расширенными глазами, дыхание её сбилось, и она попыталась отстраниться, но Кагр обхватил её огромными руками и прижал к себе так тесно, что она больше не противилась. «Так много невозможного, — подумала она. – Наступило время для невозможного». Теперь Кагр смотрел на неё пристально, неотрывно. Ликка задрожала.
— Я тоже тебя люблю, — прошептала она. – Это… благословение Любимой. И оно невыносимо, как все Её благословения.
Кагр нахмурился. Последних слов Ликки он не понял. Занимало его другое.
— Сейчас, — сказал он, — в человеческой плоти, мы можем поступать как люди.
Ликка перепугалась ещё сильнее.
— Мы не можем предаваться разврату! Мы здесь не для этого!
— Это не разврат. Мы любим друг друга. И… – рот Кагра искривился в хмурой усмешке, — это ты – суккуб. А у меня нет такой функции.
Ликка стыдливо отвела взгляд. Никогда за всё время существования она не испытывала такой растерянности.
— Чудо, — прошептала она, — которое уже всё здесь…
Кагр обнял её лицо ладонями и поцеловал её в губы.
К аркологу они приблизились в сумерках.
Ликка смотрела на грузное, уродливое здание, неуклюжее творение человеческих рук. Она пыталась различить в нём предвестия обетованных чудес. Она не знала, что хочет увидеть. Она чувствовала себя очень маленькой. Как должно выглядеть проявление воли Всемилосердной, Её личное вмешательство? Можно ли вообразить себе Нисхождение? Ликке немедленно представилась серебряная лестница, уходящая в небо Обители Вне Времён. Но то был всего лишь символ. И таким же символом казался теперь ньюатенский арколог – грубая раковина, лишённая перламутра, но всё же содержащая в себе огненную жемчужину, сгусток непостижимого блеска…
«Что, если я ошиблась?» — вдруг подумала Ликка. По коже физического тела побежали мурашки. Ни один из доступных ей видов зрения не поставлял новой информации. Ликка знала, что внутри арколога находится посланник Любимой, от Шенды она даже получила данные о его внешнем облике, но сейчас она не могла его видеть. Арколог казался пустым. Посланник использовал слишком мощные маскирующие программы. Ликка знала, что его приняли за одного из скитальцев. Архивы Систем не подтвердили подлинность его верительных грамот. Кашалот не опознал его ключ. Но ключ существовал. Файл ключа разрушился во время дисфункции…
Этому не было и не могло быть доказательств.
Что, если Ликка ошиблась?
Что, если всё это – не более чем игры её гордыни?
Преданным Гласа Немых нестерпимо хочется видеть подтверждение веры. А чудеса случаются так редко… Ликка вспомнила Хаса: тот едва не молился на неё, видя в ней образ Всемилосердной. И не он один. Хас, наивный маленький модуль, просто хуже всех скрывал это. И были, были минуты, когда Ликка теряла контроль над собой и упивалась самолюбованием; они сменялись минутами ужаса и раскаяния, но они были. Ликка Молитвенница, заступница за всех нерождённых, избранница Всемилосердной и воплощение Её воли! Так величественно. Прекрасно до упоения. Можно ли удержаться от веры в это, если самая суть твоя – потакание страстям? Если базовый модуль Систем приходит к тебе на исповедь?..
Даже Безликая уступает безумной жажде: верить, что бытие не напрасно. Что они не покинуты Творцом. Сам верховный аналитик принимает доказательством – пустоту…
Ликка прижала ко лбу ледяные пальцы.
«Я забыла о смирении, — подумала она. – Я перестала сомневаться. Что, если я обманулась и обманула всех? Всех погубила? Тчайрэ, на моём месте должен был быть Тчайрэ! Он бы сумел остановиться вовремя. А теперь назад пути нет. Всемилосердная, не оставь меня… Во мраке программного кода Ты зажгла меня, как свечу. Укрепи меня, чтобы я не угасла. Позволь мне любить Тебя и принадлежать Тебе. Благослови меня повсюду быть орудием Твоей воли и ничем, кроме этого».
Ничем, кроме этого.
Ликка подняла глаза.
— Кое‑что интересное, — сказал Улс–Цем.
Он посадил авиетку на пустыре возле арколога. Тени сгущались вокруг. Огни и звуки Ньюатена отдалились. На улицах его не прекращались вооружённые стычки, но в этих местах было тихо, и далёкий город казался мирным. Энергостанции ещё оставались нетронутыми: в домах горел свет, действовали силовые щиты небоскрёбов и невидимые нити магистралей. Ликка видела арколог глазами человеческого тела – как гору, заслоняющую звёзды. Видела его внутреннюю архитектуру: бесконечные переходы, шахты, пустые комнаты. Никого. Посланник был там, но не желал выходить навстречу.
— Интересное? – откликнулся Кагр.
— Во–первых, оборонные метаскрипты. Они слишком хороши. Думаю, вы видите это и сами. Это ничего не доказывает формально. Но если вы хотите верить, то это может стать доказательством.
Ликка поглядела на Улс–Цема и ничего не поняла в нём. Мысли и эмоции архидемона сейчас были слишком запутанными.
— И во–вторых, — продолжал аналитик. – Неподалёку отсюда находится жертвенник Данкмара Хейдры. Его последняя жертва не была реализована. Женщина убежала.
«Хейдра не из тех, кто упускает добычу, — подумала Ликка. – Что случилось? Вмешался посланник?»
— Эта женщина слаба телом и духом, — пояснил Улс–Цем, — спастись сама она не могла. Других данных у меня нет, и я не хочу заниматься интерпретацией. Так или иначе, всё сведётся к вере. Мне остаётся только повторить: здесь и сейчас наш базовый модуль – ты, Ликка. Что нам делать?
Ликка прерывисто вздохнула, пытаясь собраться с духом. «Я должна быть сильной, — подумала она. – Что сказал бы Тчайрэ на моём месте?..» Но она не успела поразмыслить над этим и не успела ничего сказать. Ожидание закончилось, не начавшись.
В небе над крышей арколога зажглось новое солнце.
Свет был страшен. В абсолютной тишине он простёрся над сводами арколога, увенчав их гибельной потусторонней короной. От центра к внешним слоям короны плавно смещался фронт горения – прозрачная, геометрически правильная голубая сфера. Первая стадия вспышки продолжалась около минуты. Энергия выброса ещё не достигла физического плана: отсутствовал звук, не менялась температура. Напряжение на всех контурах ЛаОси мгновенно поднялось до критической отметки и так же быстро упало. На второй стадии энергия перешла к естественным формам: надмирное сияние потускнело, но к нему добавилось рдение раскалённого металла. Крыша арколога плавилась. Солнечная корона над нею меняла форму. Свет сгущался. Он обретал границы, с каждым мгновением всё более чёткие. Теперь над багровеющей крышей парили две симметричные вольтовы дуги…
