Вероника Рот - Инсургент

Тобиас берет меня за руку и ведет в общежитие.

— Я не подозревал, что наша фракция настолько глупа, — говорит он. — У тебя ведь есть пистолет?

— Да, — отвечаю я. — Но нет никакой гарантии, что я смогу выстрелить достаточно метко левой рукой.

— Ты должна работать над этим, — говорит он. Вечный инструктор.

— Буду, — отвечаю я и вздрагиваю, добавляя. — Если мы выживем.

Его ладони скользят по моим обнаженным рукам.

— Слегка подпрыгивай, когда идешь, — говорит он, целуя мой лоб. — Притворяйся, будто ты боишься их пушек, — другой поцелуй между бровями. — И веди себя, словно ты никогда не сможешь быть застенчивой, — он целует меня в щеку. — Тогда все будет как надо.

— Хорошо, — мои дрожащие руки сжимают воротник его рубашки. Я притягиваю его губы к своим.

Сигнал звучит первый раз, второй, третий. Это вызов в обеденный зал, где Дружелюбные собираются по менее значительным причинам, чем та встреча, на которой мы присутствовали. И сейчас мы присоединяемся к толпе Отреченных, ставших Дружелюбными.

Я распускаю волосы Сьюзан, ее прическа слишком тяжелая для Дружелюбных. Она отвечает мне маленькой, благодарной улыбкой, когда ее волосы свободно падают на плечи я впервые вижу ее в таком виде. Это смягчает ее квадратную челюсть.

Я должна быть храбрее Отреченных, но они, похоже, не замечают, как я волнуюсь. Они улыбаются друг другу и идут тихо, слишком тихо. Я вклиниваюсь между ними и ударяю одну пожилую женщину в плечо.

— Попроси детей сыграть в салки, — говорю ей.

— Салки? — спрашивает она.

— Они ведут себя слишком почтительно и… как Стифф, — говорю я, ежась при воспоминании, что это было моим прозвищем в Бесстрашии. — В Дружелюбии дети должны провоцировать шум. Просто сделай это, ладно?

Женщина тронула за рукав одного ребенка из Отреченных, прошептала ему что-то на ухо, и спустя несколько секунд группа детей бежит по коридору, уклоняясь от ног Дружелюбных и крича:

— Я тронул тебя! Это ты!

— Нет, это был мой рукав!

Калеб подскакивает, тыкает Сьюзан под ребра так, что она вопит и смеется одновременно. Я пытаюсь расслабиться, идти, подскакивая, как наставлял Тобиас. Позволяю рукам свободно раскачиваться, когда задеваю углы. Поразительно, но притворство меняет все — даже походку. Наверное именно поэтому так необычно, что я легко могла бы принадлежать сразу трем из них.

Мы догоняем Дружелюбных, идущих перед нами, пересекаем двор по пути к столовой и расходимся. Я держу Тобиаса в поле зрения, не желая уходить слишком далеко от него. Дружелюбные не задают вопросов, они просто позволяют нам раствориться в их фракции.

Пара Бесстрашных предателей стоят у двери в столовую, у них в руках оружие, и я напрягаюсь. Чувство, что я безоружна, становиться неожиданно реальным, меня загнали в здание, окруженное Эрудитами и Бесстрашными, и если меня найдут, то бежать будет некуда. Они застрелят меня на месте.

Я решаю переждать. Но куда пойти, чтобы не попасться? Я стараюсь дышать как можно спокойнее. Почти прошла мимо них — не смотри, не смотри. Еще несколько шагов вперед — да, дальше, дальше.

Сьюзан переплетает свою руку с моей.

— Я рассказываю тебе одну шутку, — говорит она. — Которую ты находишь очень забавной.

Я прикрываю рот рукой и хихикаю писклявым и необычным голоском, но, оценивая ее смех, нахожу свой весьма правдоподобным. Мы виснем друг на друге, как и другие девочки Дружелюбия, поглядывая на Бесстрашных и снова хихикая. Я ошеломлена своим умением притворяться, несмотря на давящую тяжесть в груди.

— Спасибо, — бормочу я, когда мы уже внутри.

— Не за что, — отвечает она.

Тобиас сидит напротив меня за одним из длинных столов, а Сьюзан — рядом со мной. Большая часть Отреченных рассеяна по всему залу, Калеб и Питер находятся через несколько мест от меня.

Я складываю руки на коленях в ожидании того, что должно произойти. Долгое время мы просто сидим, и я притворяюсь, что слушаю, как девочка из Дружелюбия слева от меня, рассказывает какую-то историю. Но я так часто поглядываю на Тобиаса, а он оглядывается на меня, что создается впечатление, будто мы одними глазами делимся друг с другом своими опасениями.

Наконец, заходит Джоанна с одной женщиной из Эрудитов. Ее ярко-голубая блузка кажется сияющей по сравнению с темно-коричневой кожей. Разговаривая с Джоанной, она оглядывает зал. Я задерживаю дыхание, когда ее глаза останавливаются на мне — и выдыхаю, когда она без колебаний продолжает движение. Она не узнала меня.

По крайней мере, пока.

Кто-то стучит по столешнице, и в комнате воцаряется тишина. Настал момент истины — предаст она нас или нет.

— Наши друзья из Эрудитов и Бесстрашных разыскивают некоторых людей, — объявляет Джоанна. — Нескольких членов Отречения, троих человек из Бесстрашия и бывшего новичка из Эрудитов. — Она улыбается. — В интересах всеобщего сотрудничества, я сказала им, что люди, которых они ищут, действительно были здесь, но недавно ушли. Они попросили разрешения обыскать постройки, а для этого нам нужно проголосовать. Кто-нибудь из вас возражает против обыска?

Напряженность в ее голосе подсказывает, что, если кто-то возражает, то пусть он лучше подержит рот на замке. Я не знаю, может Дружелюбные сговорились так поступить, но промолчали все. Джоанна кивает женщине Эрудиту.

— Трое из вас осмотритесь здесь, — говорит женщина Бесстрашным охранникам, собранным у входа. — Остальные обыщите все здание и доложите, если найдете что-нибудь. Пошли.

Существует множество вещей, которые они могут найти. Части жесткого диска. Я забыла выбросить одежду. Подозрительная нехватка безделушек и украшений в наших жилых помещениях. Я чувствую пульсацию за глазами, когда оставшиеся три солдата Бесстрашных ходят взад-вперед между рядами.

Заднюю часть моей шеи покалывает, когда один из них проходит позади меня — его шаги громкие и тяжелые. Не первый раз в моей жизни я рада, что маленькая и невзрачная. Я не привлекаю внимания.

Но Тобиас привлекает. Он носит свою гордость в своей осанке, в своем требовательном взгляде. Это не черты Дружелюбных. Такими могут быть только Бесстрашные.

Бесстрашная женщина, идущая к нему, сразу же смотрит на него. Ее глаза сужаются, она подходит ближе и останавливается непосредственно позади него.

Я хочу, чтобы воротник его рубашки был выше. Я хочу, чтобы у него не было так много татуировок. Я хочу…

— Твои волосы слишком короткие для Дружелюбия, — говорит она.

…Он не подстриг свои волосы так, как это делают Отреченные.

— Жарко, — отвечает он.

Оправдание могло бы сработать, если бы он знал, как его произнести, но он сказал это с хваткой.

Она протягивает руку и ее указательный палец тянет назад воротник рубашки, чтобы посмотреть на его татуировки.

И Тобиас отстраняется.

Он резко хватает ее за запястье и дергает вперед так, что она теряет равновесие. Женщина ударяется головой о край стола и падает. Раздается выстрел, кто-то кричит, и все прячутся под столами или за скамейками.

Все, за исключением меня. Я сижу на том же месте, что и до выстрела, вцепившись в край стола. Физически я в столовой, но мысленно меня там уже нет. Я в том переулке, по которому бежала после смерти мамы. У меня в руках ружье, и я вижу гладкий лоб Уилла.

Я издаю тихий стон. Наверное, он стал бы криком, не будь моя челюсть сжата. Воспоминание растворяется, но я все еще не могу пошевелиться.

Тобиас хватает Бесстрашную женщину за затылок и ставит на ноги. В руках у него ружье. Он использует ее как щит, стреляя из-за ее плеча по солдатам Бесстрашия.

— Трис! — кричит он. — Не поможешь?

Я тянусь за оружием, и мои пальцы встречаются с металлом. Пальцам так холодно, что я почти чувствую боль, но понимаю, что это невозможно, в комнате очень жарко. Бесстрашный в конце прохода наставил на меня револьвер. Черная точка на конце ствола направлена прямо на меня, и я не слышу ничего, кроме своего сердцебиения.

Калеб бросается вперед и хватает пистолет. Он держит его обеими руками и стреляет по коленям мужчины из Бесстрашия, который стоит всего в метре от него.

Бесстрашный кричит и падает, держась руками за ногу, что дает возможность Тобиасу выстрелить ему в голову. Его боль была недолгой.

Все мое тело дрожит, и я не могу это остановить. Тобиас все еще держит женщину из Бесстрашия за горло, но на этот раз он направляет свой пистолет на женщину Эрудита.

— Скажешь еще одно слово, — говорит Тобиас. — И я выстрелю.

Рот женщины Эрудита открыт, но она ничего не произносит.

— Все, кто с нами, должны уходить, — говорит Тобиас, и его голос разносится по комнате.

Сразу все Отреченные встают со своих мест под столами и скамейками и начинают продвигаться к выходу. Калеб вытаскивает меня из-под лавки. Я начинаю двигаться к двери.