Вадим Бабенко - Черный Пеликан
Главные слова были произнесены, следовало теперь дать время на их осмысление. Я отвернулся, подозвал официанта и попросил любезно: – «Принесите-ка нам еще бутылочку, да и фруктов каких-нибудь посвежее». Потом побарабанил пальцами по подлокотнику, взял хлебную палочку из корзины посреди стола и одарил Юлиана открытой улыбкой. Тот все еще был настороже и пощипывал свою бородку, но глаза у него поблескивали, да и поза выдавала безусловный интерес. Вялость его исчезла без следа, и он больше не походил на легкую мишень, придавленную обстоятельствами и готовую раскрыть свои слабости. Жалобы были забыты и сомнения отброшены в сторону – он будто тоже теперь караулил добычу, которую боялся спугнуть. На секунду я задумался об этом – как мы оба выступаем ловцами, а не жертвами в наших собственных мирах, и кто же тогда жертва на самом деле – но вновь одернул себя, отвлеченные размышления были неуместны. Не терять концентрации, приказал я мысленно, разливая вино, и подмигнул Юлиану, подняв свой бокал.
«Еще раз за встречу», – я сделал глоток и тут же, не медля, полез во внутренний карман своего новенького костюма, достал лист бумаги, сложенный вчетверо, развернул и положил перед Юлианом. Тот немедленно уставился в него, не меняя при этом позы и лишь скосив острый прищур. «Вот и картинка, – объявил я торжественно, – а на ней – все, что нужно для дальнейшего понимания. Конечно, так сразу не разберешь, но картинка не одинока. К ней еще прилагается рассказ, как ко всякой стоящей вещи, особенно нарисованной или вылепленной с натуры. Эта не с натуры, хотя кое-что можно и узнать – пусть лишь схематично, как на чертеже, но и голая схема зачастую чрезвычайно помогает делу, хотя бы просто фиксируя на предмете блуждающий глаз. А за ним и блуждающий ум, блуждающую мысль – ибо нет ничего опаснее для любого дела, чем заплутать мыслью и очутиться внезапно вовсе не там. Вот смотри…» – и я стал водить пальцем по листку, разъясняя несколько оторопевшему Юлиану, как на нем представлена местность: город М. неровным пятном, океанский берег волнистым контуром, между ними – сыпучее месиво мелких точек, обозначающее дюны, и над точками – широкое полотно, бетон и сталь, гордость моей фантазии, бесстрашно выпущенной на волю.
«Вот она, магистраль, – говорил я с некоторым даже восторгом, – магистраль стратегической важности и стоимости соответствующей, а я – ее главный магистр и стратег, а возможно еще и тактик, но это – впереди. Пока же обойдемся сугубо предварительными допущениями – вот дюны и берег, вот город, окруженный болотами, вот ровная полоса, соединяющая две точки – и от них пойдем дальше – посредством истории, что была обещана в том же наборе. Обещана, заметим, неизбежно, иначе и быть не могло – история и картинка тоже как две точки, два отстоящих ракурса, и от них идут отдельные лучи, в перекрестьях которых и восседают те, кто способен понять ситуацию на все сто. Например, я, – я скромно потупился, подумав мельком, что доктор Немо мог бы и обидеться на неприкрытый плагиат, – но и не только я, и не один, и вот с тобой хочу поделиться тоже, кое-что предполагая впереди… Но – потом, потом, сначала выпьем», – я вновь схватил бокал, отхлебнул торопливо и, глядя теперь на Юлиана в упор, стал выкладывать заготовленный сюжет, которому и сам уже верил, настолько он стал для меня привычен и похож на правду.
«Представь себе скитальца, что въезжает в город М., не имея ни планов, ни отчетливых целей, – говорил я, постукивая пальцами в такт словам. – Он бездомен, он безработен, мосты сожжены, и связи обрублены одним махом. Почему так случилось? Не будем углубляться в незначимое, согласимся на том, что захотелось стать другим, и некому было остановить, так что – порыв, смятение, побег. Заявление на стол, как напомнил сегодня ты сам, прощание наспех, и ничьих безутешных слез. Таким вот образом объявляется он в этом городе, о котором знает исключительно понаслышке и не имеет в знакомцах ни одной живой души, и начинает обживаться, не представляя пока что, для чего ему город, и для чего городу он. Весьма безрадостное начало, впереди маячат тупики и безденежье, и надежды никакой. Того и гляди, все кончится бесславным возвращением и новым витком неудач, но вдруг скитальцу улыбается судьба – той самой своей нечаянной улыбкой, которую все ждут денно и нощно –улыбается очень скоро, чуть ли не на следующий же день, и самым к тому же неожиданным образом!»
«Представь себе: вечер, людное кафе, – продолжал я вальяжно. – Я сижу и потягиваю коньяк, наслаждаясь одиночеством, которое вот-вот уже, чувствую, начнет приедаться. Все вокруг спокойно и мирно, провинциально и скучно, но вдруг – нате вам, безобразная сцена. Откуда-то появляются молодчики в черных куртках – трое или четверо, я даже не разобрал – столик рядом со мной опрокидывается в момент, двое мужчин пятятся к стене, ну и – крики, ругательства, первая кровь… Как-то все завертелось, и я чуть ли не в самой гуще, а потом – вижу, как в замедленной съемке: кто-то в черном тащит из кармана железную цепь, а перед ним, спиной, один из тех, на которых собственно нападают, занятый кем-то другим и не замечающий, что вот-вот может стать трупом. Тут что-то меня подбросило, как пружина – очень, наверное, было эффектно со стороны: я вскакиваю, хватаю свой стул, швыряю его в черную куртку, что-то ору… Ну, меня тут же пинают в бок, потом гаснет свет, в темноте уже вовсе ничего не разобрать, а кончилось все очень даже прозаично: явилась полиция, молодчиков увели, а меня те двое чуть не насильно усадили с собой за вновь накрытый стол для вынесения благодарностей и распития успокоительного. Тут-то все и началось…»
Я отпил из бокала и поискал глазами сигареты. Руки у меня слегка дрожали – драка в ресторане Пиолина будто вновь пронеслась перед глазами вся до последнего кадра, как ускоренное кино. Юлиан протянул мне открытую пачку с некоторой поспешностью, что было хорошим знаком, я закурил и повторил, покачав головой: – «Да, все и началось».
«Один из них оказался королем здешних архитекторов, и мы с ним нашли общий язык, – вещал я дальше, наблюдая, как растет его нетерпение. – Мне конечно же пришлось приврать, чтобы несколько изменить свой профиль, но все сошло с рук и подозрений не вызвало. Так я и не понял, кто на них нападал и за что, по-моему, все из-за его спутника, который кстати тоже был непрост, хоть и по другому ведомству, но это не суть – главное, что на следующее утро я очутился у архитектора в гостях, а там – планы, макеты, и понятно, что меня приглашают влезть со своим мнением, что я и сделал и очень удачно. Это была случайность, но именно из случайностей слагается успех, по крайней мере, начинается точно с них – ко мне тогда пригляделись уже всерьез и предложили поучаствовать кое в чем, так, развлечения ради, пока отдыхаю от столичных трудов. Еще у нового знакомого оказалась дочка – очень интересная особа, она хоть и уехала теперь куда-то, но тоже сыграла свою роль, понравился я ей, не скрою – и в общем довольно скоро стали меня водить по кабинетам здешних шишек для разъяснений им всяческих «что к чему», а потом тропа вдруг сама собой привела и к совсем уж солидным лицам – точнее к одному лицу и только один раз, но и этого шанса хватило – потому что я совершенно твердо вознамерился его не упустить. До того все было как игра, а тут уж нет, думаю, не игрушки – и подготовился со всей тщательностью, оделся как подобает, подделал рекомендательное письмо на всякий случай и заготовил одну фантазию, один странный-престранный проектик, который однако бил в самую точку, прямо в больное место – а о здешних больных местах я к тому времени очень даже был осведомлен».
Я помолчал, будто раздумывая, а потом признался доверительно: – «Я ведь, Юлиан, настоящий специалист, у меня, знаешь, очень наметанный глаз». Юлиан веско подтвердил, что да, специалист, известно всем, и предложил за это, то есть за меня, сию минуту выпить, что мы и проделали, чокнувшись дешевыми бокалами, после чего он тут же налил еще, причем мне досталось куда больше, чем ему самому. Уж не хочет ли он меня подпоить, мелькнула мысль и тут же вслед за ней – дурачливое решение: а почему бы и нет, отчего бы и не представиться подвыпившим для пущего правдоподобия? Нужды в этом не было никакой, но я хотел следовать всем порывам вдохновения, пусть лишь из чистого озорства, а потому быстро сделал еще один глоток и продолжил уже чуть заплетающимся языком.
«Большое лицо приняло меня один на один, – сообщил я и утвердительно кивнул сам себе. – Поначалу беседа не задалась, но потом я разошелся, и очень кстати оказалось, что из столицы и с письмом. В общем, довольно скоро мы были уже на дружеской ноге, и тут он заявляет этак небрежно, что мол все это, да, хорошо, но мелочи, не многого стоит, а если по-крупному говорить, то хочется ему меня использовать совсем в другом деле. И поведал, понизив голос, что затевается тут очень большое строительство с объектами по моей части, будто удивить хотел, но я не удивился, потому что знал об этом уже и до него. Но удивление разыграл конечно и тут же сунул ему свой проектик – тот, который в самую точку – сунул, но смотрю, реакция слабая или вовсе, можно сказать, никакой. Большое лицо только губами пожевало и говорит – это мол ничего себе, да, но как-то все-таки не то. Не подашь мол его как должно, так чтоб все облизнулись в порыве, да глазами захлопали оторопело – и уже, смотрю, на мою персону взирают с сомнением, но тут меня осенило в самый нужный момент. Знаю, кричу, понял – в точности знаю, как сделать, чтобы было то: назвать нужно по-другому, и сразу повернется другой стороной… Тут-то и выдал я ему про стратегическую свою магистраль, прямо там родилось, и нарисовал на бумажке, додумывая на лету – так что сразу лицо оживилось, и пошел у нас разговор всерьез. Пошел, пошел, на другой день продолжился – и завертелось. Конечно понабежали тут же и другие умники, каждому хотелось впрыгнуть на ходу, и архитекторский король оказался, между нами говоря, порядочной сволочью, да еще и эта его дочка путалась под ногами некстати, но мало-помалу все утряслось, остался я до поры в главных стратегах, если уж не в тактиках, и от всего пирога получил заранее вполне убедительную дольку – выделили мне здешние толстосумы солидный такой пакетик новеньких акций. Не за жалованье же стараться, в самом деле, за жалованье да почет я уже потрудился, покорно благодарим, а пакетик – это уже кое-что и даже может быть ого-го, что-то, но тут заранее не предскажешь, можно только скрестить пальцы и терпеливо ожидать».
