Сказки Змея Горыныча - Борис Гедальевич Штерн
— А зачем мне их читать, если я в бога не верю?
— А ты не читай. Я их даже домой не принесу. Тебе все равно, а у меня план.
Верно. Мне, собственно, все равно, а у жены план. Ладно, согласился.
С этого все и началось.
Сестра звонит:
— Слушай, я тут забыла, у тебя какое образование?
— Среднее техническое.
— Слушай, у меня в вечерней школе учеников не хватает, так я тебя... это... в седьмой класс записала.
— Ты в своем уме?
— Какая тебе разница? Посещать школу не надо, экзамены я у тебя без тебя приму, будешь круглым отличником.
И правда, какая мне разница? Пусть. Был круглым дураком, стану круглым отличником. Без разницы.
Утром прихожу на работу, вызывает меня директор:
— Вот что, Сидоров... (Предположим, я не Сидоров, а Иванов, но директор все время путает.) Ты свой план выполнил? Молодец. А теперь надо другим помочь, а то нехорошо получается.
Отвечаю, что с удовольствием. Перейти на другой процесс? Освоить смежную профессию? Поделиться опытом?
— Нет, тут нужна помощь другого рода. Звонили из подшефного драмтеатра, конец квартала у них, а зрителей нет.
Короче, иду в театр. Слышу милицейский свисток. Колька-друг, старший сержант, сколько лет!
— Стой, Петро, дело есть.
— У тебя что, тоже план?
— С полуслова понимаешь! Такое дело... Плохо мы еще боремся с алкоголизмом. Так я тебя в вытрезвитель записал... Мол, нашли тебя под забором в крайнем состоянии... Не волнуйся, на работу сообщать не будем.
Подумал. Трудно мне, что ли? Вытрезвитель так вытрезвитель. Я согласный.
— Тебя, кстати, Женька искал. Не знаю, зачем... А вот и он!
Вижу, бежит Женька, вместе росли, сейчас он журналист.
— Петро! У нас в газете раздел «Ответы на вопросы». Так я от твоей фамилии письмо написал и сам на него ответил. Чтоб ты в курсе был, если кто поинтересуется.
А мне какое дело? Я той газеты не читаю. Я не против.
Сижу в театре, сплю. Артисты что-то там исполняют. Вдруг будит меня такой весь из себя режиссер:
— Выручайте, товарищ! У нас Призрак запил!
— Какой Призрак?!
— Отца Гамлета! На ногах не стоит! Разденьтесь и пройдитесь по сцене в белой простыне.
Разделся. Прошелся. Вместо меня из-за кулис кто-то слова говорил. Нормально отыграл, вот только простудился, холодно было.
Вечером возвращаюсь домой, кашляю. Чувствую, что-то спину сверлит. Оглядываюсь —незнакомец весь в черном меня разглядывает.
Что такое?
Сажусь в трамвай — незнакомец за мной. Выхожу — он выходит. Иду по улице — он по улице. Я за угол — он за угол. А у меня, надо сказать, зарплата в кармане.
Я в проходной двор, он за мной, я в троллейбус, из троллейбуса в подземный переход, из перехода в метро, из метра в такси... гляжу, человек в черном уже в такси сидит.
— Извините! —говорит.— Облагодетельствуйте!
— А в чем дело?
— Из похоронного бюро я... С планом у нас плохо. А вы кашляете — не жилец уже на этом свете. Не могли бы посодействовать?
ФОКУСНИКИ
1
Ежедневный пассажирский поезд «Черноморец» лет десять назад был не скорым, а простым. Он ходил из Одессы в Киев и обратно и, кроме крупных городов Жмеринки и Винницы, останавливался, как говорится, у каждого столба. Однажды в Жмеринке его задержали какие-то странные события, и он опоздал в Киев на сорок минут. Что-то произошло с тринадцатым, общим вагоном — говорили, то ли вагон отстал от поезда, то ли поезд отстал от вагона — толком никто не мог объяснить.
Но вот уже десять лет проводник Илья Спиридонович Опанасенко, всякий раз выходя на перроне в Жмеринке, стоит со своим фонарем и, глубоко задумавшись, глядит в небо. Стоит неподвижно и в дождь, и в мороз до тех пор, пока но селектору не объявят отправку «Черноморца».
2
В тот вечер в конце августа в общий вагон «Черноморца» влезали тетки с торбами, уныло входили командированные, не доставшие плацкарту, с шумом вваливались экономные студенты. Все перемешалось и устраивалось. Илья Спиридонович, не глядя на часы, но чувствуя скорое отправление, загнал с перрона в тамбур последних курильщиков и сам поставил йогу на ступеньку, чтобы войти в вагон, но в этот момент появился опоздавший.
Во время отправки всегда появляется такой опоздавший. Он в ужасе мчится за уходящим поездом, сшибая провожающих, и если повезет, вскакивает в последний вагон.
«Черноморец» плавно покатил.
Илья Спиридонович прикинул расстояние между вагонами и догонявшим пассажиром, протянул руку, чтобы подхватить пассажира в момент прыжка, и азартно закричал:
— Давай, давай, давай!
И пассажир прыгнул в тамбур. Это был среднестатистический, ничем не примечательный пассажир Юго-Западной железной дороги: среднего роста, средних лет, в сером костюме, при галстуке — из тех, кому ехать надо, да не везет. Пассажир отдышался, поправил галстук и, когда Илья Спиридонович закрыл дверь, невинно сказал:
— Понимаете, какое дело, товарищ проводник... У меня билета нет. Нет в кассе билетов. Даже в общий вагон.
— Что это за фокусы, гражданин? — рассердился Илья Спиридонович.
— Какие уж тут фокусы,— вздохнул среднестатистический пассажир, задумчиво разглядывая проводника.— Ехать надо, билетов нет... Впрочем... вы всегда так неаккуратно храните деньги?
— Чего? Не понял,— удивился Илья Спиридонович.
Вдруг серый костюм ловким движением снял с Ильи Спиридоновича железнодорожную фуражку и принялся вытаскивать из нее какой-то несусветный хлам —какие-то шарики, ленточки, бумажные цветочки, два яйца, обглоданную куриную кость, спичечный коробок... наконец он вынул из фуражки купюру в десять рублей и протянул ее проводнику:
— Ваша?
Илья Спиридонович стоял с выпученными глазами.
Пассажир улыбнулся, надел на проводника фуражку, засунул ему в нагрудный карман червонец и вошел в вагон.
— А вот и свободное место! —услышал Илья Спиридонович.
3
В первом купе, где устроился среднестатистический пассажир, ехали: хмурый молодой человек с ромбиком на лацкане, смущенная девушка и дед в соломенной шляпе. На верхней полке кто-то уже спал, а дед неотрывно глядел на свой чемодан.
Когда Илья Спиридонович проверил билеты, молодой человек с ромбиком, недовольно принюхиваясь, ушел в вагон-ресторан; а в купе завязалась беседа — бестолковый разговор на той стадии, когда незнакомые люди не знают, о чем говорить, но знают, что в дороге о чем-то говорить надо.
Поговорили о том, о сем: о погоде — «лето, как никогда», о молодежи — «не та пошла молодежь»;
