Икосаэдр 2.0 - Андрей Валерьевич Скоробогатов
Шестнадцать квадратов за смену. Девять участков, из них только три — на северном материке. И только два сравнительно близко от Огурца.
Это случилось на моей тринадцатой смене, никогда не верил в магию цифр, и сейчас не верю, но именно тринадцатую. Мой дневной маршрут проходил всего в трёх квадратах южнее. Зима закончилась, началась весна, но всё ещё было холодно; пронизывающий, сырой ветер дул с холмов, образованных подсаженными лесными массивами. Комбез-скафандр сменился утеплённой рабочей курткой, уже изрядно износившейся, шлем — лёгким респиратором. Я старался переработать, закончить план быстрее, чтобы выгадать лишние полчаса. И мне это удалось. За пару часов до заката я полетел обратно к точке сбора, но на середине пути переключил глайдер в ручной режим и поменял маршрут.
— Рэм, ты куда? — послышался вскоре голос дежурного. — Тут не твой участок.
— Плохо слышно, что-то со связью, — соврал я.
Врать было нехорошо. Снять телеметрию и посмотреть устойчивость сигнала можно было в любой момент. Это не домашние терминалы, которые можно заглушить любой архаичной штуковиной — квантовая связь куда надёжнее.
— Так, остановись, не сворачивай, мы вышлем ремонтников через полчаса, тебя подхватят.
Сообщение продублировали текстом. Я не прореагировал, перевёл мессенджеры в статус «занят».
На месте я оказался через сорок минут. Квадрат, где вырос Огурец, теперь был зажат с трёх сторон тремя плитами, на которых рос редкий, низенький хвойный лес, или, скорее, лесотундра. С четвёртой стороны квадрат ещё не привезли, а края имеющихся были не обработаны. Водопады струились с обрывов, наполняя получившийся залив водой. Глубина была небольшой, метра два-три, поверхность, которую я спроектировал, вышла слегка неровная, и то тут, то там виднелись крохотные островки.
Я сверился с координатами, которые вбил, уезжая отсюда девять месяцев назад. И не ошибся.
Огурец рос. На дне запруды, всего в метре под поверхностью виднелось ровное бирюзовое свечение — похожее бывает на дне архаичных ядерных реакторов монгольских кочевников. Оно исходило от ровных пятиугольных листьев и большого, набухающего красным и пульсирующего бутона.
* * *
Оно притягивало, гипнотизировало. Звало. Я завис на глайдере над ним, перевесился за борт, и мог уже свалиться в воду, если бы не выведший меня из оцепенения срочный звонок от дежурного. Сел, отдышался, вдумался. За звонком последовали сообщения, аудио и текстовые, я не ответил.
Ведь я понял смысл, понял, зачем я здесь, зачем я выбрал эту профессию, зачем потратил эти годы жизни, зачем лёг в криосон и остался на этой планете. Я должен охранять этот огурец. Теперь мне следовало свить гнездо, или что-то в этом роде — я выбрал для этого островок в метрах пятнадцати от свечения. Сначала я вернулся к границе квадрата, достал отвёртку, снял крышки, оторвал антенны, вырвал и расцарапал передатчики — в куртке, в глайдере и в консоли припринтера. Консоль ещё работала. Сухпайков могло хватить на двое суток, предполагалось, что это максимальное время, за которое человека смогут найти.
Они не найдут меня, решил я.
Перепрограммировал один из припринтеров, чтобы он начал клепать мне сахар, соль и жир — на что-то более сложное не приходилось рассчитывать, технологии пока до такого не дошли. Уже позже я понял, что можно было вспомнить навыки предков и поохотиться в ближайшей тундре, но мой мозг сработал по-другому.
Я съел половину сухпайков в первые сутки, чередуя их с жижей из напечатанного, которую я развёл в самодельной канистре. Помимо канистры и ещё пары фиговин, я умудрился сделать чугунный куб, четыре метра в поперечнике и с полуметровой толщиной стен, и водрузить его на островок, оставив лазы и бойницы по краям. Глайдер я загнал под него, окопавшись с помощью манипулятора.
Я готовился всю ночь.
Это случилось на утро, первым меня нашёл техник, отвечавший за участок. Не наш, бригада была другая. На попытку выйти на контакт я ответил выстрелом из консоли — стальной жгут пробил его глайдер, зацепив ногу, но он удержался в седле, развернул машину и умотал в тундру, выкрикивая что-то в коммутатор.
В обед пришла полиция, офицеры внутренних войск. Их было десять человек, по двое на бронированных глайдерах, я даже не думал, что такие есть у нас на орбиталке. Я сделал пару выстрелов из консоли, сумев сбить один из глайдеров с курса. В следующий миг консоль отключилась — у них нашёлся тайный случай подключиться к ней.
— Эй, Афанасьев, выходи, ты окружён! — услышал я. — Будем стрелять на поражение.
На этот случай у меня было припасено другое оружие. Я успел сделать углепластиковый арбалет, стреляющий обрезками арматуры. Не зря говорят, что каждый мужчина — чудом выживший мальчик. Я вспомнил игры в войнушку, в которые мы играли в детстве в наших сожжёных джунглях, мне это помогло. Удалось вырубить троих, пока они не перегруппировались, сомкнув щиты и выставив дуло зловещей пушки. Шарпомат, стокиловаттник, раздраконил скорлупу моего бункера, глайдер загорелся, всё заволокло дымом. Респиратор спасал, но нужно было бежать. Мне хватило ума сделать аварийный люк на крыше, я откинул тяжёлую крышку, готовясь, что следующий выстрел придётся на меня, но вместо этого услышал крик из-за спин атакующих. «Не стрелять, он безоружен!». Они были правы, я был безоружен. Стало тихо. Мой взгляд упал на место, где рос мой Огурец. Все смотрели на меня, казалось, они просто не видят свечение, которое идёт из глубины.
— Рэм, выходи, мы не будем тебя убивать, — услышал я голос бригадира. — Да, конечно, тебе светит ссылка и пожизненный строгач, но обещаю, они не станут тебя убивать. Тебя вылечат, я знаю, и ты…
Я не дослушал. Скинул пуховик, спрыгнул из бункера, нырнул в обжигающе-ледяную воду. Пятнадцать метров. Казалось бы, всего пятнадцать. Термобельё спасало первые метров семь, потом грести стало всё сложнее. Мимо меня пронеслись снаряды парализаторов — я успел нырнуть, к счастью, мимо. Плечи коченели, в респиратор попала вода. Вдруг я почувствовал, что стало намного теплее. Через воспалённые глаза я увидел, как бутон цветка раскрывается всего в метре от меня, излучая свет, но никто кроме меня не замечает этого, все кричат, показывая куда-то назад. Бутон пылал совсем близко от поверхности, пылал как будто только для меня одного, я перевалился через жёсткие, словно наждачная бумага, лепестки и нырнул в пылающую звёздами желанную глубину. Сразу стало тепло и хорошо, я познал своё естество, понял, что моё предназначение выполнено, и что совсем не обязательно здесь
