Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый - Ларри Ян Леопольдович
— а…аши…а…заки!
С бьющимися сердцами мы проходим мимо.
— Смотреть в затылок! — кричит Акулов. — Шире шаг!
Мы прибавляем шагу. Не утерпев, я оглядываюсь назад.
Казаки стоят на дороге. Очевидно, совещаются.
Уйдем или нет?
— Не оглядываться! — шипит Акулов.
Тяжелый топот коней нарастает за спиной все ближе и ближе.
— Догадались!
— Молчи!
Кони пролетают мимо. Акулов оглядывается. Мы прибавляем шагу. Теперь уж кажется, не идем мы, а бежим.
— Легче!
Песня расстроилась.
— Какая часть? — спрашивают догнавшие нас три казака.
— А ты какой? — вызывающе спрашивает Акулов, шагая рядом с казачьими горбоносыми конями.
— Ты не дури!
— А что будет? Хочешь плетей от их превосходительства генерала Сергеева?
— Не пужай! Документы предъяви. Слышь, что ли?
— Так я тебе и стал документы предъявлять, — неестественно хохочет Акулов, — ступай к его превосходительству. Разрешит он — так пожалуйста.
Отъехав в сторону, казаки совещаются, затем скачут обратно.
— Братва, гранаты приготовь! — шипит Акулов. — В случае чего, стройся в каре. Пулеметы передать пулеметчикам. Оглянется кто — пристрелю. Шире шаг.
— Акулов… Гранат нет…
— Поделиться! У кого две-три — пусть передадут товарищам. По рядам поползли гранаты.
* * *Топот коней настигает нас. До боли хочется оглянуться.
Я смотрю на Акулова. Он идет задом.
Ать, два. Шире шаг. Голова выше. Ать, два. Ать, два.
Топот ближе.
Стой!
— Круго-ом!
Так и есть. Казаки не поверили нам. На этот раз придется драться.
— Пулеметы под ноги ставь, — сдавленным голосом говорит Акулов и торопливо командует: — Становись в каре!
Ощетинившись штыками, мы сбиваемся в кучу. Пулеметчики просовывают под нашими ногами тупые морды пулеметов.
Казаки на всем скаку осаживают коней. Нас разделяет не более ста шагов.
— Огонь! — кричит Акулов.
Мы открываем стрельбу.
— Пулеметы.
Под ногами застучали шесть верных максимов. Под градом пуль сотня осыпается, точно спелая рожь. Завернув коней, казаки скачут расстроенными рядами к селу.
«Ну, а теперь смерть! — толкается в голову холодная мысль. — Теперь не выпустят нас».
* * *Свернув с дороги, мы бежим лугом. Я вижу, как передние ряды проваливаются сквозь землю. Балка. Спасительная балка.
Теперь, может быть, уйдем. Пот катится по липу. От усталости дрожат ноги.
— Не могу! — хрипит бледный Утиный нос и опускается на землю.
— Врешь! — налетает на него Акулов. — Ты можешь. Вперед!
Он хватает Утиный нос за воротник и пинком ноги заставляет бежать.
Впереди падают двое красногвардейцев.
— Вперед! — гонит Акулов.
Они встают, бегут, широко открыв рты. Прерывистое дыханье вылетает со свистом.
— Остановка! Передохнуть!
— Сменить пулеметчиков!
В изнеможении мы падаем на землю. Теперь уже ничто не может нас поднять.
— Вперед! — опять хрипит Акулов.
Кочегар мотает головой.
— Обожди. Дай… во…зду…ху… глотнуть!
— Вперед! — надсаживается Акулов.
Мы поднимаемся на дрожащие ноги.
— Вперед, братва! — кричит Акулов и рывком бросает на плечи пулемет.
Хрипя и шатаясь, мы бежим за Акуловым. Бежим часа два.
— Стой!
Перед нами лес. Так вот куда мы торопились так? Я бросаюсь на землю. Рядом со мной опускается мертвенно-желтый военрук. Он точно рыба, вытащенная из воды, хватает ртом воздух. Мокрые волосы падают из-под фуражки на мокрое от пота лицо. Я катаюсь по земле. К горлу подступает тошнота. Тысячи молотков бьют по груди, по спине, по животу, по голове, по сердцу. Меня начинает рвать.
Ушли…
— Выбрались! — задыхается Евдоха.
Нам хочется верить в это. Но все наши надежды разлетаются, как пыль под ветром.
— Идут, сволочи! — выругался кочегар.
Я всматриваюсь в сторону врага. По полю скачут казаки, надвигаясь на нас густой лавой.
Проносится первый снаряд.
— Ба-анг!..
— А, дьявол!
Мы прижимаемся к земле. Комья земли летят на голову.
— Пулеметы!
— Пулеметы!
Я вижу опрокинутый, исковерканный пулемет.
— Ба-анг!..
— Пулеметы, братва-а!
Красногвардейцы хватают пулеметы, оттаскивают назад, ложатся на них сверху. Одно мгновение я ничего не понимаю, но затем тотчас же все становится ясным. Наше единственное спасение в пулеметах. Погибнут пулеметы — погибнем и мы. Да, да… Мне кажется, что красногвардейцы, прикрыв своими телами пулеметы, делают их недоступными для артиллерийского огня.
— Ба-анг!..
«Порвет и бойцов и пулеметы…»
Но эту мысль я гоню прочь.
— Ба-анг!.. Ба-анг!..
Глава XXIX
…Я открываю глаза. Хочу протянуть руку к винтовке, но рука лежит, точно припаянная к телу. Над головой что-то вроде потолка. Я начинаю осматриваться. Вижу длинные ряды кроватей. На кроватях сидят и лежат забинтованные в марлю люди. Чувствуя на себе пристальный взгляд, я повертываю голову. Мои глаза встречаются с веселыми голубыми глазами.
— Очухался!
С недоумением я смотрю на молодого парня. Он сидит, свесив ноги с кровати, поддерживая, точно куклу, толстую забинтованную руку.
— Долго, браток, корежило тебя! — смеется парень.
— А ты кто? — спрашиваю я, чувствуя, как плохо повинуется одеревеневший язык.
— Красноармеец!
— Мы у белых?
— Видно, сдурел ты с перепугу? Белые, они бы тебя перевязали!
Я пытаюсь приподняться. Но мои усилия тщетны.
— Контуженый ты! — говорит парень.
— Какое это место?
— Не место, а город Пермь. Тебя где шарахнуло?
— Не знаю!
— Вот здорово. Вышибло все, что ли? Не помнишь, значит?
Я рассказываю про наш отряд. Красноармеец слушает с недоверием.
— А как же ты очутился здесь?
— Не знаю!
— Про Красную армию, выходит, тоже не знаешь?
— Нет!
— Забавно!
Помолчав немного, красноармеец спрашивает:
— А с вашим отрядом что стало?
— Не знаю!
Красноармеец молча глядит на меня, потом встает и уходит. Спустя некоторое время он возвращается обратно с сестрой милосердия. Они останавливаются перед моей кроватью.
— Вот, сестричка, — показывает на меня красноармеец, — беспокоится очень товарищ. Путает что-то…
— Как вы себя чувствуете? — наклоняется сестра.
— Про отряд скажите… Выбрались как?..
Сестра улыбается:
— Завтра, дорогой!
— А сюда как я попал?
— Завтра узнаете… Завтра придут ваши товарищи и расскажут вам.
— Как фамилии?
— Не знаю. Их человек пять. Они приходят каждый день.
— Из нашего отряда?
— Кажется, из вашего… Но хорошо не знаю… Завтра после обхода старшего врача вы увидитесь с ними. Вам что-нибудь еще нужно?
— Нет!
— Тогда лежите!
Поправив одеяло, сестра уходит.
— А ты лежи, лежи!.. — заботливо, как сестра, говорит красноармеец и подсаживается ближе к моей койке. — Вот выздоровеешь, тогда мы всыпем этим белякам. Сейчас в армии у нас все честь честью. Артиллерия и саперы и разные там телефонисты. Автомобиля три бронированных. А пушки — так ого: целых двадцать штук. Побитые, правда, немного, но грохот дадут.
— Лошади есть хорошие? — спрашиваю я.
— Дело не в лошадях. Лошади не ахтительные, но ничего, передвигаются. Линейки, брат, санитарные имеются. Докторов имеем. Все — чин чином. Организованно. Ероплан даже имеется.
— Настоящий?
— Летает помалу, чего же тебе еще. Бензину вот маловато. Очень уж летчики убиваются: обидно им на керосине…
— Это здорово!
— Куда уж лучше. А на фронте как?
— И на фронте дела идут…
— Победим?
— Победим, друг. Поправляйся только. Выздоравливай. И беляков еще посечем.
— Эхма! — кашляет красноармеец с веселыми глазами. — Может, в шашки сыграем? Ты говори, а я за тебя буду двигать.
— Нет! — отказываюсь я.
