Песнь пророка - Линч Пол
Айлиш входит в офис после обеда, держа в голове какую-то смутную мысль. Что-то скрытое просится наружу, ищущий разум переключается на другие заботы: сменную одежду для Бена, которую она забыла собрать для яслей, и нужно отправить по почте анкеты для продления паспортов. Тут она вспоминает, что оставила мобильный на рабочем столе. Берет со стола трубку, ни одного пропущенного звонка, непохоже на Ларри, он всегда звонит ей с демонстраций. Она идет на кухню, и Рохит Сингх перехватывает ее взгляд поверх экрана, он говорит в трубку, при этом пытаясь что-то сказать ей глазами, Айлиш не понимает, так что пожимает плечами и вытягивает нижнюю губу, изображая вселенскую скорбь. И тут она слышит, как ее окликают, видит Элис Дили, нерешительно выглядывающую из кабинета. Айлиш, ты что, не смотришь новости? Нет, я только что вернулась с обеда. И только произнеся эти слова, она понимает, чтó написано у Элис на лице, идет к ее кабинету, и на миг ее движения замедляются, как будто она всплывает со дна на поверхность, продирается сквозь водяную толщу, набирает полный рот воздуха, заходит в кабинет и видит, что все собрались вокруг большого монитора. В новостях какие-то лошади несутся вдоль улицы, превратившейся в тусклый, дымящийся ад. Она видит полицейских с дубинками, они избивают участников шествия, разгоняя по углам улицы, слезоточивый газ медленно расползается, демонстранты убегают или корчатся на земле, кадры повторяются. Люди толпятся в дверных проемах, натянув воротники на нос, и на экране постоянно крутится кадр, как полицейские в штатском хватают учителя и заталкивают в автомобиль без опознавательных знаков. Айлиш переполняет чувство беспомощности, она оказывается за своим рабочим столом с телефоном у уха, без конца посылая исходящий вызов, Пол Фелснер наблюдает сквозь щель жалюзи. Она сидит перед экраном, пытаясь мысленно разглядеть Ларри, но вместо этого видит вялый, изучающий взгляд Фелснера, видит себя полчаса назад, она жует сэндвич, а время уже пошло, время уже промаршировало мимо. Ей нужно к нему, нужно его почувствовать, ощутить смутную вину. Айлиш складывает пропуск и личные вещи в сумку, пересекает офис в пальто, свисающем с одного плеча, лестничный колодец вибрирует от стука ее подошв, затем она стоит на улице, прижимая телефон к уху, Ларри не отвечает, а когда она перезванивает, его телефон отключен. И тут Айлиш поднимает глаза, и небо этого дня кажется ей чужим, и она чувствует, что распадается на части, и дождь медленно стекает по лицу.
Глава 2
Идя к машине с малышом на руках, Айлиш подгоняет детей, безмолвно подгоняет себя. Поворачивается и видит Молли, которая молча шагает с пакетами в обеих руках, Бейли играет с тележкой из супермаркета, и ей приходится его окликнуть. Она пристегивает креслице Бена, встречая его сонную улыбку, а Молли, забросив пакеты в багажник, соскальзывает на переднее сиденье, надевая наушники. Айлиш хочется дотронуться до нее, заговорить с ней, пока Бейли, раскинув руки, несется к машине. Он забирается на заднее сиденье, хлопает дверцей и зависает в просвете между сиденьями, изучая мать в зеркале заднего вида. Мам, спрашивает он, а когда папа вернется? Сердце ухает вниз, через все тело, и продолжает падать. Она подыскивает слова, которые не хотят находиться, ловит себя на том, что отводит глаза, чувствует, что Молли тоже за ней наблюдает. Мгновение она разглядывает темнеющую улицу, мимо проходит компания куражащихся друг перед другом подростков, она знает все их ужимки, видя в них будущую Молли и теряя ее, возможно, уже потеряв. Она поворачивается к Бейли, находит и удерживает в зеркале его взгляд. Я уже говорила тебе, милый, папе пришлось уехать по работе, он вернется, как только сможет. Она видит, как ложь срывается с ее губ, невидимая ложь делает свое дело, Бейли, хмыкнув, откидывается на сиденье, принимая ее слова за чистую монету. Он тянет за ремень безопасности, прижимая Молли к спинке, пока та не оборачивается, чтобы стукнуть его по руке. Молли бросает на мать недовольный взгляд, и Айлиш отводит глаза, Молли наверняка догадалась, когда никто не пришел забрать ее с тренировки, безуспешно пыталась дозвониться до родителей, а подруги по команде одна за другой расходились во тьму, пока наконец ее не забрала мисс Данн. Лицо дочери в дверях было багровым от ярости, а потом она замкнулась в себе, и Айлиш пришлось в тот вечер признаться ей и Марку, что ключевых сотрудников профсоюза задержали, мы живем в сложные времена, но властям придется его выпустить, вы должны помнить, что ваш отец не сделал ничего дурного, правительство пытается его запугать, вам обоим следует вести себя осторожнее, вне дома не распускать языки, и ни единого лишнего слова в школе. Видит ужас на лице Молли, просит сохранить это в секрете от Бейли, он еще слишком мал, чтобы понимать. Девичий гнев сменяется молчанием, и Айлиш мнется под закрытой дверью, не решаясь постучаться. Марк воспринимает новость с какой-то странной сдержанностью, только спрашивает, почему отцу не позволили увидеться с адвокатом. Она поворачивает ключ зажигания, боясь будущей лжи, лжи, изрекаемой ее собственным ртом, понимая, что даже маленькая ложь оскорбляет ребенка и ее нельзя взять назад, стоит раз солгать, и ложь так и будет торчать изо рта, словно косноязычный ядовитый цветок. Она едет в густом потоке машин, дети молчат, и почти успевает доехать до дома, когда в ее сумке у ног Молли раздается звонок. Айлиш просит передать ей телефон, просит еще раз и внезапно начинает орать на Молли, сворачивает на обочину, тянется к сумке, вынимает наушники у дочери из ушей, и девочка с ужасом смотрит на мать. Пропущенный звонок с неизвестного номера, какое-то время она смотрит на него, не решаясь набрать. Здравствуйте, это Айлиш Стэк, мне звонили с этого номера. С ней хочет поговорить Кэрол Секстон. Кэрол, послушайте, я сейчас за рулем, давайте позвоню вам вечером? Бейли хмуро таращится в зеркало. Почему я не могу ему позвонить, мам, вы разводитесь, вот почему? Припарковавшись у дома, она открывает дверцу, намереваясь выйти, но не может решиться, словно в гравии под ногами разверзлась пропасть. Один осторожный шажок за другим, ночь обещает быть долгой.
Майкл Гивен обходит всех по порядку, говорить по телефону небезопасно, следует помнить, что тебя могут прослушивать. Она наблюдает, как он бредет на кухню с почти сожалеющим видом, как, усевшись, сплетает желтоватые пальцы, открывает телефон, вынимает и кладет на стол аккумулятор. Айлиш усаживает Бена в креслице и продолжает наблюдать за Майклом Гивеном, скоро докурится до того, что в груди будет тупо ныть вместо кашля. Вид у тебя усталый, Майкл, приготовить тебе чего-нибудь? Длинной рукой он отмахивается, но она кладет печенье на тарелку перед ним, и он вертит его в руке, не собираясь есть. Слушай, Айлиш, ходят слухи, что их хотят переместить. Бездумно наблюдая, как струя воды льется в горлышко, она задерживает дыхание, закрывает кран и ставит чайник. Переместить куда? Говорят о лагерях для интернированных на равнине Каррах, это просто слухи, но арестованных слишком много, чтобы разместить всех в городе, во время войны они держали там тех, кто представлял угрозу государству. Ты хочешь сказать, Майкл, что Ларри представляет угрозу государству? Майкл воздевает руки к небесам. Господи, Айлиш, это фигура речи, термин, который они используют. Ларри задержали по политическому обвинению, Майкл, в этом доме я не желаю слушать подобных речей. Майкл поджимает губы, в глазах детское удивление, он кивает в сторону раковины. Ты же не собираешься оставлять там эту штуку? Айлиш оборачивается, электрический чайник стоит в раковине. Вот же я идиотка, говорит она, насухо вытирает чайник, ставит на подставку и снова поворачивается к Майклу Гивену, ища источник своего гнева, выбрав его жертвой, он похож на желтое насекомое, сидящее за столом. Они забирают людей повсюду, не слышала о Филиппе Брофи, какой-то журналистишка, ПНЕ вконец обнаглели, об этом было во всех мировых новостях, а здесь тишина, они контролируют новостные редакции, но соцсети шумят. Она наблюдает за адвокатом, и ей кажется, что он мягко раскачивается на стуле, усталость волнами колышет его тело, как будто под водой. Мужья и жены, матери и отцы тонут. Сыновья и дочери, сестры и братья скрываются под водой, опускаясь все ниже и ниже. Ей кажется, она задыхается, тянется глотнуть свежего воздуха, выходит в гостиную, копаясь в своих мыслях, а сама берет пульт, находит новостной канал, убирает звук. Это чувство, что отныне живешь в другой стране, ощущение надвигающегося хаоса, готового поглотить их своей пастью. Айлиш возвращается на кухню, ощущая гнев, сжимает ладонями воздух, словно беря проблему за горло. Майкл, говорит она, чего я не понимаю, так это почему тебе запрещают с ним видеться. Я изучила закон, конвенции, и это грубое нарушение международного права, почему им все сходит с рук, почему никто до сих пор не поставил их на место? Ее слова бьются в молчание Майкла Гивена, она всматривается в его лицо, печальное и озабоченное, он как сбитый с толку пес, услышавший команду чужака. Майкл поднимает руки, хочет что-то сказать, но она снова набрасывается на него. Государство не имеет права лезть в частную жизнь, врываться в твой дом, словно людоед, хватать и сжирать отца семейства, как мне к этому подступиться, как объяснить детям, что страна, в которой они живут, превратилась в чудовище? Это скоро закончится, Айлиш, рано или поздно ПНЕ придется сдать назад, вся Европа возмущена… Тогда почему ГСНБ каждый день арестовывает все больше народу, объясняя это чрезвычайным положением, во вторник люди в штатском пришли к нам в офис и забрали Имона Дойла прямо из-за рабочего стола — ученого-статистика, самого безобидного человека на свете… а знаешь, что он попросил, надевая куртку? Чтобы мы позвонили его матери, и все это за две недели до Рождества! Айлиш садится и с силой давит на поршень френч-пресса. Она словно пребывает вне тела, и телу приходится следовать за ней, снова становясь перед телевизором, и она притворяется, что смотрит новости, подавляя рыдания. Майкл Гивен пересказывает слухи о протестах в Корке и Голуэе, которые были подавлены в зародыше, она не слушает, думая о детях наверху, о Марке, который в любую минуту может вставить ключ в замок, перекатить велосипед на задний двор, и ей будет нечего ему сказать. Майкл Гивен возвышает голос, чтобы ей было слышно из гостиной. Они зашли слишком далеко, Айлиш, протестные настроения растут, хотя в новостях ты об этом не услышишь, ПНЕ превращают страну в полицейское государство, ходят слухи, что скоро объявят военный призыв, и это в нашей стране! Люди на улицах только об этом и говорят, они хотят положить этому конец, я сам слышу… Айлиш стоит перед ним, стуча зубами. Говорят-то они говорят, да кто их слушает? Она смотрит на Майкла Гивена, пока его губы не складываются в скорбную гримасу, и он отворачивается. Оглянитесь на себя, говорит она, профсоюзы кивают и молчат, по меньшей мере полстраны поддерживает это безобразие, считая учителей злодеями… Что-то, зарождающееся в ее сознании, обретает голос, и ей страшно, теперь она слышит этот голос и проговаривает слова про себя. Вы проспали всю жизнь, мы все спим, а теперь грядет великое пробуждение. Это чувство неотступно преследует ее по ночам, она думает о Ларри, о том, как он мялся у двери, засовывал ноги в ботинки, сражался с плащом. Он знал, с чем имеет дело, и оставил тебе право сказать «нет», он сел в кресло и предоставил тебе право решать. Ночи сейчас самые длинные в году, вот что ей хочется сказать, глядя на эти желтоватые пальцы. Ты спишь в холодной постели, а пижама Ларри на подушке еще хранит его запах. Айлиш снова оборачивается к Майклу Гивену, вздыхает, садится, не зная, куда деть руки. Если так будет продолжаться, говорит она, я потеряю работу. Ты им рассказала? Ты же знаешь, как это устроено, в компании всегда есть желающие пролезть в руководство, приходится осторожничать, есть там один тип, который ни перед чем не остановится. Ты можешь взять годовой отпуск, Айлиш, не ты первая. Я не могу уйти в отпуск после того, как полгода провела в декрете. Да, но бывают чрезвычайные обстоятельства, в любом случае, у профсоюза есть средства, и, если возникнут проблемы, тебе нужно лишь обратиться. К кому, Майкл, обратиться к кому, если в профсоюзе никого не останется? Некоторое время он молчит, разглядывая длинные желтоватые пальцы, тоскующие по сигарете. Она беспокойно перебирает руками, снова встает, чувствуя свое превосходство. Майкл, я хочу вернуть мужа. Айлиш, мы делаем все, что в наших силах… Ты меня не слушаешь, я хочу, чтобы ты доставил его в суд и судья вернул его детям. Айлиш, в любое другое время мы подали бы жалобу в Верховный суд на незаконное задержание, но право арестованного быть доставленным в суд для пересмотра меры пресечения приостановлено в соответствии с законом о чрезвычайных полномочиях, по сути, государство теперь обладает особыми правами, заставляя молчать судебную систему. Ты меня не слушаешь, Майкл, я хочу, чтобы ты меня выслушал, хочу, чтобы ты кое-что сделал, чтобы ты вернул домой моего мужа. Айлиш, это неразумно, происходят беспрецедентные вещи, в стране истерия, думаешь, можно просто щелкнуть пальцами, и государство кинется исполнять твою просьбу… Мысленно она обеими руками тянется к его горлу, вцепляется в гортань, рывком открывает рот, просовывает ладонь внутрь, хватает трусливый язык, сжимает и выдирает его с корнем. Наблюдает за тем, как он развел на столе руки, без сигареты они робки и невыразительны, они как будто говорят, что адвокат готов сдаться. Майкл Гивен поднимает голову, и Айлиш видит глаза человека, который не спал, и ее охватывает жалость, ибо его руки говорят, что этот человек был обучен играть по правилам, но правил больше нет, и куда человеку деваться? Внутри нее расходится шов гнева. Сходи за ним и приведи сюда, а если ты не пойдешь, я сама его приведу, вот как я поступлю, и я лучше умру, чем буду смотреть, как его отсутствие с утра до ночи мозолит детям глаза. Майкл Гивен встает и долго смотрит на нее, как будто решается. Айлиш, выслушай меня, я не хотел говорить, но вижу, придется, в ГСНБ нам прямо сказали, что, если мы не отступимся, если продолжим ходатайствовать о выдаче судебного приказа, нас тоже арестуют и посадят в тюрьму. Ее рот открывается, но оттуда не вылетает ни звука, она освободилась от тела, став одной черной мыслью, и мысль разрастается, пока не поглощает материю целиком. Когда Айлиш снова ощущает себя внутри собственного тела, с ее губ срывается шепот. Майкл Гивен встает из-за стола, подходит к раковине, моет руки. Говорят, приближается шторм, какая-то «Белла», следующие пару дней держитесь за шляпы. Айлиш смотрит на адвоката, желая обрушить на него свою ярость, но вместо этого отворачивается к окну. Когда она проснулась, вишневые ветки еще удерживали мокрый снег, но сейчас деревья в каком-то безумном заговоре клонятся навстречу тьме.
