Пусть дерутся другие (СИ) - Булаев Вадим
***
Пробиться к Психу мне не удалось. Заранее предупреждённые репортёры плотно облепили выход из вагона, мешая остальным выходящим и спешащим по перрону пассажирам, потому наблюдал издали.
Первый номер вернулся с кампанией. Рядом с ним отирался дородный майор, изображавший из себя заботливую няньку. Получалось у него неважно из-за широченной улыбки, точно парализовавшей физиономию, и постоянного желания угодить в объективы камер, оттеснив виновника торжества. Тот, впрочем, не возражал, отмахиваясь от наседающей журналисткой братии, и кивал на майора.
Псих... Он похудел ещё больше, осунулся. Некрасивое лицо с острым носом было будто не от мира сего: сдержанное, прохладное, какое-то... всё в себе.
Репортёры что-то спрашивали у освобождённого бойца, но за него отвечал сопровождающий, сообщая всех и каждому о приглашении на пресс-конференцию с последующим банкетом.
Затем, сквозь плотную толпу, протиснулся видный господин, громко объявивший о своей принадлежности к ветеранскому комитету. Поздравил, пожал руку, приобнял Психа за плечи и замер, давая возможность запечатлеть столь трогательный момент для вечерних новостей. Майор тоже прижался, с другой стороны, стерев улыбку и придав суровости полной морде, под стать отрешённости освобождённого.
— Маяк! — Псих даже привстал на цыпочки, заметив меня. — Маяк!
Я сделал приветственный взмах рукой, с непонятным удовольствием глядя, как мой первый номер бесцеремонно расталкивает репортёров, под сдавленный визг наступает кому-то на ногу, игнорирует возмущённый тон сопровождающего, требующего «соблюдать протокол».
— Привет, — он подошёл вплотную, жадно глядя мне в глаза.
— Привет.
— Встречаешь?
— Да. Как добрался?
— Потом расскажу. Ты как?
— В порядке. Тут...
— Про маму знаю, — у Психа дёрнулось веко. — Рассказали. Кто?
— Кано, — ответил я одними губами. — По его наводке.
Он закусил нижнюю губу, мелко покачал головой.
— Падла... За что?
— Господин Бауэр! — вклинился между нами майор. — У нас график! Вас ждут! Мы, если помните, договаривались!
— Да. Помню, — освобождённый и взглядом не удостоил навязчивого сопровождающего. — Он может поехать с нами?
Человек в форме окинул меня взглядом, явно не понимая, для чего ему отходить от заранее полученных инструкций.
— Нет. Кто это?
Толпа перекочевала от вагона к нам, заинтересованно прислушиваясь к разговору. Некоторые меня узнали.
— Господин Самадаки! Как давно вы знакомы с господином Бауэром?
— Что вас связывает?
— Какое участие вы принимали в процессе освобождения?
Не дадут поговорить... Я положил ладонь на шею Психа, притянул его голову к себе и тихо сказал:
— Вечером. На центральной площади. Как разгребёшься — приходи. Буду ждать ежедневно!
***
Нервы первому номеру истрепали знатно.
Он появился почти ночью. Злющий, дёрганый, тихо матерящийся в нос и постоянно осматривающийся, словно искал притаившегося папарацци. С красивой медалью на груди — два перекрещенных меча и скромная надпись: «За Доблесть».
— А, — заметив моё внимание к награде, отмахнулся Псих, — повесили побрякушку. Лично из администрации президента притащились, будто у них другой работы нет.
— Как прошло?
— Тоскливо. Спрашивают, суетятся, кровавых подробностей жаждут, камерами толкаются. Только кто же им расскажет? Мне перед поездом методичку дали, что и как отвечать. И майора в нагрузку, из пресс-центра.
— Давно отпустили?
— Из плена? За сутки до того, как селфи на границе делал. Потом чуть-чуть держали в армейской части — контрразведчики проверяли мою личность и общались на отвлечённые темы. Но это нормально. Да-да. Когда им наскучило — перепоручили майору. Но о нём я уже сказал... Куда пойдём? Хотелось бы пообщаться в спокойной обстановке.
— Мне всё равно. Некуда идти. Можем в хостел или в гостиницу.
— В ресторан! — категорично объявил Псих. — В лучший! Посидим по-человечески. Мы это заслужили.
Глава 10
По всеобщему мнению столичных жителей, ресторан «Ранчо Джо» являлся самым достойным заведением среди своих собратьев и славился как простой, так и утончённой кухней.
Многие посетители отдельно упоминали интерьер времён первых колонистов какого-то Дикого Запада, великолепно дополняющий ненавязчивый сервис. Или наоборот — интерьер превосходил сервис. Прочитанные отзывы изобиловали восхваляющими прилагательными, в которых я немного запутался.
— Ранчо Джо. Знаешь такой?
— Не-а... Модный?
— И дорогой, — сайт заведения продемонстрировал красиво разложенные яства с крайне нескромными цифрами в местных марках.
— Туда! — воодушевился Псих. — Хочу посидеть со вкусом и поболтать в приятной атмосфере. Нам есть, о чём поболтать.
Сопоставив стоимость предлагаемой еды с ценами в кредитах Федерации, я честно признался:
— Для меня — дорого. Там отбивную продают как половину горного велосипеда. Давай что-нибудь поскромнее.
— Деньги есть. Тем более, я тебе должен. За больничку. Вызови такси, — попросил первый номер, а после добавил. — Не успел коммуникатором обзавестись.
***
В машине Псих вёл себя оживлённо. Много говорил, изредка хмурился, вспоминая о матери, но надолго его грусти не хватало. Боль утраты успела частично перевариться, отупеть, уступая место обычной человеческой жизни, требующей положительных эмоций.
— Как мама погибла? — спросил он в один из таких приступов тоски.
Я рассказал, без утайки. И как сбежал, и про кимоно с широкими рукавами, давшее мне шанс, и про остальное.
— Я... Мне очень плохо без неё, — вздохнул первый номер. — Но я справлюсь. Есть ты, есть большой мир, есть дружба. Каждый день о маме думаю. Часто-часто. Вот тут, — худой палец постучал по левой половине груди, — умерло что-то. И родилось, но другое... Тёплое и печальное.
— Память, — ответил я, отворачиваясь к окну. — Это память.
— Наверное. Тебе, мне кажется, интересно, как я провёл время в плену?
Психу явно хотелось сменить тему, сгладить нарастающую неловкость.
— Ага.
— Скучно. Рисовать нельзя, погулять негде. Лежал в больнице, по выздоровлении получил приговор. Потом жил в тюрьме.
— В какой? Четвёртой?
— Не-а... В третьей. Про четвёртую только слышал. Она далеко, на юге, и там всегда жарко.
— Не всегда. По ночам прохладно.
Он что-то увидел в моём лице, и вновь сменил тему.
— Ты извини за деньги. Я, когда раненым лежал, предлагал «южанам» перевод от мамы, но Длинный отказался. Испугался, что во взяточничестве обвинят. У них там другие порядки. Тогда вспомнил про тебя и про твои сбережения. Видел, как ты их, на позиции, под нары прятал. Случайно получилось, я не подсматривал.
— Всё в порядке… Это всего лишь деньги. Они тебе помогли?
— Помогли. «Южане» благотворительный фонд подключили, только я название забыл. Выдали хорошие лекарства, операцию оплатили... Такую, которая не входит в обязательный перечень по социальным гарантиям. Искусственно выращенную почку вставили, кишечник заштопали, а не частично удалили, остальное само зажило. Спасибо, очень выручил. Я остался здоровым.
— Долго на койке валялся?
— Да почти всё время. В тюрьме всего три недели побыл и ещё немного... Мог бы и больше, но в больничке задержали. Долго почку везли.
— Да уж, ничего не потерял. С Гленом в больнице общался?
— А где ещё? Переодели в форму, отвезли на административный этаж, усадили за стол. Гленноу прикольный. Умеет беседу поддержать... У тебя в каком банке счёт? И сколько ты в наличке «южанам» передал? Я переведу или сниму и отдам. Как тебе удобнее?
— Разберёмся, — на меня навалилась бесконечная усталость, словно я месяц, без сна и отдыха, носил тяжёлые кирпичи.
Не хотелось ни в ресторан, ни... вообще никуда не хотелось, но отказать Психу я не мог. Посижу с ним чуть-чуть, и в какой-нибудь хостел поеду. А финансы... Завтра. Всё завтра.
