На острие ножа - Блэкмен Мэлори

Сеффи подняла голову и перехватила мою улыбку. И робко улыбнулась в ответ, словно вдруг засмущалась.

— Что?

— Я… я написала еще несколько стихотворений, — начала Сеффи чуть ли не через силу. — Очень личных. Про нас… с Каллумом.

Я словно пыталась покормить пугливую птичку или лань. Одно неудачное слово с моей стороны — и она умчится прочь и закроется, как зонтик-автомат. Я держала рот на замке.

— Я их никому не показывала, даже Джексону, — продолжала Сеффи.

— Хочешь показать?

— И да, и нет. Я бы хотела, но… мне немного страшно.

— Ну что ж, Сеффи, тогда тебе придется принять решение. Либо ты их показываешь, и тогда пусть весь мир идет к черту, или ты держишь при себе, но тогда ты не получишь никакой обратной связи и не сможешь ни с кем поделиться.

— Все не так просто. — Сеффи вздохнула.

— А вот и нет. Все просто, и именно так. Тебе, Сеффи, придется решить, как ты хочешь поступить, и так и поступить. Или какай, или вон с горшка!

Сеффи засмеялась. Секунду спустя я к ней присоединилась.

— Иногда вы как скажете, Мэгги. Вечно меня смешите.

— Сколько нулей нужно, чтобы поменять лампочку? Одного хватит, зато лампочек потребуется целый вагон!

Все зрители в студии дружно расхохотались. Я повернулась посмотреть на экран телевизора. Сеффи тоже. Так называемый комик Вилли Вонти (ну и имечко! Кто ему такое придумал?!) стоял и нежился в лучах зрительских симпатий, как последний болван. Этот тупица-нуль даже не понимал, что аудитория смеется над ним, а не вместе с ним. Я только головой покачала, когда он расплылся перед камерой в улыбке, будто слабоумный.

— А знаете, ко мне вчера зашел хороший друг — что-то он совсем приуныл. «Что с тобой стряслось?» — спрашиваю. «Да в семье нелады, — говорит он. — Жена ушла к женщине, папа выжил из ума, младший сын в тюрьме, дочка родила полукровку, а старший сын избрался в парламент. Как мне пережить такой позор?!» Вот я ему и посоветовал говорить всем, что старший сын у него грабит банки.

— Зачем вы смотрите эту белиберду? — Сеффи исподлобья поглядела сначала на меня, потом на экран. — И я не приветствую, когда рождение у меня дочери приравнивают к тюрьме или маразму. Что это за шутка юмора такая?

— Я ему тексты не пишу, Сеффи, — напомнила я. — Мне этот придурок кажется таким же козлом, как и тебе.

— Вряд ли, — скривилась Сеффи.

— Гарантирую, — твердо возразила я. — Слышать такие шуточки от Креста — это одно. А когда нуль так шутит, это воспринимается совсем по-другому. Он делает так, что кажется, будто потешаться над нами — нормально. А это ненормально.

— Тогда давайте выключим, — попросила Сеффи. — У меня от этого обалдуя с души воротит.

Я нажала кнопку на пульте, переключила канал. Шли новости. И тут у меня земля ушла из-под ног.

— Сегодня утром полиция объявила, что достигнут значительный прогресс в розысках убийцы Кары Имега, владелицы салона красоты. Для содействия в расследовании разыскивается Джуд Макгрегор. Просим телезрителей помочь в розыске этого человека. Если вы видели подозреваемого, просим вас немедленно сообщить в полицию. Полиция предупреждает: ни при каких обстоятельствах не приближайтесь к преступнику, он опасен и, вероятно, вооружен.

Фото Джуда в восемнадцать лет словно прожгло телеэкран и ринулось прямо на меня.

— Господи боже мой… — выдохнула Сеффи.

Я не могла произнести ни слова. Джуд. Мой сын. Разыскивается за убийство. Это не может быть правдой. Джуд — борец за свободу, а не хладнокровный убийца. Он никогда бы так не поступил. Забить бедняжку до смерти… Никто в здравом уме не смог бы так поступить. Джуд этого не делал. Точно? Точно?!..

Сеффи смотрит на меня. Ну и пусть смотрит. Мой мальчик наломал много дров, и я им не горжусь. Я знаю, что он не святой. Он состоит в Освободительном Ополчении и называет себя борцом за свободу. Свобода прежде всего, вот их девиз. И, как член ОО, он наверняка занимался разным… совершал ужасные поступки. Но это было и есть потому, что он считает свое дело правым. Я понимаю, это ничего не оправдывает, и знаю, что от этого преступление не перестает быть преступлением, но он борется за то, во что верит. А убить эту девочку — просто так, хладнокровно… Да еще и парикмахершу! Человека, который нанимает нулей и Крестов на равных правах! Он не сделал бы этого. Но они думают, что сделал. И не остановятся, пока не поймают его, не запрут и… о Господи… не повесят.

Я не могу потерять последнего ребенка.

Господи, пожалуйста, не дай мне потерять последнего ребенка.

Господи Боже, прошу Тебя, прошу Тебя, не дай мне потерять последнего ребенка!

Господи, пожалуйста, не дай мне потерять последнего ребенка…

Прошу Тебя, Господи…

ЗЕЛЕНЫЙ

Глава 45 ∘ Джуд

Ночной воздух был неожиданно холодным. Прощай, лето. Оно прошло мимо меня. Я застегнул молнию на куртке, а свободную руку засунул поглубже в карман.

— Повиси секунду, Морган, — сказал я в мобильник.

Я огляделся, дерганый, как заяц в лисьей норе, но здесь мне ничего не грозило. Центр города был практически пуст, а те немногие, кто еще слонялся поблизости, не собирались задерживаться из-за прохлады.

— Так это ты сделал? — повторил вопрос Морган. — Ты убил ту девушку, как говорят в новостях?

— Сколько раз повторять «нет», чтобы ты мне поверил? — рявкнул я.

— С тебя станется, Джуд, — сказал Морган.

— Спасибо.

— Я серьезно. Иногда ты меня пугаешь, и я тебя знаю. Не удивлюсь, если она два раза поглядела в твою сторону как-то не так, и ты ее порешил.

Услышав такое, я остановился и убрал телефон от уха. Если бы сейчас Морган стоял передо мной, я бы сбил его с ног ударом кулака.

— Как славно знать, кто твои друзья, — сказал я наконец с нажимом.

Я не забыл, что Морган теперь путается с моей девушкой, с Джиной. На нее саму мне, в общем-то, наплевать, зато не наплевать на то, что он со мной так поступил. Так с друзьями не поступают. Что лишь доказывает восьмое правило Джуда: друзей не существует в природе. Только знакомые, которые тебя еще не сдали. Может, еще и с капелькой третьего правила для ровного счета: никого не оставляй у себя в тылу.

— Я твой друг, Джуд. Не веришь — не верь, но это так.

— Точно? А как там Джина поживает?

Морган вздохнул:

— Если тебе так неприятно, что мы с ней вместе, я ее брошу. Только скажи.

Похоже, он не шутил.

— Сам решай, чего хочешь, — ответил я.

Чего я точно не собирался делать, так это успокаивать его больную совесть за него. У меня самого было что успокаивать, не до других.

— Так и сделаю, — сказал Морган. — Слушай, ты знал Кару Имега?

— Может, да, а может, нет, — ответил я.

— Ты знаешь, кто ее убил?

Я не ответил.

— Ладно, в любом случае лучше держись ниже плинтуса в ближайшие несколько месяцев, — сказал Морган.

— А то я сам не знаю, — раздраженно отозвался я. — И, Морган, чисто для сведения: я этого не делал.

С этими словами я дал отбой. Я все твердил себе, что поступил правильно. Я — борец за свободу. Иногда нам надо делать что требуется, любыми средствами. Но каждый раз, когда я пытался себя в этом убедить, слова звенели гулко и оглушительно, будто набат, который все не смолкал. Я снова огляделся. С тех пор как полиция сделала мой фоторобот и объявила миру, как меня на самом деле зовут, я был словно кот, пляшущий на горящих угольях. Я знал, что рано или поздно отпечатки пальцев из дома Кары сравнят с отпечатками из моего дела, это только вопрос времени. Но из-за того, что о моем знакомстве с Карой сообщили не сразу, я, как дурак, стал на что-то надеяться. Поверил, что мне это сойдет с рук. Надо было понимать, что к чему. А теперь придется держаться не только ниже плинтуса, но еще и постоянно настороже. Бояться яркого света. Бояться любого взгляда. Я засел в дешевой гостинице и жил там будто какой-то упырь — вылезал только по ночам, прятался в тени и в подворотнях, где моего лица никто не видел.