Мышь - Филиппов Иван
Это был высокий парень с приятными чертами лица, только сейчас они были искажены в страшном крике. Изо рта у парня капала кровавая пена, а в глазах не было видно зрачков — только белки.
Это был инстинкт. Точно не осмысленное решение. Расул повернулся и побежал — но не вниз, в подъезд, а наверх. В конце короткой лестницы была решётка, закрывающая дверь на чердак, а в решётке — аккуратно выпиленная дыра. Он нырнул в неё, рюкзак с едой чуть не застрял, но Расул сильно дёрнул его на себя, порвал одну лямку и затащил его следом за собой.
Он обернулся и выглянул сквозь прутья решётки: чудовище догнало девушку и за те секунды, которые потребовались Расулу, чтобы спастись, повалило её и… Монстр просто рвал её и запихивал куски плоти себе в пасть.
Расул отвернулся и побежал. Через чердак и низкую дверь на плоскую крышу.
Прошло, наверное, полчаса, прежде чем ноги стали снова слушаться. Расул подошёл к краю крыши посмотреть, что происходит внизу. Заворожённый смотрел он, как волна за волной заражённые наполняли собой переулок, сея смерть и разрушения. Первые часы в переулке ещё было какое-то движение. На огромной скорости машины пытались прорваться к Кремлю, врезаясь в толпы зомби, но попытки эти чаще не удавались — автомобили увязали в телах.
Расул открыл твиттер — его старенький сяоми не тянул даже YouTube, а вот с твиттером как-то справлялся. Чтение новостей немного помогло: из хаотичных сообщений Расул понял, что в столице какая-то чума и все умирают, а кто не умирает сразу, становится зомби и начинает есть других. Он даже ущипнул себя, чтобы проверить, что он не спит — нет, не спит.
Наступила ночь, но на его крыше было светло от горевших вокруг пожаров. Храм, стоявший на другой стороне улицы, загорелся ещё в первый день, и сейчас от него не осталось ничего, кроме провалившегося от жара купола и оплавившегося креста.
Орали сигнализации, где-то страшно кричали люди. Бахнул танк, потом ещё раз. Расул услышал, как где-то неподалеку взлетает вертолёт. Звук лопастей сначала приближался, а потом оборвался, и ночь раскрасил столб огня — откуда-то со стороны Кремля. Расул смотрел и смотрел, он не мог отвести взгляд и всё время думал о доме. О звёздах и яблоках, о маме и сестре.
Он позволил себе открыть рюкзак, только когда голод стал совсем невыносимым. Аккуратно прочитал рукописные этикетки на всех контейнерах: лапша с курицей, рамен, том-ям с кимчи, пирожки бао со свининой. Это была незнакомая еда. В вопросах гастрономии Расул был консервативен, и за два года в Москве позволил себе только один раз попробовать суши (ему не понравилось), в остальном же он старался искать что-то родное и привычное. Но выбора не было, и за следующие дни он съел весь заказ, даже харамные пирожки. Ему показалось, что в сложившихся обстоятельствах Всевышний к этому поступку отнесётся с пониманием.
Отведя наконец взгляд от звёзд, он встал, ещё раз оглядел мёртвую улицу внизу, улёгся на тёплой крыше и уснул. Его сон состоял из шума и ярких вспышек: взрывы, крики, звуки лопастей вертолёта.
Когда Расул проснулся, было уже сильно за полдень. Даже пекущее солнце удивительным образом не нарушило его сон и, поднимаясь с уже горячей крыши, он почувствовал, что отдохнул и выспался. Только очень хотелось есть. Ну что ж, сейчас он узнает, будет ли сегодняшний день последним в его жизни, или Всевышний всё-таки даст ему ещё один шанс. Расул твёрдо решил, что если выживет, вернётся домой и никогда из села уезжать больше не будет. Даже в Кизилюрт.
Он снял кроссовки и кинул их вниз. Спускаться будет проще босиком. Он перевесился через парапет крыши и посмотрел вниз: очень высоко. Слишком высоко! Но делать нечего.
Расул уже было занёс ногу, чтобы перелезть, когда увидел в конце переулка странную фигуру. Очень аккуратно через горы мёртвых тел и машин пробирался человек в ростовом костюме розовой мыши. В отличие от Кости, Расула мышь ничуть не удивила — несколько его знакомых вот так подрабатывали на Арбате. Ему же такой способ заработка всегда казался унизительным. Впрочем, какая разница — главное, что по улице шёл живой человек!
Расул перелез через парапет, повис на нём, одной рукой ухватился за водосточную трубу и, цепляясь за неё, но никогда не перенося на неё весь вес, пополз вниз.
***Тоня была уверена, что это случится раньше, но их автозак окончательно заглох и отказался заводиться, только когда она попыталась протаранить им ворота Лефортовского парка.
По Красноказарменной улице проехать было невозможно: у моста дорогу перекрыли два врезавшихся друг в друга трамвая. Множество разбитых машин закрывали съезд на набережную. Тоня с Лавром было отчаялись, когда ей пришла идея срезать через парк. Тут-то их и подвёл отечественный автопром. Автозак протаранил тяжёлые железные ворота, въехал в парк и издох.
Но это была не самая плохая новость. В зеркало Тоне с Лавром было отлично видно, какая толпа собралась у их машины. Сотни заражённых врезались в автозак, давили друг друга и страшно кричали. Тоня вроде уже научилась «отключаться» от этого омерзительного звука, но всё равно было неприятно и тяжело. Пробирало до мурашек. Как будто кто-то длинными ногтями скрёб по школьной доске.
Была и хорошая новость. Видимо, один из сторожей парка при первых признаках беды закрыл обе ведущие внутрь калитки. Автозак пробил ворота, но при этом задняя его часть заблокировала проход, и Тоня с Лавром могли при желании спокойно выйти и пойти вперёд. Но сначала, как разумно заметил Лавр, чтобы не испытывать судьбу, было правильно подождать, пока страсти поулягутся.
Они сидели молча уже около часа. Сил говорить не было — с момента, когда они выехали из ворот тюрьмы, они не спали и, что самое важное, не ели. От голода у Тони громко заурчало в животе.
— Вы правы, Тоня, есть очень хочется. Но где мы тут можем что-то найти?
Тоня неплохо помнила Лефортовский парк, он был рядом с работой и она иногда здесь гуляла.
— В центре парка есть кафе с блинами. Может, повезёт, и там что-то осталось.
Идея блинов, или даже просто какой-нибудь блинной начинки, вдохновила обоих. Тоня ещё раз посмотрела сначала в зеркало заднего вида, потом в окна — нет, заражённых в зоне видимости не было. Значит, можно рискнуть.
Они вылезли из машины, стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания собравшейся за оградой толпы, и медленно пошли по центральной аллее вглубь парка. Идти до кафе было недалеко, но Лавр считал, что им не стоит торопиться — важнее соблюдать осторожность и идти максимально тихо. В результате шли они не спеша, как будто прогуливались. Как будто они дедушка и внучка.
— Никого нет. Ни уток, ни белок, ни собак — просто никого…
Тоня вопросительно смотрела на Лавра, надеясь, что он предложит какое-то объяснение этому обстоятельству, но Лавр был весь погружён в мысли. Тоню же тишина угнетала — в тишине было ещё страшнее.
— Лавр, а дети у вас есть? Или там внуки любимые?
Вопрос про семью, казалось, ненадолго отвлёк Лавра от его очевидно грустных мыслей. Голос его стал как будто более звонким.
— Две дочки и внук. — Он сделал паузу и опять погрустнел. — Его зовут Давид, но я с ним, к сожалению, ещё не знаком. Не успел.
— Как так «не успел»?
— Дело в том, что мои девочки, обе, живут не в России. Они много лет назад уехали в Швейцарию и вышли замуж уже там. Давид родился у моей старшей — Вики — совсем недавно, ему всего пара месяцев. Я собирался полететь к ним в сентябре познакомиться, но теперь…
От этого ответа у Тони неожиданно испортилось настроение: вот, ей казалось, Лавр нормальный человек, а у него дочки в Швейцарии. Небось за богатеньких замуж выскочили и сбежали. Тьфу!
Лавр не мог знать об этих мыслях и продолжал говорить, хотя Тоня бы сейчас предпочла, чтобы он снова замолчал.
— Я всегда мечтал, чтобы мои девочки занимались наукой. Но я мечтал заразить их своей специальностью, чтобы они продолжали моё дело. А получилось, конечно, совсем не так, как я задумывал. Вика преподаёт в Бернском университете математику, а моя младшенькая, Соня, работает в ЦЕРНе. — По озадаченному лицу Тони Лавр понял, что слово «ЦЕРН» ей ни о чем не говорит, и поспешил объяснить. — Это самый важный в Европе центр ядерных исследований.
