Ответные санкции (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

— Первобытная дикость! — возмутился лондонец. — Кстати, он омолодится бесконечно? До младенца?

— Задайте мне этот вопрос через шестьдесят лет, сэр.

— Я бы посмеялся над вашей шуткой. Но она слишком дорого обходится нашему капиталу.

Вторично он приехал через два месяца в сопровождении двух типов в одинаковых строгих костюмах. Виктор напрягся и показал их изображение деду.

«Агенты, как пить дать. Разведка или контрразведка. Что-то мутит баронет».

Нотхельм ничего не мутил. Он просто решил продать проект. Первой заинтересовалась служба МИ-5. Один из костюмов твёрдо заявил:

— Никакой коммерции. Умирает Брежнев. За продление жизни он отдаст что угодно: Восточную Пруссию Германии или острова японцам. А уж от Японии и Германии мы истребуем всё на свете.

Лечить паноптикум из Политбюро ЦК КПСС? Какое разочарование! Не для того Виктор сбежал из Союза.

Зато беребер вдохновил агента. Англичанин несколько раз щёлкнул его фотоаппаратом, игнорируя слабые протесты, потом оформил фотосессию по больнице, где снимал врачей, пациентов, сестёр милосердия. Плёнку не удалось увезти из Тимгада, а госпиталь сгорел дотла. Британских врачей, пытавшихся выбраться, местные швыряли обратно в огонь, оперативники МИ-5 разделили их судьбу. Европейцев сожгли не из злобы. Пламя очищает от дьявольской заразы, только искушённый дьяволом мог фотографировать людей и красть их души…

Глава одиннадцатая,

в которой герой ищет выход из безвыходной ситуации и, как можно догадаться, не находит

Ужасно, как подумаешь, что все великие люди умерли!

Александр Македонский, Наполеон и все остальные…

Да и мне что-то нездоровится.

Мы не отступаем — мы наступаем в другом направлении.

«Не смешивай любовь с жаждой завладеть. Эта жажда приносит только мучения».

«Правильно. Оставляем эту фразу. Дальше!»

В Центральной Африке французский выходит из моды, постепенно вытесняемый «модерн инглишем», мечтой двоечников. Я, напротив, стремлюсь развить в себе немодный язык бывших колонизаторов, хоть мой собеседник прекрасно владеет английским. Но «Цитадель» можно редактировать только в оригинале.

Чёрт побери, как он прав! Опрокинув на спину Элеонору, я только утолил жажду. При каждом удобном случае утоляю ещё и ещё. К чёрной звёздочке ну совсем не было животной похоти, иначе нашёл бы как воспользоваться совместной ночёвкой в солдатской койке.

Элеонора спасла меня от верной смерти, я спас Джени… Кто к кому должен лучше относиться? Говорят, что сложно разобраться в женщинах, мне труднее определиться самому.

Одно знаю точно — никогда не вернусь к Инке. Даже если ввалить в неё два лимона баксов и перекроить в супермодель. Промолчу о том, что двух миллионов у меня нет, а будут — найду применение получше. Но дело в другом. Перипетии последнего года соскоблили с меня какую-то шелуху. Вот — настоящая жизнь. Да, опасно, голову могут отвинтить в любой момент, у врагов не заржавеет, свои (а своих — два комплекта на выбор) запросто принесут в жертву как разменную пешку. Но не хочу больше этих сонных брифингов в Сколково, вечных претензий супруги, тёщиного брюзжания с кухни. Я всю жизнь врал ради саморекламы. Наверно, я вырос пиарщиком. Здесь я тоже лгу. Но учусь быть откровенным с самим собой.

«Месье Ген? У вас всё в порядке?»

Дожил. Обо мне беспокоится только покойник.

«У меня терпимо. Общество болеет».

Рассказываю о проблеме с Некросом. Меня беспокоят его советы Верховному Главнокомандованию.

«Странно, что вы сами не догадались. Кстати, мы это разбирали в „Цитадели“. Помните?»

Он подводит меня к отрывку, не слишком поначалу понятному.

«Толпа, — говорил отец, — ненавидит человека, потому что всегда бестолкова и расползается во все стороны разом, уничтожая любое творческое усилие. Плохо, если человек подавил толпу. Но это ещё не безысходность рабства. Безысходное рабство там, где толпе дано право уничтожать человека».

«Но какое отношение…»

«Просто запомните эти слова, месье. Сейчас скажу одно. Не все здесь одиночки как я. Индивидуумы примитивного склада собираются в стаи. В толпу. Как вы полагаете, к чьему мнению прислушиваются ваши боссы?»

Он оставляет меня в полном замешательстве. Примитивов, согласных раздавать любые советы направо и налево, разглашать чужие секреты, навалом среди живых. Мёртвый француз знает какую-то тайну, но не торопится ей поделиться.

Я снова подпираю спиной любимую пальму. Теоретически, набравшись ума-разума у авторитетов прошлого, должен строчить очередное заявление МИД. И ограничиться набором слов нельзя. Мир на краю войны, одно неосторожное выражение способно столкнуть его с обрыва в пропасть.

В Штатах скандал. Такой плюхи по носу они не получали со времён Вьетнама, да и оттуда убрались как бы планово, исчерпав задачи операции. Здесь спасовали перед техническим превосходством мусульманского государства да перебили кучу нонкомбатантов. Джени в нецензурной форме объявила общественное порицание власти. Баллотируйся она сейчас если не в Белый дом, то в Сенат, набрала бы больше голосов, чем многие из заседающих в нём. И президентские выборы не за горами!

Смарт показывает недовольное лицо начальства, явно не горящего желанием меня видеть.

— Мистер Ген? У вас что-то срочное?

Ван Даймон выглядит осунувшимся. Не скрывает раздражения. Желает быстрее нажать отбой.

— Простите, отниму не более минуты. Я понял, как выстроить диалог с Госдепом. Нужно отдать им победу в войне, — пока босс не послал меня чистить гальюн, торопливо выпаливаю доводы, некоторые из них мне самому кажутся натянутыми. — Подписать прекращение огня, в нём оговорить право присутствия 6-го флота в территориальных водах. Убедить алжирцев провести всеобщие выборы в случае прекращения боевых операций повстанцами, естественно — под наблюдением ООН. Результаты выборов мы знаем заранее, верно? То есть нынешней администрации подкинем шанс обозвать отступление победной атакой, торжеством демократии, оплаченным жизнью двухсот тридцати моряков с «Омахи», героев с ног до головы. За это кулуарно договариваемся с американцами обо всём, что нам нужно, снимаем взаимные санкции… Что-то не так?

— Ваши доводы диаметрально расходятся с советами… оттуда.

Знаем же оба, что разговоры по нашей сети не засечь и не подслушать. Но инстинктивно шифруемся. Босс, вы ничем меня не удивили. Я просчитал, что выдаст Некрос, и предложил всё сделать с точностью до наоборот.

— Да, сэр. Смею предположить, «оттуда» настаивают давить на Вашингтон по полной. Изложу в письменном виде.

Считаю, что повезло. Тупой служака взял бы под козырёк и меня заставил сделать бы тоже самое. У этого есть голова и совесть. Как долго человек в ван Даймоне будет способен сопротивляться чиновнику?

— Жду через пятнадцать минут. Не забывайте — на вас встреча с русскими, — он отключается.

Помню… Нужно снова лететь в Банги. Не сомневаюсь, кто-то из российской делегации всенепременно передаст привет от товарища полковника.

Международная жизнь вокруг Центральной Африки кипит с интенсивностью, явно превышающей пропускную способность нашего скромного МИДа. Протокольная подготовка ужата до неприличия. Если государственные визиты протекают так-сяк, с церемонными расшаркиваниями перед номинальным главой государства и деловыми переговорами с директоратом Корпорации, то официальные и просто рабочие больше похожи на встречи без галстуков.

Ради русской делегации мобилизовано всё, имеющее происхождение из СССР или СНГ. Дженифер — тем более. Персона, вывалившая американцам то, что думают о них русские, только стесняются сказать, вызывает у москвичей самые радужные эмоции. Ну, и она старается. Бросив якорь в Банги, Джени зарабатывает рекламой мобильных гаджетов. Ролик, где она роняет трубу под поезд, а смарт всё равно держит сеть и связывает её с «любимым», поднял продажи в США больше, чем технические характеристики аппарата. Разумеется, как только отменилось эмбарго.