Мир и нир (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

 Мир и нир

Глава 1

1

Мужчине сложно заниматься исключительно мужским делом. Например – гнать нир или воевать. Женщины отвлекают. Применяют самое испытанное оружие – ссору. Мол, обидел ты меня. И я вся такая обиженная!

Можно, конечно, подыграть её тактике. Ответить, поспорить, доказать свою правоту, даже зная, что любые аргументы немедленно и без разбору отправятся пырху под хвост. Что бы ни сказал, у неё убойный и всё перекрывающий контраргумент: ты меня больше не любишь! Иначе бы не возражал!

А я к концу осени перестал отбивать выпады Мюи. И спорить тоже.

Потому что… Да! К восторгу моей мамы и сдержанному одобрению отца наши ночи любви не пропали даром. Срок – конец марта или апрель. Скорее бы!

Само собой, к беременной женщине совсем иное отношение. Особое. Пылинки не то что сдуваю – не даю им опуститься на её голову!

Я стал практически идеальным мужем. Но, с точки зрения жён, идеальных не бывает. Мюи нашла камень преткновения в постельных утехах.

Она ничуть не склонна к воздержанию. В Мульде о таком не слышали. Жёны утоляют прихоти своих мужей – всегда. Едва ли не в конце девятого месяца. Соответственно, отсутствие инициативы с моей стороны воспринято в штыки.

- Ты меня не хочешь! – заявила Мюи, восседая в центре траходрома. – До ужина есть время! Раньше, как приходил из рощи Веруна – набрасывался. А сейчас?

Аргументы о вреде слишком частого и страстного секса при беременности я привёл. Раз примерно тысячу. Потом ещё столько же. Но женщина в таких случаях не слушает ушами. Если чувства бурлят, остальное не существует. Молчу, жду. Объяснять – что тушить костёр бензином.

- Да, я безобразно толстая! Вон, даже папина хрымка Настья худее!

Слёзы. Классная штука – слёзы. Чтоб порыдать всласть, нужно прекратить поток слов. Значит, пришло время что-то ввернуть. Иначе: я вся такая плачу, а ты сидишь и молчишь, истукан! Нужно говорить, осознавая риск: любая фраза, хотя бы об устройстве ступичного подшипника ГАЗ-66, будет воспринята как повод повторить претензии.

- Любимая! Я знаю, почему ты плачешь. Ты боишься потерять меня…

- Да-а-а!!!

Она прыжком бросилась ко мне. Обвила шею руками. Серебряный клычок царапнул по щеке.

И больше никаких упрёков! А я ждал продолжения разборок. Вот и угадай…

Больше я ей ничего не говорил. Если не считать ласковых банальностей, когда гладил упрямые рыжие вихры. На прикроватном коврике тихо сопел и причмокивал Бобик, мой каросский волкодав. Он – наш единственный и бесстрастный свидетель ссор и примирений.

Мы сидели с женой, обнявшись, при тусклом вечернем освещении. Практически интимном. Надо сказать, темнеет во второй половине ноября рано. Когда на Кирах опускаются сумерки, в трапезной зажигают масляные лампы. Свет заходящего солнца едва пробивается через витражные стёкла – зелёные, красные, жёлтые. Они вставлены в мелкоячеистую раму. В Коруне, в доме брента Клая, всего пара застеклённых витражами окон. Часть затянута промасленным холстом, часть – вообще без ничего, только ставни. Девичья горница Мюи была самой светлой. Там в раме закреплены кусочки полупрозрачной слюды. Дорогие, к слову.

Пока строился каменный замок, мы с ней всё ещё жили в старом деревянном. От прежнего глея.

Наша спальня в Кирахе обошлась без слюды, только мутным стеклом, и тонула в полумраке. Сберегая кислород, я позволил единственную лампадку. Краснели угли в камине.

Я сам тут многое перестроил после прежнего владельца. Старый пол был щербатый, вытертый. Свежими досками перестелил. Деревом пахнет – дышал бы и дышал, больше, чем надо телу. Сундуков часть вынес. Соорудил шкафы, чтоб одёжа висела и проветривалась, а не прела в стопках. Стало уютнее. Мрак, интим… Широченная трёх- или даже четырёхспальная кровать. Всё благоприятствует любви. Полигон для Камасутры. Или римских оргий.

Здорово конечно, что наши ночные приключения дали результат. Точнее говоря, надежду на него. У меня был ещё один повод для беспокойства, о котором не говорил жене ни раньше, ни после этой ссоры, вдыхая запах её волос. А повод серьёзный: я не знал, кто и как получится. Сын или дочь – не так важно. Никто ещё не пробовал дать жизнь ребёнку от родителей из двух миров.

Мюи ни о чём не подозревает. Если бы она знала слово «генетика», то я для неё генетически – обычный хрым. У антов с хрымами рождаются прекрасные детки, только с разной длиной клыков и огненностью шевелюры. И никто не задумывается о генах-хромосомах, резус-факторах и прочих сложных материях.

Даже Верун, открывший путь между нашими мирами, оказался не в курсе. Когда спросил о проблеме, впервые за время нашего знакомства услышал от него: один только Моуи знает. Боги ревнивы, стараются без прямой нужды даже не упоминать о коллегах-конкурентах.

Поэтому, прижимая супругу к себе, никак не мог заглушить в себе тревогу.

Наш тет-а-тет прервал хрым, прислуживающих я приучил к слову «лакей». Он позвал спуститься к ужину в трапезную, она же каминный зал.

Я взял Мюи под руку и чинно спустился на этаж, досадуя на слишком узкие для парочки лестницы. В каменном они будут вдвое шире.

По поводу привычки ходить под руку моя рыженькая поначалу прыскала. Считала такой обычай странным. Потом привыкла. Сама – хвать меня за локоть. Сзади эскортом пристраивался Бобик.

Теперь Мюи ходила аккуратнее. Животик ещё маленький, но…

Я занял место во главе стола. Мюи – по правую руку. Так полагается. Родители садились где хотели. Мама всегда читала короткую молитву, призывая бога (какого из?) благословить наш ужин.

Он вышел необычным. Сначала ма сумела удивить. Она приготовила козий сыр! Коровьего молока здесь нет. Соответственно – молочно-кислых продуктов из него. Козы дают меньшие надои, вкус и запах отличаются основательно. Но если привыкнуть… Мама наладила снабжение замка сметаной. А сегодня торжественно вытащила белоснежный круг. И маленький, всего с килограмм, отдельный кусочек – вкусняшку для собачки.

Хрым-лакей протянул папе нож – нарезать сыр. Тот передал нож мне. Вижу – смотрит хитро. Значит, что-то задумал.

Вот не люблю сюрпризы. Жизнь в Средневековье сложна. Когда планируешь, продумываешь – что-то получается. И то не всегда. Неожиданности выбивают из колеи. Но тут был другой случай.

- Гоша, ей же можно каплю сладкой ягодной настойки? Будущей матери?

- Только чуть-чуть, пап.

Моя зеленоглазка радостно заулыбалась. На лице – ни единого следа слёз получасовой давности. Любит вкусное. Разбирается. Она дегустатор самых дорогих – женских напитков. Наливок, ликёров. Находит разницу во вкусе там, где для нас с папой и для Саи – просто слабоалкогольный компот.

Но сейчас важно было не то, что приготовил папа. А в чём.

С видом фокусника он извлёк из-под стола зелёную стеклянную бутылку без этикетки. Накапал из неё для Мюи на донышко и поставил на середину стола. Нам лакей плеснул ореховый нир.

Я напряг память. Вроде бутылок сюда не притянул. Только кеги и бочки от 30 до 50 литров. Мог отец прихватить из квартиры в Орле… Нет. Бутылка больше, чем привычный «пузырь» по 0.7. Чуть неровная. А раз папа столь торжествующе улыбается…

Ну да, брови и ресницы опалены. Неужели?

- Ты сам её выдул? Здесь?

- Сам! – уверен, на лице Колумба, открывшего Новый Свет, не светилось и десятой доли папиного торжества. – Здесь! Из местных материалов. И могу сделать ещё.

Если сказал, значит – сделает. Папа у меня отслужил двадцать пять от звонка до звонка. Не из тех, что чеканит в ответ на любой вопрос: «не могу знать» или «не представилось возможным». И если наладить серийный выпуск…

Я даже не закусил сыром вино. Наверно, мама обиделась. Но я не заметил тогда. Голова, уставшая за неделю от дрязг с придворными чинушами короля, снова заработала как свежая. Причём – в режиме «жаба».

Как пить дать, столичные олигархи уломают Караха пересмотреть наш с ним мой договор по ниру. Причём – скоро. Проект указа давно готов. Отпихнут меня. Если не в конце этого года, то в следующем. Нир больше не будет «жидкой монетой» и госмонополией, а станет товаром. Налог с торговли ожидается немалый – минимум 50%, а то и даже 75% от прибыли. Все мои приграничные льготы отправятся пырху под хвост.