Купол над бедой (СИ) - Аусиньш Эгерт

   Святая стража появилась на месте встречи только через три дня, когда свидетелей, запомнивших лица, голоса и даже количество участников, уже было не найти. Парк вообще закрывался на просушку, но патруль вошел туда, несмотря на возражения садовников, потоптался на мокрой дорожке и быстро вышел.

   В увольнительную мы поехали в город, гулять так гулять. Было около пяти вечера, так что в том ресторанчике мы не столько пили, сколько ели, обсуждая, куда отправиться дальше, по барам или по клубам. Деньги, данные князем, позволяли повеселиться от души. Уходить не спешили: уж больно хорошее место. Подавали тут не только пиво, но и вино, а его в городе достать было не так-то просто в последние годы. Пили и за князя, и за отряд, и за город, и за Охоту. Прозвучала даже пара тостов за некоторых, у которых язык без костей, совести, как у воробья, а наглости - как у трех помоечных ворон. Мол, получить поощрение для всех вместо доброй трепки для себя - это постараться надо.

   Мы уже уходили, когда я заметила ее за столиком в закутке у входа. Заметила - и споткнулась. Этого человека из моего прошлого я увидеть никак не ожидала.

   Мы не встречались... Да, получалось, восемь лет. С февраля девятнадцатого. Полина, так ее звали, работала психологом сопровождения в МЧС, и именно к ней я пришла с Максом на исходе той жуткой зимы.

   Кажется, как раз тогда только-только вернулись Источники, и у меня наконец получилось построить портал в Созвездие. Макс был нужен мне у ЛАЭС. Попасть так просто в Сосновый Бор было нельзя, и часть пути мы проделали пешком через лес и город, бросив машину и замаскировав ее под сугроб. Макс всю дорогу туда костерил и меня, и Дом, и своего отца, а по пути обратно был занят тем, что пытался устоять на ногах и не перестать ненароком дышать. Хорошо еще, машину патруль не нашел. Полина если и удивилась моему появлению, то не подала вида. Считалось, что я в Суоми, и не далее как вчера в моем блоге появился пост с фоточками беженцев, пытающихся прорваться через границу. После аварии у меня не получалось писать ни статьи, ни заметки о чужаках. Я фотографировала, призывала к войне и ужасалась тому, что они сделали с городом. С моим городом.

   Рюкзак с запасом финских консервов я сунула Полине прямо в руки, огляделась. Света не было. Но Полине повезло, она жила недалеко от ТЭЦ, так что батареи в ее двухкомнатной квартире были чуть теплыми. Она все равно закрыла большую комнату, служившую библиотекой и кабинетом, отнесла все цветы на кухню, где постоянно горел газ на плите и в духовке, и даже завела керамическую печку. Оказалось, что ненадолго дали воду, так что Полина чуть не с порога погнала нас в душ. А горячий чай для гостей в этом доме был всегда.

   Макс вымылся первым, за ним пошла я. Вода была чуть теплая, тонкой струйкой, но не кончилась, пока я ее не выключила. И вот там, под душем в чужой квартире, меня окончательно перестал колотить озноб. Меня не найдут. Все. Не найдут, не найдут, не найдут... Когда я вернулась на кухню, Макс уже спал на гостевом диване. На столе стояла пустая чашка, где еще оставалось немного горячей воды с сахаром на дне. От нее пахло то ли корицей, то ли мускатом, то ли и тем, и другим. Ну да, он устал, зачем ему чай, восстанавливаться надо.

   - Интересные у тебя знакомые, - как-то странно сказала Полина. Я лишь кивнула в ответ и вцепилась в чашку с обжигающе горячим чаем, таким, чтобы получалось почувствовать себя живой. - Я тебе на кресле постелила.

   - Не надо, - помотала головой я. Наконец увидела специи, собранные Максом в какой-то плошке, перевернула ее в чашку. Позаботился, знал, что сама не смогу. - Мне с ним спокойнее. Он теплый.

   Полина что-то напевала, моя посуду, я проваливалась в сон... Самое последнее, что я помнила от того вечера, были слова:

   Спи, не бойся, ведь боли нет,

   Просто в доме выключен свет,

   Просто льют дожди в октябре.

   Просто я умру на заре...

   Через час наступит рассвет,

   Ты не верь мне, ведь смерти нет...

   Не вымотайся я за день, от этих слов я бы расплакалась.

   Утром Макс встал первым и ушел, не попрощавшись. Когда проснулась я, в комнате еще висел след портала, а вот ни его, ни его сумки с магическим барахлом уже и не было. Я начала было придумывать, что соврать Полине, но она ничего не спросила, только удивилась, что мой друг ушел без завтрака. Я неопределенно пожала плечами - спешил, наверное, - и заверила, что тоже не задержусь. Полина кивнула, а когда я доела последний бутерброд, попыталась поговорить. Этот последний наш разговор я тогда забыла. Вспомнила сейчас. Я бы не взялась его пересказать, но она была единственным человеком, кто пытался меня остановить. Еще пытался.

   Я помнила свои панику и обиду, ее слова: "Дыши, сморгни, разожми руки, пей горячее, дыши, сглотни, договори фразу". И снова по кругу: "Ты не выдерживаешь тему, тебе тяжело, сиди дыши и разотри руки". И единственную фразу, сказанную перед тем, как я вылетела в истерике за дверь: "Если в ближайшее время ты не придешь в себя - тебе будет некуда приходить". С тех пор мы не виделись. Я слышала, что она уехала в псковский лагерь беженцев и работала там с детьми и подростками, читала ее какие-то выкладки в блоге, что-то там про адаптацию, ролевые модели, но вникать мне было некогда и неинтересно. Я пыталась с ней связаться и встретиться, но каждый раз что-то мешало. И почему-то я была уверена, что не пересекалась с ней после аварии, но увидев сейчас, вспомнила, как все было на самом деле.

   Полина сидела у самого выхода, так что мне было не сложно чуть отстать от всех, выбирая с блюда какие-то особо вкусные кусочки, потом запнуться у ее стола, якобы наступив на шнурок, и остаться его завязывать. Потом, дождавшись, когда ребята выйдут, подняться, улыбнуться ей уголком губ и сказать вполголоса:

   - Привет. Ты была права, мне больше некуда приходить.

   Она почти не пошевелилась. Я скорее угадала кивок, чем увидела. Шепот, который я услышала, разгибаясь, был слышен только мне.

   - Держись. И спасибо.

   Я удивилась, но не тот расклад был, чтобы задерживаться. Я и вышла, пока не огребла за внешний вид. И сразу же получила от Серга:

   - Медуница, чтоб тебя, сколько ждать можно! - в ответ только криво усмехнулась. Настроение стало удивительно гадким, несмотря на холодный солнечный день и трехдневную увольнительную.

   Выйдя на улицу, Полина позвонила Марине Лейшиной.

   - Мариша, привет, это я. Ты меня не жди сегодня, и вообще ближайшее время не жди, я... В общем... Кажется, подцепила, что не нужно.

   - Поленька, привет. Что случилось?

   - Да так... Лиска бежала, хвостиком махнула, и если я верно поняла ее намек, то дальше вы без меня. Остальным звони сама. И не забудь заехать в гаражи к мужикам.

   - Поля... Ты точно не перестраховываешься?

   - Может, и перестраховываюсь, но если так, то через пару недель коньяк с меня. Ну или шампанское, по ситуации. А пока я в карантине.

   Дома она включила стационарный комп и тщательно почистила всю личную переписку и половину деловой. Потом прошлась по файлам, хранившимся на жестком диске. Затем нажала "очистить корзину". Не то чтобы на этом заканчивались все возможности восстановить стертое, но дополнительную фору для остающихся так можно было выиграть. Потом она, пользуясь запасом времени, на всякий случай отправила пост в профессиональный блог.

   А дождь в этот сезон у нас по условию, поэтому и писать о нем смысла нет. А именно он, пакость такая, уменьшает угол обзора, заставляя пользоваться капюшонами по полной - по сезону - бесполезности зонтов; он забрызгивает очки, делая предположительным то, что еще неделю назад было очевидным; он смывает песок, обнажая остатки льда на асфальте и придавая им дополнительную скользкость; не говоря уже о том, что автомобили на условно проезжей части при этой видимости едут настолько же по наитию, насколько ты идешь через оную проезжую часть, а сосульки падают на этот самый тротуар со всех поверхностей выше твоей головы, образуясь на счет "три" из только что выпавшего дождя и остатков позавчерашнего снега... И болит плечо, в котором ворочается осенний миозит, да так хорошо болит, что пакет с книжкой на 150 страниц и неюзаемыми в данный момент перчатками уже кажется неприятно тяжелым.