Ковыряла (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич
— Да, Средка прикольная, — соглашаюсь я, отключая экран. — Дорого всё только дичайше. Особенно на первой линии, которая в рекламе. Там, говорят, выплату за ренд-десятку можно реально за месяц просрать. На самом деле в дальних кварталах всё не так плохо, как тут показывают. Поменьше огней и голограмм, но услуги, в принципе, те же.
— Как бы я хотела всё это увидеть! — мечтательно закатывает глаза Козя.
— Да никаких проблем вообще. На самом деле даже айдишка не нужна, не обязательно же на моноре ехать.
— А как?
— Я тебе покажу потом. А сейчас сходи в какой-нибудь модуль, возьми там покрывало с кровати, дисплей замотать. Двери все разблокированы.
Пока я осторожно демонтирую экран — винты кое-где прикипели, не хочется сорвать, потом мороки не оберёшься, — Козявка валяется на диване, завернувшись в спёртое с кровати покрывало.
— А учиться кто будет? — с укоризной спрашиваю я. — Кому практики не хватало?
— Так это же обычный телек, просто большой. Я у себя их выковыривала, когда с камерами возилась. Но если тебе надо помочь…
— Не сейчас, я пока сам. Тут легко крепежи обломить, пластик подуставший. Скажу, когда помощь потребуется, отдыхай.
— Ты же меня в помощницы взял только потому, что я худая и могу в вентканал пролезть?
Ишь ты, догадливая какая!
— А ты думала, я в тебя внезапно втрескался?
— Ну… нет, не думала, наверное. Так обрадовалась, что вообще ни о чём не думала. Только сейчас сообразила. А что, если бы я застряла, ты бы меня бросил пеглям на съедение?
— Нет. Вытащил бы.
— Как?
— Есть способы.
— Правда?
— Клянусь Креоновой плешью!
— А у него что, плешь была?
— Не знаю. Но в старой рекламе он всегда в капюшоне и маске. Небось прыщавый и плешивый был, иначе зачем так прятаться?
— Ты надо мной смеёшься, да?
— Просто шучу. Вытащил бы, не сомневайся. А вот если бы зассала и не полезла, то на этом бы твоё помощничество кончилось, — признался я честно. — Мне трусиха не нужна.
— То есть ты не на один раз меня позвал?
— Это не последний вентканал в низах.
— Опять шутишь?
— Типа того. Да не напрягайся ты, у нас договор. Я своё слово держу, если не облажаешься, научу всему, чему смогу.
— Так это если не облажаюсь…
— Ты лучше скажи, как так вышло, что твоя мама тебя в интер не сдала?
— Не знаю. Мне же тринадцать всего было, когда она не вернулась. Не соображала вообще ничего. Жила с ней, думала, так и надо. А потом хоба — и одна осталась.
— Тяжело было?
— Чуть не рехнулась. Если бы не мамина айдишка, наверное, с голоду бы померла.
— Как ты ещё догадалась, ну, портрет использовать?
— Мама научила. Она меня и раньше отправляла к пищемату за батончиками, сама и распечатала где-то картинки. Жаль, мало чему у неё научилась. Откуда мне было знать, что исчезнет? Казалось, что мама будет всегда, успею.
— Получается, твоя мать не рендовалась? Как родила тебя, так и жили вместе?
— Конечно. Я же говорила, она была против ренда. Типа, от него всё говно и вообще.
— Почему?
— Мама объясняла, но я плохо помню. Что типа «социальный тупик», или как-то так. В общем, ничего не развивается, всё только становится хуже.
— Странно, — сказал я, переходя к крепежам на другой стороне, — вот Никлай считает, что ренд — это норм, а они, вроде, знакомы были с твоей мамой.
— Знакомы? Серьёзно?
Креонова залупа! Зря я его сдал…
— Мне не говорил никогда! Он вообще на меня внимания не обращал, мне кажется. Хотя…
— Что?
— Он же меня в школу взял. Без айдишки. Или это нормально?
— Без понятия, — признался я. — Ты первый человек без айди, которого я вижу. Возможно, в школе это просто не проверяют, потому что никому даже в голову не пришло, что так может быть. Иди сюда, подержи угол.
— Да, конечно, держу!
— Не перекашивай, а то отломится крепёж. Не тяжело?
— Нет, нормально.
— А как так вышло, что мать пропала, а айдишка осталась? Все же их с собой носят?
— Нет, мама часто уходила на несколько дней, тогда айдишка и портрет оставались у меня. А вот комм она всегда уносила, так что комма у меня нет.
— Комм это как раз решаемо… — сказал я, отсоединяя колодки шлейфов, — токов стоит, не без того, но так-то проблемы большой нет. В серьёзных корпах у многих левые коммы, такой можно купить, если знаешь, где. А вот айдишка — это серьёзно. На них всё держится, левый айди тебе никто не… Хотя…
— Что?
— Так, идея мелькнула. Скорее всего, чушь, но я спрошу.
— Правда? Мне можно сделать айди?
— Скорее нет, чем да, но я всё же уточню. Не знаю, о чём думала твоя мама, но проблему она тебе организовала грандиозную. Чем она занималась, кстати?
— Не знаю. Работала где-то.
— Где-то?
— Ну я мелкая же была! «Мам, ты куда? — На работу. Вернусь послезавтра, айдишка на столе, поешь горячего обязательно, не набивайся батончиками».
— И ты не спрашивала?
— Не-а. Но мне почему-то кажется, что она бы не ответила всё равно. Она нифига мне не рассказывала.
— Но если она работала, то у неё были токи. Не бесплатно же она это делала?
— Ну да, наверное… Иногда приносила мне лакомства и игрушки. Мне кажется, токи у нас были, просто мама не хотела, чтобы кто-то об этом узнал. Поэтому одежда у меня всегда была такая, неяркая.
— Что-то не сходится, — сказал я, аккуратно отделяя дисплей от рамы. — Ребёнок заметен в любой одежде. Они же все же в интернатах.
— Разве?
— Конечно. Ты видела хоть раз ребёнка на низах?
— Да, и много.
— Придерживай, придерживай… Опускаем! Нежно, не стукни угол! Вот, готово. И где же ты их видела?
— В детском саду, конечно.
— Саду? Это что такое?
— Не знаю, мама почему-то так называла. На самом деле, это просто блок, где дети играли вместе, пока родители на работе. Там были игрушки, книжки, и вообще весело было. Один-два взрослых присматривали, кормили, развлекали, читали, укладывали спать…
— Книжки? У вас там были книги? — я даже перестал заматывать дисплей в покрывало.
— Да, сказки всякие. Я плохо помню, совсем маленькая была.
— И где это всё было?
— У нас, в восемнадцатом. Все там жили.
— В этой сраной помойке? С детьми?
— Он тогда не был такой, как сейчас. Скорее, нечто вроде вашего «Шлокоблока». Чисто, все убирали по очереди, посторонних не было, дети, опять же… А потом как-то всё испортилось. Те люди с детьми куда-то пропали, появились другие, неприятные и без детей, убирать в коридорах перестали, детский сад тоже закрылся. С тех пор я почти всё время сидела в модуле. Гуляла только с мамой иногда по ночам, или на крышу вылезала, смотрела как Средку вверху туман подсвечивает. Думала, как там, наверное, красиво. А однажды мама ушла и не вернулась.
— Странная история. А те книжки, что вам читали… Ты не знаешь, куда они делись?
— Нет, это же давно было.
— Ну ладно, берись за тот край и понесли. Не бойся, он не тяжёлый. Только ровно неси, не перекашивай.
— А как мы его там с лестницы спустим?
— Никак. Просто выйдем через главный вход. Изнутри-то он легко открывается.
* * *С дисплеем в руках нас запустили в «Шлокоблок» обоих, хотя на девчонку косились так подозрительно, словно она, чуть отвернись, просочится в вентиляцию и поселится там навсегда, как пегля. А что, эта сможет.
— О, вот теперь ты молодец, Ковыряла, — одобрил Горень. — Поставишь когда?
— Да сейчас и смонтируем, да, Козя? Пока есть кому подержать. А то вам, дуболомам железным, только дай — всё поломаете. А где я ещё такой модуль найду?
