Ковыряла (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич
— Я знаю, какие тут люки. Я пролезаю.
Рюкзак пришлось снять и толкать перед собой, да и плечи проходят впритирку, но вообще елозить спиной по полу в санкабине, пропихивая себя в ревизионный люк, для меня дело обычное. Иначе до вентилей не доберёшься, они в простенке. У Кози хоть пол чистый. Если открыть одновременно лючки с двух сторон, то можно переползти из одного модуля в другой, но обычно незачем.
— Здесь я только смотрю видео, — поясняет смущённо Козявка, — в моём модуле сдох дисплей, не чинится. Так что тут немного не прибрано…
На кровати свито гнездо из нескольких одеял, вокруг валяются пустые банки из-под лимонада, упаковки от синтосока, фантики от батончиков. А говорят, девчонки аккуратные!
Козя смущённо запинала под кровать разбросанные по полу носочки, я сделал вид, что не заметил. Девчонка привычно нырнула в следующий люк, я полез за ней.
— Вот тут я живу. Почти всё починила, кроме видеостены. Дисплей можно было бы переставить из соседнего модуля, но в он в люк не пролезает, а я — да. Так что смотрю там.
Про модуль можно было бы сказать, что он «типично девчачий». Стены украшены постерами музыкальных аватаров со смазливыми сладкими физиономиями генеративных исполнителей рекламной музыки для девочек, полки заставлены пушистыми розовыми синтетическими игрушками из бонусных наборов для нормородящих, стол обклеен цветными яркими фантиками от средочных конфет (скорее всего, подобранными в мусоре, хотя вон те свежие из тех, что я ей в школе отсыпал), а разбросанная на стульях одежда (тут же стремительно скомканная и куда-то неловко спрятанная смутившейся Козей) девичьего фасона.
Впечатление несколько смазывает приткнувшийся в углу маленький самодельный верстак, на котором раскидана потрохами наружу уличная камера наблюдения.
— Ты спёрла камеру? — удивился я. — Нафига она тебе?
— Хотела соединить с видеомодулем, — пояснила Козябозя, — чтобы перед выходом смотреть, не пасут ли меня уроды из корпы в переулке. Боюсь, однажды даже до этих тупарей дойдёт, что я не пользуюсь здешней лестницей. Коридорную я подключила, поэтому сразу видела, что ты пришёл, а вот эту как ни бьюсь — никак. Она вроде рабочая, а сигнал не читается, просто шум на экране. Обидно, я её еле открутила, чуть не навернулась с верхотуры, отвёртку уронила вниз, так и не наша потом, а толку нет…
— И не будет, — сказал я, присмотревшись, — у неё формат сигнала совершенно другой, кодированный. С видеостенкой ты её никак не поженишь, камера была в городскую контрольную сеть включена, там свои приколы.
— Но коридорная же подключилась!
— Коридорные старые, они раньше работали на контрольные экраны вахты…
— Какой ещё вахты?
— Ну, в кондоминиумах были раньше вахты, где дежурили… Хз кто, не знаю. Вряд ли полиса, наверное, жильцы нанимали кого-нибудь. Это дичайше давно было, чуть ли не до Тумана. Сейчас, конечно, всё раскурочено, но когда работало, то там экраны были такие же, как в модулях, только поменьше. Поэтому формат видеопотока одинаковый, камера подключается как родная. А вот уличные новые, под жатую цифру и обработку на сервере. Там же вообще никто картинку глазами не смотрит, всё фиксит брейнфрейм, и если в поле зрения камеры что-то экстренное, то через ренд-сервак формирует задачу для мунициальных киб-полисов.
— То есть я зря камеру тырила? — расстроилась Козя.
— Ну почему сразу зря? Просто тебе нужен нот. К нему можно прикрутить камеру через универсальный порт, плюс переходник и программа-декодер. Вполне норм вариант.
— Блин, ты издеваешься, да? Где ж я нот возьму? Они кучу токов стоят небось!
— Если новый, то да, токов триста самый дохлый.
— Ого!
— Ну, они так-то мало кому нужны, поэтому и цена ломовая. Но чтобы видео конвертить, можно любой старый взять, у Ëнти их целая пачка валяется, недорого.
— У кого?
— Ты что, на Барахолке не была никогда?
— Нет…
— Во ты даёшь! А откуда у тебя тогда инструменты?
— Ну, что-то сама сделала, но больше от мамы осталось.
— Фига себе, — удивился я, — ты свою маму знала?
— Почему «знала»? И сейчас знаю. Вот она, — девчонка показала на лист бумаги из принтера, приклеенный к стене обрезками липкой изоляции.
На распечатке темнокожая женщина, действительно очень похожая на Козю, только волосы не сплетены в странные жгуты (Нафига Козявка так делает? Как будто тоннельные черви на башке, фу!), а окружают голову пышной чёрной шапкой. Тоже уродски и странно, но не настолько. Правда, фигура ого-го, платье спереди оттопырено мощно, неужели у Кози тоже однажды отрастёт? Черта с два она тогда в ревизионный лючок пролезет.
— А сейчас она где? В ренде?
— Не знаю, — помрачнела девчонка. — Точно не в ренде, мама не рендовалась и мне говорила, что ренд — отстой. Однажды просто не вернулась домой, с тех пор я одна.
— Давно?
— Два года примерно. Но я уверена, что вернётся, поэтому никуда отсюда не уйду. Иначе как она меня найдёт?
— Ты с тринадцати живёшь одна?
— Ага. Сперва было сложно, но потом привыкла.
— Стоп. Так ты и в интернате не была, получается? Тебя же должны были забрать?
— Нет, сначала мама меня прятала, а потом я сама не захотела.
— Фига себе…
Я почесал затылок, размышляя, как такое вообще могло случиться. Вон, Кери тоже нормародок, у него даже отец есть, но вырос в интернате, как все. Кажется, нормародных детей только до трёх лет можно держать дома… Или я чего-то не знаю? Никогда особо не интересовался этим вопросом, зачем оно мне? В принципе, до низовых никому особо дела нет, может, если не отдавать мелкого, то ничего и не будет, типа «сам дурак». Кому вообще надо растить ребёнка? С ним же небось хлопот дофига. Никогда о такой глупости не слышал.
— Как ты тогда айдишку получила? Их же в интере заводят?
— А я и не получала.
Я так и сел.
— Да ладно! Хочешь сказать, что у тебя нет айдишки? Не может быть!
— Нет, честно.
— Не верю. Ты бы тупо с голоду сдохла. Автоматы-то соцминимум по ним выдают.
— Меня мама кормила, нам хватало на двоих. А потом я по её айдишке стала брать.
— А вот фиг там! — покачал головой я. — По чужой айдишке автомат не выдаст, она должна с рожей в базе биться. Поэтому на старых автоматах есть табличка «Снимите маску». Сейчас маски уже не носят, а раньше, во времена Тумана, рассказывают, все в фильтрах ходили, да и потом ещё долго. Вот надписи и остались.
— Ха! — гордо хмыкнула Козя. — Смотри!
Она порылась в лежащей на стуле сумочке и достала ламинированный портрет, дублирующий тот, что висит на стене, только поменьше и не затёртый.
— И это работает? — удивился я. — Тупо по картинке?
— Ну… Только на пищематах и только на самых старых. А если на защитное стекло камеры капнуть жидким мылом, то почти везде срабатывает.
— Скорее всего, распознавалка на старье программно загрублена, — предположил я. — Это же низовой пищемат, бесплатного говна не жалко, проще выдать по паршивой картинке, чем камеру менять.
— Дышку так уже не получишь, — пожаловалась девочка, — там чем ни мажь, фотка не прокатывает. Но я всё равно не швыркаю.
— Ага, вот ты почему с корпой закусилась!
— Ну да, я же не смогла бы отдавать им дышку, но они ничего слушать не станут.
— Погоди, а как же одежда? Там вообще сканер!
— Ну-у-у… — у Кози очень тёмная кожа, но даже так заметно, что она покраснела. Точнее, потемнела щеками. — Я всё стираю по сто раз. А большинство не парятся и выкидывают, один раз надев.
— Ты вытаскиваешь ношеные трусы из мусора?
— Из утилизатора. Он же накапливает, не сразу на переработку отправляет, а накопительный бак не запирается, просто защёлка… — она вдруг топнула ножкой и крикнула сердито: — А что мне, глядь, голой ходить?
