Александр Прозоров - Поля доброй охоты
Разумеется, искать с воздуха ближайшую больницу они не стали. Вернувшись прежним маршрутом, Роксалана опустилась не на аэродром, а на асфальтированную площадку возле какого-то богатого коттеджа с персональным бассейном и кучей небольших вспомогательных домиков. Вертолет ждали. Несколько мужчин извлекли Ираиду Соломоновну из кабины, уложили на носилки, увезли по мощенным плиткой дорожкам. Оля увидела это уже сверху – миллионерша, даже не заглушив мотора, поднялась обратно в воздух сразу, едва захлопнулась дверца кабины.
Скользя над самыми макушками деревьев, вертолет помчался к городу.
– Темнеет, – буркнула Роксалана. – Как бы жалобу никто не накатал.
– А что будет?
– Припрется очередная инспекция в клуб, будет выносить мозг, листать бумажки и канючить бабло. И ладно, что только бабло, так при них ведь еще и не полетаешь. Разрешений-то нет. Их нужно за три дня получать, а когда этим заниматься? Особенно если полет срочный. Вот никто никогда вылеты законно и не оформляет.
Как назло, на аэродроме еще и света не оказалось. Выйти на него в темноте помог навигатор, но места для посадки он подобрать не мог. К счастью, внизу кто-то догадался включить фары машины – и миллионерша наконец-то смогла пристроить свою вертушку на подсвеченную площадку.
– Фу-у, чего-то умоталась я сегодня, – облегченно выдохнула девица, щелкая выключателями панели. – Хочу бассейн, массаж и бокал холодного «Кьянти».
Мнением и состоянием Ольги она традиционно не поинтересовалась. Девочку высадили по дороге возле автобусной остановки – довезти «носительницу кулона» домой хозяйка даже не подумала.
Тем не менее утром Оля набралась наглости и сама позвонила миллионерше на мобильный.
– Доброе утро, Роксалана. Я беспокоюсь за здоро…
– Если ты боишься, что я ее оприходовала, то зря, – отрезала та. – Доктора сказали, серьезных проблем со здоровьем у бабки нет. Просто старенькая. Еще лет сто проживет запросто. А может через год сгореть, такой уж у нее возраст.
– Она не ругалась, что мы ее так грубо уволокли?
– Она не может. У нее перелом челюсти. В ближайшие два месяца разговаривать внятно и то не получится, черт бы ее побрал! Так что пока можешь быть свободна. Поищу другие варианты. Должен же хоть кто-то суметь достать Олежку из его схрона!
– А если не найдешь?
– Если его не найду, значит, сама к нему нырну. Если у бабки один раз уже получилось, значит, это возможно. Сможет повторить. Нужно только проявить настойчивость.
Кукла
Хохот ведьмы и собственное бессилие разозлили ведуна. Он быстро обошел пентаграмму, осмотрел знаки, проверил свечи. Все было правильно! Но почему тогда случился такой нелепый перекосяк? Что за шутки богов, откуда непостижимо странный результат? И ладно, если бы не вышло вовсе ничего! Это бывает. В чем-то ошибся, забыл, перепутал – и обряд не удался. Но откуда в кукле взялась Роксалана?! Что за безумный зигзаг?
Внезапно дыхание в его груди скрутило, потянуло наружу. Глаза резко защипало, и сквозь слезы Середин увидел страшную перекошенную рожу, услышал крики. Он попытался дотянуться, схватить – но не тут-то было. Олег барахтался в каком-то странном вязком киселе, тонул в неведомой жидкости – пытаясь дотянуться до врага, но так и не доставая. Дыхание давило все сильнее, до треска ребер, его выворачивало наизнанку, душило, раздирало внутренности. Казалось, еще немного – и вырвется само сердце.
Взяв себя в руки, молодой человек на миг расслабился, выпуская свою жизнь в руки врага, выигрывая крохотное мгновение для того, чтобы собрать в кулак последние силы. Противник по ту сторону слез от внезапной легкости чуть расслабил натяг – и тогда ведун ударил, вкладывая в свой кулак все, что только мог.
Мгновенно стало легче, видение исчезло вместе с болью. Олег наконец-то вдохнул полной грудью… И понял, что, распятый, лежит на земле, крепко-накрепко притиснутый к ней за руки и за ноги. Ведун скосил глаза. Ну да, это была трава. Пока он валялся без сознания, Сирень успела вытянуть ее из почвы, и теперь стебли накрепко оплели его конечности – не шелохнешься.
– А ведь я отпускала тебя, колдун! – Довольная собой ведьмочка уселась ему на грудь. – Не тронула, предупредила. Но ты упрямый. Ты все равно пришел. Теперь умрешь. Скоро моя стая подкопает ворота, пролезет сюда и тебя съест. Правда, здорово?
– Чего же в этом хорошего?
– Они будут сытыми, колдун. А когда стая сыта, это всегда хорошо.
Олег напрягся. Трава поначалу чуть-чуть поддалась, но тут же зашевелилась, поползла, схватила крепче.
Проклятие!
– Не мучайся зря, – посоветовала Сирень, чуть попрыгав у него на груди. Впрочем, веса в ней все равно не имелось. – Дорога твердая, но они скоро проберутся. Как я тебя ловко поймала! Скажи, что я молодец!
– А ведь это твое родовое святилище, – откинув голову, сказал ведун. – Когда-то после рождения тебя принесли в ближний к дому лес. Значит, все случилось в этом поселке. В этой деревне жила мать, тут был твой отец. Твои бабка и дед. И прабабки, и прапрадеды. Все они жили здесь. Твоя кровь, твои предки. Здесь они поклонялись своим радуницам, покровительницам рода. Твоего рода, Сирень. Ты себя не знаешь, а они знают. Твоя кровь вписана в их родовую память, так как они и есть твоя кровь. Они здесь, твои радуницы, их сила и их память впитаны в эту землю.
Олег закрыл глаза и зашептал:
– Радуницы святилищные, духи рода девицы несчастной сей. Взгляните в ее душу, узнайте свою кровь, поддержите свое дитя. Дайте ей родиться еще раз назло судьбе и проклятию! Триглава справедливая, Сварог, прародитель великий, вам молюсь о помощи! Исторгните живую душу Сирени из места чуждого, нечеловеческого. Дайте ей тело плотское, существам смертным начертанное! Пусть ногами по земле ходит, глазами на мир смотрит, руками дела свои творит. Именем земли и неба, именем света и тьмы, именем жизни и смерти, силами радуницы твоей, волею богов повелеваю тебе, Сирень: дыши новым телом! Войди в него, Сирень, открой его глаза, встань на его ноги!
Послышался жалобный вскрик, Олег ощутил, как ослабла хватка травы, задергался из стороны в сторону, сгибая и разгибая руки в локтях. Затрещали рвущиеся стебли – и он, вырвавшись из цепких зеленых объятий, наконец-то смог подняться.
Сирень, наоборот, барахталась среди углей, не в силах привыкнуть к новому состоянию.
Оставшись без хозяйки, волки перестали драть когтистыми лапами утоптанную до каменной твердости землю и только с любопытством подсовывали носы под створки ворот. Олег, пользуясь передышкой, отступил к частоколу, привалился к нему спиной, приходя в себя после событий последнего часа.
Кукла с железной головой и перламутровыми глазами, ощетинившаяся травяными волосами, наконец-то встала, сделала несколько шагов, тихо зарычала, вытянув руку, и волки, встрепенувшись, снова дружно заработали лапами.
– Останови их, Сирень, – сказал Олег.
– Ты умрешь!!! – рявкнула она.
Ведун поморщился и резко сжал кулак. Кукла тут же скрючилась, упала, скуля от боли, рыча от ненависти, воя от бессилия. Олег подошел, опустился рядом на колено.
– Послушай меня, девочка… Я клянусь тебе, что стану холить тебя и лелеять. Красиво одевать, вкусно кормить, укладывать на мягкие перины, накрывать теплыми одеялами. Я не хочу тебя убивать или мучить. Я просто увезу тебя отсюда далеко-далеко. Туда, где ты не сможешь причинять вред людям.
– Загрызу! Порву в клочья!
– Вот этого не советую, – покачал головой ведун. – Ты, верно, не поняла, но твое новое тело принадлежит не только тебе. В нем много жил, заговоренных на мою кровь и ставших частью меня самого. Посему все, чем я буду страдать, передастся и тебе. Я умру, а моя мука останется. В тебе. Причем навечно. Подумай об этом. Вечные муки станут для тебя плохим будущим.
– Ненавижу! – зашипела она.
– Знаю. Потому и позаботился, – кивнул Олег. – А еще мои жилы подчиняются мне. Ты только что ощутила, что это для тебя значит. Давай сделаем так, чтобы больше никогда, ни одного раза мне не приходилось так поступать. Хорошо?
– Чего ты хочешь от меня, колдун? – поднялась на четвереньки Сирень.
Волки перестали рыть подкоп, прислушиваясь.
– Ты убиваешь людей. Кормишь ими волков, словно обычным мясом. А людей убивать нельзя. Это плохо. И есть их тоже нельзя.
– Любое мясо раньше было оленем, зайцем, человеком, лошадью или коровой.
– Я знаю. Но людей убивать нельзя.
– Почему?
– Потому, что я этого не допущу!
– Но почему?
– Я ведун, – ответил Олег. – И я русский человек. У нас есть странный обычай защищать слабых, помогать другим людям, избегать насилия, жестокости, крови. Так мы понимаем справедливость. И я не допущу того, чтобы кто-то где-то относился к людям, как к мясу.
– Их нельзя есть, но можно оставлять в лесу на съедение? – уточнила Сирень.
– Твоя обида справедлива, – не стал спорить Олег. – Посему я просто увезу тебя на восход. Так далеко, что люди не смогут добраться туда даже через тысячу лет. Ты будешь жить там так, как пожелаешь. Повелевать лесами. Есть, кого пожелаешь, а кого захочешь – миловать. Ненавидеть людей от всей души, сколько пожелаешь. Вот только убивать там будет некого.
