Александр Прозоров - Поля доброй охоты
– Ираида Соломоновна? – сверившись с планшетом, удивленно почесала в затылке Роксалана. – А мы к вам. Люди подсказали, что у вас совета спросить можно, стоит нам амулет этот покупать или нет? Денег больших просят, а станет помогать или нет – непонятно. Оля, покажи.
Девушка подошла ближе, вытаскивая из-под ворота кулон, выставила вперед. Старушка прищурилась, пошамкала губами:
– Зачем же ты его надевала-то? Теперича все. Коли надела – носи. А кто денег предложит, тому скажи, что не дашь. Пущай он теперича блестючку эту обратно забрать попробует… – Бабулька довольно заклокотала, словно смеясь, и направилась к избе.
Девушки переглянулись и ринулись за ней.
– Постой, постой, бабушка! Почему носи, отчего не заберет?
– Э-эх, давненько я таких славных оберегов не видела. – Старушка, добредя до двери, села рядом с ней на скамейку. – Людей-то мудрых все гоняют, гоняют. Крестиане пришли – гоняют, большевики пришли – гоняют. Никому она не нужна, мудрость-то. Все хотят, чтобы попроще да поспокойнее. Чтобы поперек начальника никакой силы не водилось.
– Так что это за амулет, Ираида Соломоновна? – спросила Роксалана.
– Это колдуна какого-то защита, кудесника сильного, умелого, – вроде улыбнулась старушка и прищурилась на Олю. – Боится он чего-то, вот за тебя и зацепился. Душонку свою, стало быть, от беды в тебе спрятал, а сам убег. Да ты не опасайся, тебе от сего одни удобства. Пока ты в покое, так и его душа тоже в безопасности. Посему оберегать тебя сие украшение станет со всем тщанием. А как вернется колдун, так душу свою заберет, и не будет тебе более никакого беспокойства.
– А вы ее можете достать, Ираида Соломоновна? – вся замерла в охотничьей стойке Роксалана.
– Душу колдовскую, что ли?
– Лучше его самого, колдуна этого, из амулета.
– Как же его достанешь, милая? Сказываю: убег.
– А душу? Душу достать можно? Отдать ее мне!
– Ой, неладное вы что-то сказываете, девицы-красавицы, – покачала головой старушка. – На что вам души? Да и люди ли вы… Чур меня, чур, чур…
Она замахала руками, и в лица девушкам ударил плотный порыв ветра с листьями, щепой и колючим песком. Однако вскоре он стих, и старушка признала:
– Вижу, люди. Не пугайтесь.
– Это мой жених, Ираида Соломоновна. – Роксалана отряхнула комбинезон. – Обо всем вроде уже сговорились, да вдруг пропал. Вот я и беспокоюсь. Вот еще оказывается, что и душа его вовсе у посторонней девочки. Что я должна подумать?
– Юлишь ты, девица-красавица, – погрозила ей пальцем старушка. – Ой, лиса-а-а…
– Ну, не душу, – смирилась Роксалана. – Поговорить с ним хотя бы можно? Хоть парой слов перемолвиться, узнать, что к чему? Где он, как он?
– Коли жених сбежал, чего уж теперь сказывать? Он, чтобы скрыться, глянь, чуть не в черную уточку оборотился али в черного селезня, – а ты все не слезешь.
– Я заплачу, – сказала Роксалана.
– Нет, нет, милая, – покачала головой старушка. – Дело сие опасное, амулет сильный, за себя постоять способен. Такой и покалечит запросто, ты это помни. Не тронь.
– Я очень скучаю по нему, Ираида Соломоновна. Боюсь, беспокоюсь, ничего не понимаю. Хоть полслова, Ираида Соломоновна!
– Нет, нет, и не проси. – Старушка поднялась и ушла в избу.
– Все они одинаковы, – вздохнула Роксалана. – Олежка тоже никогда платы не берет. И эта вон… Дом, глянь, весь развалюха, а подзаработать отказывается. Ничего, сейчас я ее уломаю. Подожди здесь.
Девушка вошла в избу.
– Я же тебе сказала: нет! – резко повернулась к ней хозяйка. – Все, ступай отсель!
– Я ухожу, Ираида Соломоновна, – смиренно кивнула Роксалана. – Не стану вас беспокоить, утруждать. Опасности лишней подвергать. Ни к чему вам из-за меня мучиться. Просто подарок хотела оставить… – Она положила на стол ощутимую пачку тысячных купюр. – Я смотрю, крыша у вас уже старая, и крыльцо просело. Вы строителей здесь у себя позовите каких-нибудь, пусть подправят. Денег должно хватить. Простите, что побеспокоили, Ираида Соломоновна. До свидания.
Старушка пошамкала и махнула рукой:
– Ладно, чего с тобой поделаешь. Зови подругу. Посмотрим, что с оберегом сим сотворить можно, дабы разлуку вашу облегчить.
– Оля! – с готовностью метнулась к двери Роксалана. – Сюда иди!
Бабка же, недовольно покрякивая, вышла из сруба на крытый двор. Вскоре с крыши посыпалась пыль, над срубом послышались шаги. Спустя минуту Ираида Соломоновна вернулась, неся два пучка сушеных трав и картонные коробочки из-под чая. Включила электроплитку, поставила на спираль эмалированную миску, налила воды. Прошлась по комнате, что-то передвигая, что-то перекладывая, нашла пустую консервную банку, поставила на стол, споро набила в нее каких-то листьев, приговаривая:
– Плакун-трава, трава трав, в тебе сила главная, тобой чужое-наносное разгоню, от слов чародейских укроюсь, от духов заслонюсь, от Ярила ясноглазого спрячусь…
Зажгла спичку, сунула в самый низ банки, прижала сверху травой. Вернулась к плите, заколдовала над кипящей травой.
– Белены листок, дабы глаза открылись, мяты с бадьяном, дабы душа проснулась, морозника черного, дабы колдун услышал, вербены с барвинком, дабы голос громче зазвучал… Варитесь, травы лесные, отдавайте мне силу свою кудесную, из земли поднятую, из ночи впитанную.
Старуха сдернула миску, принюхалась к отвару, быстро накрыла одну из чашек платком, опоясала его круглой резинкой. Процедила кипяток сквозь ткань, схватила банку, раздула, а когда та задымила, закружилась с ней по комнате:
– Ты, плакун-трава, трава трав, в тебе сила главная… Укрой-заслони… От слова чародейского, от взгляда Ярилова… – Поставила дымящую банку в центр стола, сдернула тряпку, придвинула чашку к Роксалане: – Пей!
– А я? – не поняла Оля.
– А тебе не то что отвар колдовской пить, тебе и вовсе спать надобно. Да токмо баюкать ныне нечем. Посему мысли свои на сторону отведи. О глупостях каких подумай. О платьях новых, о черевичках вышитых.
Миллионерша вздохнула, поднесла отвар к губам, вся скривилась, но выпила его до дна мелкими опасливыми глоточками.
– Охохонюшки-хо-хо… – покачала головой Ираида Соломоновна. – И как же согласилась я на сие на старости лет? Бери амулет в руку, думай о миленке своем, душой к нему всей тянись. Ты же, дитя, об облаках на небе думай да о реке текучей и песке золотом.
Старуха зашла Роксалане за спину, положила ладони ей на голову.
– Встану раннею зарею, открою очи ясные. Умою их медовою росою, обсушу их зноем полуденным, на четыре стороны поклонюсь, берегиням-матушкам помолюсь. Ой вы, берегини-матушки, откройте очи мои ясные, откройте мои синие! Да не те, что поутру умываю, что в полдень осушаю, а те очи, коими во сне милого свого вижу, коими в грезах его касаюсь. Притяните к очам моим милого, дотяните до него мои руки, донесите до него мой голос. Пусть увидит меня, ровно рядом стою, и я его увижу! – внезапно сорвалась на крик ведьма и с силой толкнула Роксалану лицом вниз…
* * *Ведун управился со своей работой даже раньше, чем ожидал. Уже через десять дней в кузне висел на стене грубо состряпанный скелет, очень отдаленно похожий на человеческий. Вместо ребер – грубо гнутая коробка, вместо таза – поперечина со штырями, на которые крепились ноги; никаких лучевых костей или сложного каркаса в кистях и ступнях. Голова – тоже коробка, хотя и более аккуратная, округлая, в челюстях вместо зубов – по два десятка коротких гвоздей.
Впрочем, к анатомической точности Середин и не стремился. Все, чего он добивался, – это надежности и работоспособности. Прочие изыски чародея интересовали мало.
– И на что же тебе такая страхолюдина-то, мил человек? – с сомнением почесал в затылке старый кузнец.
– Про кукольный театр когда-нибудь слыхал? – покосился на него Олег. – Если к рукам, ногам, голове веревки привязать да сверху дергать – будет прыгать как живой. Железо, конечно же, надо будет ватой обложить и тряпкой обшить. Тогда уже на человечка походить станет. Этакое творение, что сейчас, только в ночных кошмарах привидеться способно. Детишек пугать. Дай подумать, я ничего не забыл? Каркас весь закалил, залудил, салом замазал. Вроде все. Благодарствую за помощь, отец. Давай рассчитываться.
Молодой человек отдал мастеру обещанное серебро, сложил куклу в суставах, завернул в рогожу и отправился на постоялый двор. Задерживаться не стал, уехал тем же вечером. Пусть объяснение кузнецу он дал обыденное и понятное – но мало ли что? Поползут слухи недобрые, подумают люди чего странного, испугаются непонятного… Зачем искать ненужные неприятности?
Дорога была уже привычной, а потому даже в сумерках он без труда доскакал до брошенной деревни. Уверенно спешился у обустроенного под себя дома, напоил и спрятал скакунов в хлев, натаскав им побольше сена, а сам заперся в избе, продолжая доделывать куклу. Многие обряды, которые он намеревался над нею сотворить, можно было провести только ночью, для других она еще не была готова. А кроме того, все суставы требовалось обшить кожей и набить внутрь побольше жира с горчицей. В пищу жир не предназначался, а потому горчицы можно было не жалеть. Она, как известно, предохраняет продукты от порчи куда лучше соли, но при этом не вызывает коррозии. Еще требовалось стянуть стальные кости заговоренными на кровь веревками, сделать из перламутровых створок речной перловицы глаза, заменив зрачки дырочками.
