Мэтью Стовер - Герои умирают
Схватка превратилась в танец, в стремительную пляску. На лбу и плечах Берна выступил пот. Дикая девка отклонилась, пропуская Косалл в дюйме от своего носа, а потом ринулась вперед, размахивая ножами. Еще одна струйка крови потекла по телу Берна, прежде чем он успел ударить снова. Он никогда не видел бойца лучше, чем эта девушка, но мастерство – еще не все, что нужно в бою. Мастерство не могло спасать ее вечно – внутренняя травма, о чем свидетельствовала стекающая с подбородка кровь, должна была замедлить ее движения. Берн не сомневался в итоге схватки.
Все закончилось невероятно быстро. Посреди броска Берн заметил, что выражение сосредоточенности исчезло с ее лица, рот приоткрылся, а глаза расширились. Берн ушел в выпад и тотчас вонзил дрожащее лезвие Косалла прямо ей под пупок.
– О Великая Мать! – выдохнула девушка.
Берн прижался к ее ослабевшему телу и поцеловал в окровавленные губы, смакуя их мягкую полноту и медный привкус крови. Потом отступил назад и повернул меч.
Она задохнулась и упала на колени. Берн еще отступил и, тяжело дыша, смотрел, как она пытается ощупать смертельную рану, смотрел, как из огромной дыры ее внутренности падают на землю и на камень моста. Ее лицо выражало неверие.
– Никогда не думала, что такое может случиться с тобой, а? – хрипло произнес Берн. – Трахать тебя я не стану, уж извини. Не люблю жмуриков. Впрочем, у нас вышло не хуже.
На мгновение ему показалось, будто она хочет что-то сказать ему, но потом понял – девушка не смотрит на него с самого момента удара. Она смотрела куда-то за его спину, на реку. Берн оглянулся и остолбенел.
«Чтоб я сдох!» – подумал он.
Прямо к нему по реке летел вал зеленоватой воды высотой в сотню футов – гигантская волна гнала перед собой суда, ящики и тела людей. Берн задирал голову все выше и выше, не в силах осознать всю грандиозность представшего перед ним зрелища. Золотые лучи солнца блестели на поверхности вала, а он все рос по мере приближения, рос и оставался единым целым. На его гребне летела баржа, она словно бы скользила по волне, но оставалась на ее вершине – а еще выше, над баржей, стояла одинокая женская фигура…
Пэллес Рил.
Берн тут же отреагировал: он знал, что времени очистить мост у него нет.
С прекрасно разыгранным спокойствием он позвал:
– Ма'элКот.
– Я с тобой, Берн.
Далеко наверху, на волне летела Пэллес Рил, не укрытая никаким Щитом.
– Я использую оставшееся заклятие.
Пламя охватило его кожу, и он поднял кулак.
13Пэллес пела про себя, пела без слов и без смысла простую мелодию своего желания. Пела о волне, которая унесет заключенных в барже людей далеко-далеко к морю, о волне, которая рассыплется только в бухте Тераны.
Люди стреляли в нее, но их цель была всего лишь нотой в вечности Песни. Песнь жила своей жизнью и не позволила бы никому нанести вред Пэллес. Чародейка подняла руки, и вода поднялась вокруг нее каменной стеной. Арбалетные стрелы вязли в этих стенах.
Далеко внизу Пэллес увидела Берна и лежащее на мосту тело Таланн. Закатное солнце отражалось от волны, нависшей над Берном, и освещало его лицо, как будто объятое пламенем. Потом Пэллес увидела биение канала, связывавшего его с дворцом Колхари, и почувствовала движение Силы.
К ней устремилось огненное заклятие.
Даже теперь Пэллес не могла бы противостоять ему, однако в этом не было нужды. Чуть измененная мелодия и ритм Песни вздыбили пену, ставшую преградой для заклятия. Оно превратилось в пар, в теплое белое облако, которое сомкнулось вокруг Пэллес. Гребень волны взлетел еще выше.
Рыцарский мост дрожал, чувствуя приближение волны. С громовым звуком, потрясшим стены Старого Города, волна прокатилась, неся на себе баржу и дюжину суденышек поменьше, пронеслась над сетью и пошла по течению, где уже ничто не могло остановить ее.
«Получилось! – подумала Пэллес. – Получилось!»
Эта счастливая мысль вернула ее к жизни.
Она стояла на гребне волны в двухстах футах от поверхности реки и смотрела вниз, на крыши Анханы и дворец Колхари, на обломки, усеявшие путь от Моста Дураков до остатков Рыцарского моста. Перевернутые лодки и тонущие от столкновения друг с другом суда покрупнее; множество людей, барахтающихся в воде или плавающих лицом вниз; разрушенные стены складов; бьющаяся на берегу рыба…
При виде сотворенного ею разгрома Пэллес невольно вскрикнула. В это мгновение, когда она не могла пошевелиться от ужаса, а волна начала опадать, какой-то арбалетчик выстрелил с городской стены – стрела пронзила ей грудь, сломав ребро и разорвав легкое.
Словно во сне, Пэллес почувствовала поднимавшуюся к горлу кровь. Рука медленно ощупала стальное оперение болта, прочно застрявшего в легкой кожаной броне.
«Я ранена. У меня получилось».
Это было все, о чем она могла думать во время долгого падения в реку. Влетев в растревоженную воду, она потеряла сознание. Мир потух, как огонек свечи.
14Рабочий в униформе играючи управлял мягко жужжащей машиной, передвигая закрепленный в полу рычаг: вперед – ехать, назад – остановиться. В остальных случаях машина сама вела себя. Кроме простых манипуляций с рычагом, водителю надлежало исполнять только одну обязанность – оставаться внимательным и улыбчивым, готовым в любой момент поддержать беседу с пассажирами.
Однако у его пассажиров не было охоты говорить: Марк Вило с высоты своего положения мог не замечать человека рангом ниже профессионала, а Хэри сконцентрировался на медитации, чтобы' добиться расслабления и избавиться от неприятного привкуса в горле.
Марк заехал за Майклсоном на своем «роллс-ройсе». Примерно четверть пути он излучал добродушие, разглагольствовал о новейших приобретениях и нелегальных сделках, хвалясь тем, как ловко обошел одного соперника и показал где раки зимуют другому. Когда на горизонте появились окутанные облаками острова, его болтовня стала понемногу затихать и, наконец, бизнесмен умолк. Несмотря на свою близость с Шермайей Дойл, он – да и любой на его месте – не мог оставаться спокойным, приближаясь к воздушной зоне праздножителей, а Дойлы принадлежали к одной из Первых семей.
Хэри воспринял его молчание как неожиданную милость небес. Неужели он всегда считал Вило занудливым, но все эти годы как-то ухитрялся подавлять свое раздражение? Интересно, этот тип вообще может думать о чем-нибудь еще, кроме своей особы и личного банковского счета?
Только когда машина начала снижаться и заходить на посадку в аэропорту Кауаи, Вило догадался поинтересоваться, зачем Хэри попросил об этой встрече.
Его тон не оставлял никаких сомнений, что вопрос задан из вежливой снисходительности, – так человек, проходя мимо своей собаки, может автоматически потрепать ее по загривку. Да и что важного может сказать человек из более низкой касты? Вопрос, как, впрочем, и сама поездка в Кауаи вкупе с интервью, был некой милостью – вероятно, Вило ожидал, что от такого проявления отеческой заботы Хэри запрыгает, как довольный щенок.
Что ж, если это правда, то он будет весьма разочарован. Когда «роллс-ройс» приземлился на травянистой посадочной площадке, Хэри невидящим взглядом посмотрел на бизнесмена и ответил сквозь зубы:
– Я хочу попросить ее найти способ избавить меня от этого паразита Коллберга.
Прежде чем Вило смог ответить, рядом с машиной возник служитель в униформе, открывший дверцы машины. Он помог бизнесмену и Хэри выйти и повел их через поле.
Майклсон успел пару раз вдохнуть свежий воздух, напоенный запахами цветов, да взглянуть на зеленеющие горы. Внезапно вулканическая плита на краю поля отъехала в сторону, и швейцар указал гостям на ожидающую их кабину.
Кабина пошла по заданному компьютером курсу, выбирая дорогу в подземных туннелях, прорезанных в камне под горами. Со времен предков Шермайи Дойл машины сложнее велосипеда были запрещены на поверхности Кауаи. Наземный транспорт сменился лошадьми. Однако это была скорее причуда, своего рода демонстрация возвращения к природе, что позволяло Дойлам вместе с их гостями изображать наслаждение окружающим миром, не принося при этом в жертву свои комфортабельные дома. На Кауаи было все. Целый подземный город подобно раковой опухоли пронзал кости острова. Там жили тщательно скрытые тысячи слуг и техников, обеспечивавших любую вообразимую роскошь.
Пока кабина неслась туда, где их ждала Дойл, Хэри пытался немного успокоиться, наблюдая за Вило. Тучный бизнесмен ерзал туда-сюда в кресле, жевал незажженную сигару, посматривал на Хэри уголком глаза и снова отводил взгляд. Он явно начал думать о том, что зря привез сюда Хэри, однако понимал, что ничего не может сказать об этом в присутствии слуги, – после этого неизбежны самые разнообразные слухи.
Когда кабина, вздрогнув, остановилась и двери открылись, Вило притиснулся к Хэри и посмотрел на него с угрозой. Очень тихо, почти шепотом он проворчал:
