Холли Лайл - Дипломатия Волков
Парнисса была в подобающих этому дню белых одеждах, и неяркое пламя свечей, игравшее на облачении, бледной коже и золотистых волосах, делало ее похожей на существо, скорее принадлежащее к миру духов, а не плоти. Корабль поскрипывал на волнах, ритмичные звуки утешали душу. Кейт клонило в сон, однако она помнила долг члена Семьи, требовавший поддерживать иберизм во всех краях и во все времена... а потому сидела при свечах в парниссерии и старалась удержать глаза открытыми.
– Утро приближается... благословенное утро.
Парнисса сделала паузу – Кейт и все присутствующие дружно произнесли:
– Мы чтим стоянки Утра.
– Мы почитаем Сому, – сказала нараспев парнисса. Остальные подхватили:
– Сому, несущего первый луч солнца.
Знакомые слова будоражили Кейт. Служба была для нее одновременно и материнским чревом, и раной... колыбелью, напоминавшей о прошлом, и жестоким осознанием того, что грядущему никогда не быть столь же ясным и теплым. Раньше она сохраняла бы спокойствие. А сейчас ставила свечи за родителей, сестер и братьев, за теток, дядьев и кузенов; молилась о ниспослании успеха всему путешествию, не имея веры в существование разыскиваемого ею предмета. Кейт изо всех сил старалась успокоиться, однако душевный мир все не приходил к ней.
Парнисса проследовала вдоль возвышения в передней части святилища, зажигая свечи.
– Мы почитаем Стуру.
– Стуру, певца утренних песен, очаровательное дитя.
– Мы почитаем Дуэйю.
– Дуэйя, прекрасная дщерь, танцующая перед солнцем до полудня.
Кейт вспомнила, как с дюжину раз сидела в родительской парниссерии и столь же сонным голосом повторяла те же слова, в полудремоте вознося почести богам – в которых на самом деле не верила, как и ее семья, – в утешительном обществе сестер и братьев, занимавших скамью возле нее. Отец поддерживал тишину суровыми взглядами, мать подкупала детей какими-нибудь посулами.
Те же слова, та же интонация, тот же запах свечей – пчелиного воска, надушенного лавандой, только в этом году боль не покидала ее сердце.
– А по пятам утра, – продолжала парнисса, – следуют Дневные стоянки.
– Мы чтим стоянки Дня.
– Мы чтим Мосст.
– Мосст Господина Жары, создателя пламени.
Воспоминание о Семье натолкнуло на мысль об убийцах, Сабирах, особенно об одном из них. Облик Карнея, появившегося в переулке, заставил сердце учащенно забиться, и Кейт вдруг поняла, что вспомнила о нем, не случайно перескакивая с предмета на предмет, но потому, что какая-то часть этого Сабира уже находится здесь.
И ждала. Обрывок соблазнительного сна всплыл в ее памяти и исчез прежде, чем Кейт успела запомнить его, задержавшись, впрочем, достаточно долго, чтобы понять, кто снился ей.
– Мы чтим Нерин.
– Нерин, дарующую долгий свет и ясное зрение.
Поежившись, Кейт попыталась вытеснить этого Сабира из памяти; ей хотелось вернуться мыслями к службе в честь божеств Часов. А вместо этого обнаружила, что может дотянуться до него умом.
Сабир спал. Кейт замерла, стараясь не дышать, и позволила векам закрыться.
Он спал на борту корабля. И находился при этом не столь уж далеко от нее.
Итак, Сабир преследует их.
– Мы чтим Палдин.
– Палдин, соединяющую миры света и тьмы и освещающую мир после захода солнца.
Он преследовал ее на корабле, полном людей; он гнался за ней, как за дичью. За неглубоким сном она улавливала отголоски его решимости поймать ее. Еще Кейт ощущала чувство потери, хотя не могла понять, что именно он утратил. И голод, направленный на нее. Он искал ее даже во сне.
– Почитая время Света, мы чтим и Тьму.
– Мы чтим стоянки Ночи.
– Мы почитаем Дард.
– Дард, начало Тьмы, приветствующую Белую Госпожу.
– Мы чтим Телт.
– Телт, середину Тьмы, соединяющую Белую Госпожу с Красным Охотником.
Белая Госпожа, некогда жившая среди смертных, бежала от Красного Охотника, который начал преследовать ее, когда девушка созрела и сделалась прекрасной... Наконец, ослабевшая, утомленная, она очутилась в незнакомом лесу и забежала в проход между двумя утесами; оказалось, что выйти из него можно было лишь тем путем, которым она вошла. Попав в ловушку, она обратила свои мольбы к Халидан, богине истины и красоты, чтобы та избавила ее от участи, уготованной ей Охотником. Халидан снизошла к молящей и обещала защитить от Охотника, если она поклянется посвятить себя вечному служению богине. Девушка согласилась. Халидан превратила ее в самую прекрасную из небесных звезд, и Белая Госпожа избежала таким образом и Охотника, и смерти.
Однако Охотник обратился к своему покровителю Столпану, богу ремесленников и работников, с просьбой не прерывать его охоту в тот миг, когда он был уже совсем близок к добыче. Охотник согласился вечно служить Столпану, и за это бог сделал его Красным Охотником, звездой, столь же темной и жуткой, сколь ясной и чистой была Белая Госпожа, и получил право в этом обличье каждую ночь преследовать ее на темном небе. Ему не удалось поймать красавицу, однако преследование будет длиться вечно.
Ощутив, что враг, Карней из рода Сабиров, преследует ее, при этом каким-то образом зная, где она находится, Кейт почувствовала некое родство с Белой Госпожой. Единственная разница заключалась в том, что ей самой не покровительствовала богиня; Кейт не могла поручиться, что в конце концов не попадется.
– Мы чтим Хульд.
– Хульд, завершение Тьмы, ждущую объятий восходящего Солнца.
– Ждите в молчании, ибо грядет новый день, а с ним новый час. Пусть Сома пребудет в вашем сердце вместе со всеми стоянками, которые следуют за ним. Да пребудет на вас благодать, ныне и во все дни, радуйтесь любому мгновению, ибо все они священны, и ни одно не повторится.
Мы благословляем вас, мы благословляем друг друга, мы благословляем себя, сегодня и всякий день. Деспорати сайамис, тосби ду наска.
Слова последнего благословения, которые на древнем языке парнисс означали: «В своей человеческой сущности мы объединяем плоть и дух» – служили сигналом окончания службы. Люди, сидевшие по обе стороны от Кейт, зашевелились, разрывая связь между нею и охотником. И это движение, в свой черед, разбудило ее. Она ощутила, что Сабир открыл глаза. И тотчас увидела его зрением каюту – более просторную и роскошную, чем у нее; впрочем, свое корабельное помещение он разделял с другими людьми. Суровый взгляд первого был устремлен прямо на Кейт.
Нахмурясь, он спросил:
– В чем дело, Ри? Ты похож... на больного.
И тут Кейт почуяла, что Сабир ощутил ее присутствие; связь мгновенно разорвалась, отбросив сознание девушки назад – в собственное тело, находящееся в парниссерии. Верующие в основном уже вышли, и парнисса заинтересованно глядела на Кейт. Девушка торопливо вскочила, не давая парниссе времени подойти и полюбопытствовать, нет ли у нее каких-нибудь вопросов, и следом за прочими отправилась на палубу корабля.
Как раз в этот самый миг небо в восточной части горизонта, где над расширяющейся розово-желтой полоской сверкали пурпурные и рубиново-алые жилы, вдруг вспыхнуло золотом, и солнце вынырнуло из моря.
Зазвонил альтовый колокол, приветствуя Сому; все молящиеся обернулись лицом к восходу и пали на колени, приветствуя новую стоянку и новый день.
– Если ты покончила со своим делом, мне необходимо переговорить с тобой.
Кейт преклонила колена вместе со всеми остальными; изогнувшись и поглядев вверх, она обнаружила позади себя Хасмаля – он смотрел на нее с выражением, в котором странным образом смешивались решимость и страх. Его не было в парниссерии во время службы; значит, Хасмаль или разыскивал ее, или наткнулся случайно.
Все еще потрясенная контактом с Сабиром – Ри, как назвал его товарищ, – она поднялась и пожала плечами.
– Может быть, после...
От Хасмаля исходил запах страха, однако он сурово посмотрел на нее. Не сделав ничего, что она могла бы заметить, Хасмаль окружил и себя, и ее той же стеной мира, которая и привлекла к себе внимание Кейт на том приеме. Она успела лишь ощутить, как запротестовала и умолкла на полуслове Амели. Вместе с нею исчезла и едва заметная тяжесть, обретавшаяся где-то на задворках ума, собственно, и ставшая заметной лишь после исчезновения.
– Я должен тебе кое-что сказать... откладывать больше нельзя. Я и так слишком затянул разговор с тобой. И теперь я... э, мне сказали... что подобное промедление подвергает нас с тобой излишней опасности.
Кейт не хотела общаться с ним. Потом, когда-нибудь, только не сейчас. Однако он сумел заинтересовать ее.
– Можно поговорить у меня в каюте, – кивнула Кейт. – Если ты хочешь предложить другое место...
– Нет. Твоя каюта вполне подойдет нам.
Она пошла к себе. Хасмаль последовал за нею.
– Итак, ты знаешь, где она находится?
Шейид Галвей сидел в прохладной полутьме уединенной приемной Дома Черианов во главе длинного литого бронзового стола, более древнего, чем память о нем. Волки Дома Черианов, не принимавшие участия в тайной битве и потому не затронутые несчастьем, истребившим Волков Дома Галвеев, сидели по обе стороны стола.
