Холли Лайл - Дипломатия Волков
Завершив Трансформацию, он выпрыгнул на балкон с крепко сжатым зубами свертком и полез по стене вверх, впиваясь когтями в щели меж камней. Поднялся на самый верх и помчался по черепицам к северной оконечности Дома, сочетая скорость с осторожностью. Там стена отстояла от крыши менее чем на человеческий рост, и соскочить вниз можно было, затратив меньше усилий и при этом не потревожив ни стражу, ни слуг.
Когда он оказался наконец за стеной, он метнулся в темную, покинутую аллею и расслабился, успокаивая себя до тех пор, пока не сумел вернуть себе человеческий облик. Потом оделся, прицепил к поясу оружие и вышел на улицу.
Встревоженный Янф ожидал его на палубе.
– Я уже думал, что тебя убили по дороге сюда или что перед тобой возникло какое-то серьезное препятствие.
Обняв друга, Ри вздохнул.
– В твоих предположениях куда больше правды, чем может показаться на первый взгляд.
Матросы поднимали паруса, капитан стоял у руля. Прилив и легкий ветерок помогали отплытию, однако их помощи надолго не хватит... Промедление с принятием необходимых мер вызвало бы задержку еще на полдня, и это его опоздание могло обречь на неудачу все предприятие.
– Однако я в море, и мы отплываем.
– Значит, она поняла тебя? Я удивлен.
– Нет, не поняла. Но есть и другие способы достижения цели. Я выбрал один из них. Надеюсь, рейс не был зарегистрирован в порту на мое имя?
– Капитан выполнил твое распоряжение... и мы находимся на корабле купца К. Петелли, с грузом плодов и инструментов отправляющемся в колонии.
Ри испытал истинное облегчение. Случается, когда доходит до дела, люди забывают о каких-то важных нюансах. Однако Ри выбрал капитана, известного своей хладнокровной рассудительностью в минуту опасности и несомненным благоразумием.
– Ну что ж, надеюсь, путешествие окажется удачным и мы отыщем Кейт.
– Как ты ее назвал?
– Кейт Галвей.
Янф ухмыльнулся.
– Обычное имя, и никаких чар.
– Только не для меня.
– Естественно. – Янф пожал плечами, и в улыбке его не появилось извинений. – Итак, куда же направляется твоя Кейт?
– Сейчас? Она держит курс между востоком и северо-востоком. И мы последуем за нею.
– Между востоком и северо-востоком... – повторил Янф. – Правя в эту сторону, мы можем попасть на оконечность одного континента – или на весь второй... совершенно неисследованный, кстати. К тому же нельзя забывать и об океане – не всегда дружелюбном. Надеюсь, нюх не подведет тебя... иначе нас ждут долгие поиски.
– Но взамен мы получим достаточно времени, чтобы научить тебя моим фокусам, которые ты так стремился узнать; со своей стороны, ты научишь меня тому выпаду кинжалом, которым всегда обезоруживаешь противника, – я давно завидую твоему мастерству.
На лице Янфа отразились противоречивые чувства.
– Ты хочешь начать обучение немедленно?
Ри успел так вымотаться, что вполне мог бы проспать и остаток ночи, и весь завтрашний день... Кроме того, кратковременная Трансформация напоминала о себе чувством голода.
– Только не сегодня. Теперь пора отоспаться. А вот завтра или, может быть, послезавтра приступим к занятиям.
Дугхалл, хмурясь, разглядывал выпавшие результаты гадания. Не будь они столь очевидны, он рискнул бы пожертвовать собственной кровью и призвать духа, чтобы еще раз подтвердить смысл открывшегося ему. Впрочем, рисунок серебряных монет, который лег на вышитой шелковой занде,не допускал сомнений. В квадранте Дом выписали свою суровую весть две монеты: бегство и предательство доверенных сотрудников.Квадрант Жизни равным образом строго указывал на присутствующую опасность.Области Духа и Удовольствия лежали пустыми. Квадрант Долга содержал сложную весть: возвращение домойсочеталось с ищи новых союзникови дополнялось указаниями действуй по собственному разумению и боги вмешаются.В области Здоровья, Состояния, Цели, Мечты, Прошлого, Настоящего и Будущего не попало ни единой монетки... Более странного броска ему не приходилось видеть. Монеты, которым надлежало бы занять пустые квадранты, все до единой выкатились за вышитую кайму зандыи поблескивали теперь на черном шелке, искушая его своим безмолвием. Воистину, боги вмешались.
Он предполагал остаться в Доме Галвеев, помочь с делами, поддержать уцелевших в побоище, пока они не скопят достаточно сил и не приведут Дом снова в порядок. Однако, глядя на занду,Дугхалл понял, что ошибался. Надо собраться и с маленькой сумкой, без всяких объяснений покинуть Калимекку, чтобы оставить как можно больше расстояния между собой и всеми остальными членами Семьи. И сделать это следует немедленно.
Предательство доверенных сотрудниковособенно смущало его. Каких еще сотрудников? Его личного штаба, прибывшего с ним в Калимекку? Или помощника, почти всю свою жизнь служившего ему? Членов Семьи, спасенных им от Сабиров? Или же пилота? Кто предаст его? И почему?
Безусловно, не все, кто сейчас находился с ним в Доме, являлись предателями; Дугхалл знал, что среди уцелевших есть люди, готовые помочь ему... сделать вместе с ним все необходимое. Однако оставалось неясным, на кого именно можно положиться, а на кого – нельзя. И результаты гадания гласили, что он не должен даже пробовать разобраться в этих людях. Ему надлежало покинуть Дом немедленно и бесшумно – словно похищенному духами, – чтобы и правые, и виноватые не знали, что именно с ним приключилось.
Зафиксировав в памяти расположение монет, Дугхалл соединил перед собой руки и, сложив вместе ладони, уперся в них лбом. Закрыл глаза, и энергия, которой он окружил себя, чтобы скрыть свои действия, рассеялась. Затем пробормотал слова благодарности, обращенные к Водору Имришу, богу-покровителю Соколов, присовокупив к ним тонкую просьбу о том, чтобы ожидаемые от него действия не повредили жизни и достоинству всех верных членов его штаба, которых приходилось оставлять в Калимекке.
Потом он собрал вещи – те, что можно было унести в небольшом мешке за спиной, придал себе вид, гласивший: Я недостоин любого внимания, и ты ожидаешь увидеть меня в этом месте —и вышел в коридор.
Теперь он будет бежать, будет искать новых союзников, будет поступать по собственному разумению и – по крайней мере на время – вернется в одиночестве домой в Джеслан, на Имумбарские острова, не оспаривая полученного приказа. С того самого дня, когда мать посвятила его в Соколы, Дугхалл знал, что боги предусмотрели для него особое дело. Всю свою жизнь он ждал, не зная, каким оно окажется, и уже начал предполагать, что первоначальные предсказания оказались ошибочными и он навсегда останется лишь Хранителем Тайных Текстов —что само по себе представляло не совсем обычное занятие. Он уже пытался убедить себя в том, что этим все и ограничится.
Но теперь...
Теперь...
Нутро говорило Дугхаллу, что пришел его час. Мир переменился, и ему предстоит сделаться мечом богов. Трагедия заново выковала его, закалила в крови; старый, неповоротливый толстяк, он ощущал теперь в себе это чистое жестокое пламя, которым только и может орудовать рука бессмертного. Винсалис был бы доволен его достижениями.
В сердце Дугхалла и в душе его раздавался колокольный звон, металл ударял о металл. Наконец его извлекли из ножен.
Хотелось бы только знать, кто окажется настоящим врагом.
Глава 21
Ослепленная снегом, умирающая от голода, замерзшая, больная и несчастная, Даня Галвей заставила себя сделать еще один шаг по бесконечной тундре. А потом еще один. Сознание то покидало ее, то возвращалось вновь; приходя в себя, она слышала голос своего духа-хранителя, уверявшего ее, что спасение уже за следующим пригорком. В минуты забвения голос превращался во всякую жуть: то становился словами пришедшего мучить ее Криспина Сабира, то речитативом Волков Сабиров, обращенным к центру колдовского круга, то стонами и воплями тех, кто когда-либо страдал на ее глазах и не получил от нее помощи, то причитаниями покойной бабушки или любимой кузины, скончавшейся в детстве.
Вновь вынырнув из затмевавших разум туманов, в очередной раз обретя временную ясность сознания, она услышала: Даня, ты почти в укрытии. Почти у друзей, которые помогут тебе позаботиться о себе и ребенке. Осталось чуточку. Самую малость.
Она спросила:
– О ребенке?
Да, о ребенке. Ты же знала об этом, правда?
Она вспомнила эту муку. Насилие. Оскорбительный хохот... вонючие, жестокие морды, радующиеся причиненной ей боли и унижению.
– Ребенок...
Этот кошмарный союз не мог, не имел никакого права дать жизнь ребенку. Боги не могут оказаться до такой степени жестокими.
Однако, услышав новость, Даня могла подтвердить – с помощью своих магических способностей – справедливость сказанного. Дурнота, слабость, головокружение и ощущение неправильностипроисходящего были не только следствием полученных ею Увечий, не только говорили о том, что она едва не умирала от истощения: внутри тела ее зарождалась новая жизнь. Призвав свои скудные ныне чародейские силы и заглянув внутрь себя, она ощутила эту жизнь... крохотную и слабую искорку, трепетавшую в ней, словно огонек свечи в огромном, полном сквозняков зале.
