Майкл Крайтон - Конго
«Эми, что случилось ночью с гориллами?».
Эми бросила на него взгляд, который был хорошо знаком Эллиоту. Так она смотрела в тех случаях, когда, по ее мнению, ответ был очевиден:
«Эми ночью спать».
«А другие гориллы?».
«Гориллы ночью спать».
«Все гориллы?».
На этот глупый вопрос Эми решила даже не отвечать.
«Эми, – показал Эллиот, – ночью гориллы пришли в наш лагерь».
«Пришли это место?».
«Да, на это место. Гориллы пришли ночью».
Эми задумалась, потом решительно возразила:
«Нет».
– Что она сказала? – переспросил Мунро.
– Она сказала «нет», – пояснил Эллиот.
«Да, Эми. Они приходили».
Эми подумала еще с минуту, потом жестами сказала:
«Существа приходили».
Мунро опять попросил перевести ответ Эми.
– Она сказала: «Существа приходили». – С этого момента Эллиот переводил ответы гориллы без напоминаний.
– Какие существа, Эми? – спросила Росс.
«Плохие существа».
– Это были гориллы, Эми? – попытался уточнить Мунро.
«Не гориллы плохие существа много плохих существ приходить из леса приходить говорить вздохами приходить ночью приходить».
– Где они сейчас, Эми? – спросил Мунро.
Эми повертела головой, осмотрела джунгли.
«Здесь это плохое старое место существа приходить».
– Какие существа, Эми? – повторила Росс. – Это животные?
Теперь пришлось вмешаться Эллиоту и объяснить, что Эми понимает категорию «животные» по-своему.
– Она считает, что люди тоже животные, – сказал он.
«Эми, плохие существа – люди? Они человеческие создания?».
«Нет».
– Обезьяны? – спросил Мунро.
«Нет, плохие существа ночью не спать».
– На ее слова можно положиться? – спросил Мунро.
«Что значит?».
– Да, – ответил Эллиот. – На все сто процентов.
– Она понимает, кто такие гориллы?
«Эми хорошая горилла», – прожестикулировала Эми.
«Конечно, хорошая», – согласился Эллиот и перевел: – Эми говорит, что она хорошая горилла.
Мунро нахмурился:
– Значит, она говорит, что эти существа – не гориллы, и в то же время знает, кто такие гориллы.
– Именно так она и сказала.
2. НЕДОСТАЮЩИЕ ДЕТАЛИ
Эллиот попросил Росс установить видеокамеру на границе города объективом в сторону лагеря. Когда видеокамеру включили, он повел Эми к выходу из лагеря, откуда она могла бы увидеть руины древних строений. Эллиот хотел записать на пленку все нюансы реакции Эми в тот момент, когда она впервые столкнется лицом к лицу с потерянным городом, реальным воплощением ее ночных кошмаров. Результат эксперимента оказался совершенно неожиданным.
Эми вообще никак не прореагировала на руины.
Ее лицо оставалось равнодушным, мышцы – расслабленными, она не сделала ни одного жеста. Если какую реакцию и можно было заметить, то разве только скуку и страдание оттого, что она в очередной раз не может разделить с Эллиотом его энтузиазм. Ученый внимательно наблюдал за гориллой. Она не двигалась, не возражала, вообще ничего не делала, лишь невозмутимо смотрела на руины.
«Эми знает это место?».
«Да».
«Эми расскажи Питеру, что за место».
«Плохое место старое место».
«Картины во сне?».
«Это плохое место».
«Почему оно плохое, Эми?».
«Плохое место старое место».
«Да, но почему, Эми?».
«Эми бояться».
Впрочем, никаких внешних признаков страха Эллиот не замечал. Эми сидела на корточках и совершенно спокойно смотрела прямо перед собой.
«Почему Эми боится?».
«Эми хочет кушать».
«Почему Эми боится?».
Горилла не отвечала. Обычно она точно так же не удостаивала Эллиота ответом, если умирала от скуки. Как и в Сан-Франциско, когда ему никак не удавалось заставить ее рассказать о своих снах. Эллиот предложил Эми пойти в глубь развалин. Эми спокойно, но твердо отказалась. С другой стороны, ее вроде бы нисколько не беспокоило намерение Эллиота отправиться в город одному; на прощанье она весело помахала ему рукой и направилась к Кахеге, намереваясь выпросить чего-нибудь вкусного.
Лишь после завершения экспедиции и возвращения в Беркли Эллиот нашел объяснение странному поведению Эми. Оказалось, что эта загадка была давно решена Фрейдом в его книге «Толкование сновидений», впервые опубликованной в 1887 году. Вот что писал Фрейд:
«В редких случаях субъект может внезапно обнаружить, что за его сновидениями стоит некая реальность. Независимо от того, является ли такой реальностью физический объект, личность или кажущаяся до боли знакомой ситуация, субъективная реакция лица, видевшего соответствующие сны, всегда бывает одной и той же. При столкновении с реальностью у субъекта исчезает все эмоциональное содержание сна, каким бы оно ни было – пугающим, Приятным или таинственным… Можно быть уверенным, что кажущееся равнодушие субъекта совсем не доказывает, что суть сна неверна. Напротив, равнодушие сильнее всего ощущается в тех случаях, когда суть сна совершенно реальна. Субъект подсознательно понимает свою неспособность изменить переживаемую им ситуацию и поэтому невольно поддается усталости, апатии и равнодушию, чтобы скрыть от себя самое главное – полную беспомощность перед истинной проблемой, которая должна быть решена».
Только через несколько месяцев Эллиот понял, что отсутствие у Эми каких бы то ни было реакций означало лишь безмерную глубину переживаемых ею чувств. Фрейд был прав: кажущееся равнодушие служило для Эми защитой в ситуации, которую необходимо было изменить. Но Эми чувствовала, что сама она изменить что-либо не в силах; к тому же у нее сохранились младенческие воспоминания о трагической гибели ее матери.
Но это объяснение придет намного позже, а пока Эллиот был разочарован безразличием Эми. С того самого момента, когда было принято решение отправиться вместе с Эми в Конго, Эллиот не раз думал о любой возможной реакции гориллы, но только не о полном равнодушии, и совершенно не понял сути и важности ее реакции. А суть состояла в том, что посещение города Зиндж было настолько чревато опасностями, что Эми видела один выход: сделать вид, что этих опасностей не существует.
Все утро Эллиот, Мунро и Росс расчищали подступы к зданиям в самом сердце города, с трудом прорубаясь в плотных зарослях бамбука и обвивавших его колючих лиан. К полудню их усилия были вознаграждены: они вошли в здания, подобных которым еще не видели. Это были инженерные сооружения с обширными пещерообразными подвалами, спускавшимися на три-четыре этажа ниже уровня грунта.
Подземные сооружения восхитили Росс – не столько своим совершенством, сколько самим фактом существования. Они доказывали, что жители древнего Зинджа овладели техникой земляных работ, без чего разработка алмазных копей была бы немыслима. Мунро придерживался того же мнения:
– Что-что, – сказал он, – а ковыряться в земле они умели.
Радость открытия немного омрачало то обстоятельство, что, кроме глубоких подвалов, в глубинах города исследователи не нашли ничего интересного. Во второй половине дня они углубились в город еще дальше и неожиданно натолкнулись на здание, настолько богато украшенное барельефами, что его тут же назвали галереей. Установив связь между видеокамерой и спутниковым ретранслятором, они обследовали изображения.
Оказалось, что на большинстве барельефов изображены сцены из обыденной жизни. Женщины готовили пищу на костре, дети гоняли мяч какими-то палками, писцы, сидя на корточках, царапали что-то на глиняных табличках. Целая стена была посвящена сценам охоты: мужчины в коротких набедренных повязках с дротиками в руках преследовали зверя. Наконец появились и сцены работы в алмазных копях: из прорытых в земле тоннелей мужчины выносили корзины, доверху наполненные камнями.
В обширной панораме жизни бросалось в глаза отсутствие некоторых деталей. Жители Зинджа приручили собак и охотились с ними, виверры жили у них как домашние животные, но нигде не было ни одного изображения вьючного животного. Очевидно, древним жителям Зинджа не пришло в голову использовать животных для перевозки грузов, а все тяжелые работы выполняли рабы. Больше того, жители древнего города, судя по всему, не знали и колеса, потому что нигде не было изображено ничего, похожего на тележку или тачку. Все грузы переносили на руках в корзинах.
Мунро долго рассматривал барельефы и наконец задумчиво проговорил:
– Не хватает еще чего-то. Никак не могу сообразить чего именно.
В этот момент все трое рассматривали сцену добычи алмазов: из вырытых в земле темных ям появлялись люди с корзинами, полными алмазов.
– Ну конечно, – щелкнув пальцами, воскликнул Мунро, – нет полицейских!
Эллиот с трудом подавил улыбку: нетрудно предположить, что такой человек, как Мунро, размышляя о давно исчезнувшей цивилизации, прежде всего вспомнит о карательных органах.
Но Мунро убеждал, что это не случайно.
– Вы только послушайте, – говорил он. – Этот город существовал постольку, поскольку существовали алмазные копи. Здесь, в самом сердце джунглей, никакой другой причины строить город не было и быть не могло. Зиндж был цивилизацией рудокопов: богатство города, его торговля, его повседневная жизнь – буквально все здесь зависело от рудокопов. Это классический пример системы монокультуры или, точнее, сверходнобокой экономики. И может ли быть, чтобы копи и рудокопов не охраняли, не контролировали, не проверяли?
