Роберт Джордан - Перекрестки сумерек
Не верь никому, – пробормотал Льюс Тэрин и добавил, криво усмехнувшись, – и мне тоже.
Без предупреждения Мин ударила его кулаком по ребрам с такой силой, что он даже хрюкнул от боли.
– Ты впадаешь в уныние, овечий пастух, – прорычала она – Если ты опять переживаешь из-за меня, то клянусь, я… – Да уж, способов выразить свое неудовольствие у Мин было много, причем каждому соответствовало свое ощущение, доносимое узами. Порой было легкое раздражение, исходившее от нее и сейчас, и приправленное беспокойством. А, иногда, и едва сдерживаемым острым желанием снять его голову с плеч. Иногда – рычание, почти заставившее его смеяться от ощущения веселья в ее голове. Ну, или достаточно близко к тому, чтобы рассмеяться, чего с ним не случалось уже очень давно. И было гортанное рычание, которое горячило его кровь даже без действия уз.
– Только не сейчас, – предостерегающе сказала она, прежде чем его рука, лежащая на ее спине, двинулась – она спрыгнула с кровати, потянув за собой свою украшенную вышивкой куртку, и наградив его испепеляющим взглядом, полным укора. С тех пор как они связали его узами, Мин стала еще лучше читать его мысли, хотя и раньше она делала это прекрасно. – Что ты собираешься делать, Ранд? Что предпримет Кадсуане? – Яркая вспышка молнии затмила свет ламп, и за оконным стеклом прогремели раскаты грома.
– Я и раньше не мог предсказать, что она предпримет, Мин. Почему сегодня должно быть иначе?
Толстая перина прогнулась под ним, когда он свесил ноги с одной стороны и повернулся лицом к ней. Машинально он едва не приложил руку к застарелым ранам в боку, затем поймал себя на этом и, изменив направление руки, застегнул свою куртку. Полузажившие и неизлечимые, после Шадар Логота эти две накладывающиеся раны постоянно ныли. Или, может быть, он просто лучше ощущал их пульсацию, лихорадочный жар, заключенный в области размером чуть меньше его ладони. Он надеялся, что, по крайней мере, одна из них заживет после гибели Шадар Логота. Хотя, возможно, прошло еще слишком мало времени, чтобы он почувствовал какие-нибудь изменения. Мин ударила не в этот бок – она всегда очень нежно обходилась с этой частью его тела, не то что с его другими – но он считал, что должен хранить свою боль в тайне от неё. Не было никакого смысла в том, чтобы дать ей еще один повод для беспокойства. Беспокойство, читавшееся в ее глазах и перетекающее по узам, должно быть о Кадсуане. Или об остальных.
Главное здание поместья и все прилегающие постройки сейчас были переполнены. Само собой, рано или поздно кто-либо использовал бы Стражей, оставшихся в Кайриэне – их Айз Седай, конечно же, не трубили на каждом углу, что покидают город, чтобы найти Возрожденного Дракона, но и не особенно это скрывали. Но и в этом случае он никак не ожидал встретить тех, кто прибыл вместе со Стражами. Даврам Башир с сотней своей салдэйской легкой конницы, спешившийся под проливным дождем и ветром, и костеривший изношенные седла. Более полудюжины Аша'манов, одетых в черное и почему-то не оградивших себя от ливня. Они прискакали вместе с Баширом, но выглядело все так, словно прибыли две разных партии: между ними всегда сохранялось небольшое расстояние и витал дух предельной настороженности. И одним из Аша'манов был Логайн Аблар. Логайн! Теперь он Аша'ман, со знаками Меча и Дракона на воротнике! Оба – и Башир, и Логайн – жаждали поговорить с ним, без свидетелей, и в особенности другого. Хотя и нежданные, они не были самыми удивительными гостями. На его взгляд, восемь Айз Седай, скорее всего, должны были быть подругами Кадсуане, хотя он мог поклясться, что она не меньше его удивлена встрече с ними. Более того, все, за исключением одной, Айз Седай были в сопровождении Аша'манов. И не в качестве пленников, естественно, или охранников, но Логайн не собирался объяснять что-либо в присутствии Башира, а Башир, в свою очередь, не собирался давать Логайну шанс первым поговорить с Рандом наедине. Теперь они сушились и устраивались по комнатам, дав ему возможность попытаться привести в порядок мысли. В той мере, в какой это было возможно в обществе Мин. Что же предпримет Кадсуане? Что ж он попробовал получить ее совет. Вот только оба знали, что события развиваются быстрее. Решение было принято независимо от мнения Кадсуане. Окна озарила вспышка молнии. У Кадсуане и молнии имелись кое-какие общие черты. Нельзя было предугадать, куда они ударят.
Аливия справилась бы с ней, – забубнил Льюс Тэрин. – Раз она поможет нам умереть, то могла бы по твоей просьбе помочь с Кадсуане.
Я не хочу убивать её, – мысленно обратился к мертвецу Ранд. – Я не могу позволить себе дать ей умереть. Льюс Тэрин это прекрасно знал, но для него понятия «ворчать» и «жить» – были неотделимыми. Временами после Шадар Логота он казался меньше затронутым безумием. Или Ранд стал более тронутым. В конце концов, ежедневно разговаривать с мертвецом в собственной голове и воспринимать это как должное, вряд ли можно считать признаком нормальности.
– Ты должен сделать еще кое-что, – тихо сказала Мин с нотками тревоги в голосе, сложив руки на груди. – Аура Логайна продолжает возвещать о славе сильнее, чем когда-либо. Может быть, он все еще думает, что он настоящий Возрожденный Дракон. И есть еще кое-что… неясное… в образах, которые я видела вокруг лорда Даврама. Либо он выступит против тебя, либо погибнет… Я слышала, как один из солдат сказал, что лорд Добрэйн, возможно, мертв. Потеря даже одного из них будет для тебя серьезной неприятностью. Потеряешь всех троих, и для того, чтобы оправиться, тебе понадобятся годы.
– Если ты это видела, то так тому и быть. Я должен делать то, что в моих силах, Мин, и не беспокоится о том, что я сделать не могу. – Взгляд, которым она его одарила, напоминал взгляд ярмарочной торговки, предназначенный собравшемуся затеять спор покупателю.
Царапанье в дверь заставило его повернуть голову, а Мин резко сменить позу. Он подозревал, что из ее рукава выскользнул метательный нож, и она спрятала его за запястьем. У этой женщины ножей, спрятанных в одежде, больше чем у Тома Меррилина. Или у Мэта. Цветные пятна, кружащиеся в его голове, почти сложились в… Во что? В человека на сидении фургона? Во всяком случае, не в то лицо, которое иногда появлялось в его мыслях, и образ мгновенно исчез, без всякого головокружения, сопровождавшего появление лица.
– Войдите, – сказал он вставая.
Войдя в комнату, Элза раскинула свои темно-зеленые юбки в изящном реверансе, бросив на него радостный взгляд. В её прекрасных манерах и холодноватой любезности было что-то кошачье. Она едва обратила внимание на Мин. Из всех поклявшихся ему сестер Элза была самой импульсивной. На самом деле, единственной импульсивной. Другие имели объяснимые, с их точки зрения, причины поклясться ему, и, конечно же, у Верин и тех сестер, которые пришли за ним к Колодцам Дюмай, не было никакого реального выбора при встрече лицом к лицу с та'вереном, но при всей внешней сдержанности Элзы внутри неё, казалось, горело пламя, заключавшееся в страстном желании увидеть его в Тармон Гай'дон.
– Вы желали, чтобы Вас известили о приходе Огир, – сказала она, не сводя глаз с его лица.
– Лойал! – ликующе завопила Мин, пряча нож в рукаве, и вихрем пронеслась мимо Элзы, оторопело смотревшей на лезвие. – Я бы убила Ранда, если б он разрешил тебе уехать, не повидавшись со мной! – Если верить узам, она не это имела в виду. Не совсем это.
– Спасибо, – сказал Ранд Элзе под аккомпанемент радостных воплей, доносившихся из гостиной – колокольчика смеха Мин и землетрясения радостного смеха огир. Через все небо прокатился оглушительный раскат грома.
Возможно, пыл Айз Седай относился и к желанию знать то, что он скажет Лойалу, поскольку она поджала губы и поколебалась перед тем, как сделать еще один реверанс и величаво удалиться из спальни. Притихшее веселье возвестило о том, что она прошла через гостиную, но после ее ухода радостный шум возобновился. Только тогда он потянулся к Силе. Он старался никогда и никому не позволять видеть то, как он это делает.
Его захлестнул огонь, опаляющий сильнее солнца, и холод, в сравнении с которым даже самый свирепый буран казался нежным прикосновением весны. Лед и пламень, в своем неистовстве затмившие бушующий снаружи шторм, и угрожающие смести его, если он ослабит контроль хоть на мгновение. Удерживание саидин было битвой за выживание. Но, внезапно, зелень карнизов стала более зеленой, черная ткань куртки – еще более черной, золото вышивки – еще более золотым. Он мог разглядеть текстуру кроватных столбиков, украшенных резьбой в виде виноградной лозы, неясные черточки, оставленные песком, которым многие годы назад воспользовался мастер для полировки. Саидин заставила его ощущать себя так, словно он был полуслепым и беспомощным без неё. Это было частью того, что он чувствовал.
Чистая, – прошептал Льюс Тэрин. – Вновь чистая и незатронутая порчей.
