Роберт Шекли - Варианты выбора
Белый кивнул.
– Они все сгрудились вокруг этого предмета, – продолжал туземец. – Они все довольны и улыбаются друг другу. Нет, не все. У араба какое-то странное выражение на лице. Это не выражение недовольства, это какое-то чувство, которое я не могу описать. Нет, могу! Араб знает о чем-то, чего не знают остальные. Этот человек считает, что у него есть какое-то неизвестное никому преимущество.
– Тем хуже для него, – ответил белый. – Остальных спасает их невежество. Опасность этого человека заключается именно в его знаниях.
– Ты предвидел это, туан?
– Я читаю то, что написано, – ответил белый. – Способность к прочтению – это мое проклятие.
Туземец вздрогнул, удивленный и неприятно пораженный. Какое-то странное чувство жалости возникло у него к этому человеку, обладающему удивительными талантами и в то же время такого уязвимого.
– Сейчас этот предмет держит в руках толстяк, – сказал белый. – Он отдает деньги Джемпсону.
– Туан, но ведь ты даже не смотришь на них!
– Тем не менее, я вижу.
Туземец отряхнулся, как собака. Этот добрый белый человек, его друг, имел власть, но сам он находился в руках еще более властной силы. Да, так оно и было, но лучше не думать о подобных вещах, ведь судьба белого человека не была его судьбой, и он поблагодарил за это господа бога.
– Сейчас они входят в дом Джемпсона, – сказал туземец. – Но ведь ты уже знаешь об этом, туан, да?
– Да. Я не могу не знать об этом.
– И ты знаешь о том, что они делают внутри дома?
– И это тоже, я не могу этого избежать.
– Скажи мне лишь то, что я должен услышать, – внезапно сказал туземец.
– Я тебе уже давно говорил об этом, – сказал белый. Затем, не глядя на туземца, он сказал: – Ты должен оставить меня, покинуть это место. Переезжай на другой остров, женись и займись делом.
– Нет, Туан. Мы связаны друг с другом, ты и я. Это неизбежно. И ты сам это знаешь.
– Да, знаю. Но иногда мне хочется сказать себе, что я ошибаюсь, что я не могу ошибиться хотя бы раз. Много я бы дал для того, чтобы ошибиться.
– Это на тебя не похоже.
– Может быть и нет. Но все же я надеюсь. – Белый пожал плечами. – Сейчас толстяк укладывает металлический предмет в черную кожаную сумку. Они все улыбаются, Пожимают друг другу руки, но здесь явно пахнет убийством. Пойдем отсюда.
– И нет никакого шанса на то, что они скроются от нас?
– Это уже не имеет значения. Концовка уже ясна. Сейчас мы пойдем поужинаем и ляжем спать.
– А потом?
– Тебе нет необходимости знать об этом, – белый устало покачал головой. – Пошли.
Они двинулись в глубину джунглей. Туземец двигался осторожно и грациозно, как тигр. Белый шел словно привидение.
70
Менее чем в миле от дома Джемпсона, если спуститься вниз по крутой тропинке, протоптанной в джунглях, располагалось туземное селение Омандрик. На первый взгляд это была обычная тамильская деревушка, похожая на сотни других, беспорядочно разбросанных на берегу реки Семиль – заброшенного ручья с мутной коричневого цвета водой, у которого, казалось, едва хватало сил на то, чтобы течь по всепоглощающей, сожженной солнцем почве в воды далекого моря Восточная Ява, с его мелкой водой и бесчисленными рифами.
Но наблюдательный глаз, осматривая деревню, мог бы заметить незначительные, но безошибочные признаки запущенности – сдутые ветром крыши у многих хижин, огородные участки с перезревшими таро, лодки с дырявыми днищами, разбросанные по берегу реки. Можно было заметить неясные тени, мелькающие среди деревьев – это инвазия крыс, обнаглевших до того, что они совершали набеги на заброшенные огороды средь бела дня. Именно это больше всего говорило об апатии жителей селения, их моральном упадке. Как гласит поговорка береговых жителей, «Присутствие крыс в дневное время означает, что землю забыли боги».
В центре деревни, в хижине, которая размерами вдвое превышала все остальные хижины селения, его вождь, Амди, сидел, скрестив ноги, перед коротковолновым приемником с питанием от батарей. Из динамика приемника слышался статический шум эфира, а его зеленый глазок горел, как глаз пантеры при лунном свете. Это было все, на что был способен приемник, поскольку у него не было антенны, даже в то время, когда его приобрел Амди. Но шум из динамика и горящий зеленый глазок в достаточной мере удивляли старика. Радио стало его духовным советником. Он обращался к нему за советом раз в несколько дней, потом он говорил, что духи мертвых нашептали ему свои советы, о которых нельзя было говорить вслух.
Танин, шаман, так и не мог определить, действительно ли старый вождь верил в эту чепуху или же он использовал это «волшебное» радио для своих целей, чтобы избежать наиболее обременительных заповедей дома ножа. Стоя сейчас рядом с вождем, одетый в темную пегату, с черепом обезьяны, прикрепленным к голове, шаман решил, что хитрость вождя скорее всего была бессознательной: желание избежать ответственности власти и желание верить в это тесно переплетались. Но шаман не мог обвинять своего владыку, какими бы ни были его мотивы: годы были жестоки к Амди, и дом ножа не мог облегчить его страданий. Побуждения старика были понятны, но это не могло остановить шамана, он должен был сделать то, что необходимо, ведь у жреца, избавителя от змей, были свои обязанности, и их надо было выполнять, независимо от того, как это могло сказаться на его чувствах.
– Так что же, вождь? – спросил шаман.
Старик украдкой взглянул на него. Он выключил приемник – ведь доставать батареи, эту пищу богов, было невероятно трудно, их покупали у жадного торговца, живущего в большой хижине у излучины реки. Кроме того, он уже услышал послание, слабый голос своего отца, почти затерявшегося среди тысяч голосов других духов, просящих, проклинающих, обещающих, ищущих связи с живыми, живущих в черном доме на краю мира.
– Мой мудрый предок разговаривал со мной, – сказал амди. Он никогда не ссылался на своего отца, как на родственника по крови.
– И что же он сказал, о вождь? – спросил шаман тихо, стараясь скрыть в своем голосе иронию.
– Он сказал мне, что мы должны сделать с незнакомцами.
Шаман удивленно кивнул: это было необычным для вождя. Вождь терпеть не мог принимать каких-либо решений, и голоса духов обычно советовали ему выбрать спасительный путь бездействия. Значило ли это, что старик почувствовал в себе уверенность? Или же его отец, легендарный воин… Нет, этого не могло быть, это было маловероятно.
Шаман ждал, что вождь скажет ему, что именно предки посоветовали ему сделать с незнакомцами. Но Амди, казалось, не решался говорить об этом. Он, вероятно, чувствовал, что достиг временного преимущества в соперничестве, которое, как считал шаман, давно уже закончилось. На лице старика ничего нельзя было прочитать, кроме обычного выражения жадности и хитрости.
71
Человек с тысячью лиц беспокойно заворочался, почти проснулся, почти узнал все свои «Я».
ВПЕРЕД, ПОПЛАВАЕМ В ОБЩЕСТВЕННОМ ПРУДУ БЕССОЗНАНИЯ
– Имя?
– Протей.
– Занятие?
– Изменяющий формы.
– Пол?
– Любой.
Стойкость обеспечивает грандиозный успех. Используйте ассоциации идей, несмотря на боль. Предварительное закрытие – это лишь видимость излечения. Не предвосхищайте событий.
Все движение – это поиск, все ожидание – это неудача, все поиски заканчиваются в самом зародыше. Вся форма неясна с самого первого шва, первый мазок кисти – это завершенная картина. Но это запрещенные знания, поскольку необходимо протанцевать весь танец.
Первое движение – это всегда начало.
Присутствие Мишкина подразумевается его отсутствием. Необходимая Мишкину деталь найдена. Остается лишь найти ее.
Не резать вдоль этой линии!
72
Порт Арахнис расположен на клочке земли, выступающем в залитые солнцем воды моря Восточная Ява. Это типичный южноазиатский город, полный хаоса, характерный нелогичностью правил поведения. Запах сотен смешанных и экзотических специй мешает восприятию путешественника, даже тогда, когда он еще находится далеко в море. Эти запахи, их непрерывно изменяющиеся комбинации затрагивают открытые чувства человека с запада, их влияние нельзя предугадать. Из памяти исчезают события, в которых никогда не участвовал, появляются абсурдные, совершенно непонятные чувства. Этот наплыв чувств не может не оказать воздействия на путешественника, привыкшего к теплому приему, который ласково предлагают города запада. Восток без каких-либо усилий проникает сквозь внешнюю, рациональную, прозаическую оболочку путешественника, изменяет ее, подвергает ее воздействию фрагментов видения, моментов ужаса и просветления, ни с чем не сравнимой вялости духа и внезапных проявлений чувств. Приближение к Арахнису – это первый шаг к сновидениям.
Разумеется, стойкий западный путешественник ничего не знает об этом. Этого, естественно, не знали мужчина и женщина, приплывшие на закате в крестообразную бухту Арахниса на утлом паровом суденышке. Их невежество было по-детски открытым и трогательным, но это не могло защитить их от поглотившего их немыслимого мира.
