Морин Джонсон - Хроники Академии Сумеречных охотников. Книга II
– Вот это правильный ответ. А еще «Я тоже тебя люблю, Изабель, и буду любить, даже если ты потеряешь память или отрастишь себе усы».
– Ну, это же очевидно. – Саймон взял ее за подбородок. – Хотя насчет усов я бы все-таки поостерегся.
– Я и сама бы поостереглась. – Изабель снова стала серьезной. – То есть ты мне веришь? Ты не должен делать этого ради меня.
– А я и не делаю это ради тебя, – ответил Саймон чистую правду. Может, он и отправился в Академию из-за Изабель – но остался он там только ради себя. И на Восхождение согласился не потому, что ему нужно что-то ей доказать. – Но… если бы я отказался – чего я, конечно, никогда не сделаю, и все-таки… если бы я отказался, то стал бы от этого трусом? Может, ты и встречаешься с простецом, Иззи. Но я тебя знаю. Ты не смогла бы встречаться с трусом.
– А ты, Саймон Льюис, не смог бы быть трусом. Даже если бы сильно постарался. Это не трусость – выбрать и решить, какой ты хочешь видеть свою дальнейшую жизнь. Правильный выбор – это, может быть, самая смелая вещь, которую только можно сделать. Выберешь Сумеречных охотников – я буду любить тебя Сумеречным охотником. Останешься простецом – я буду любить тебя и таким.
– А что, если я не стану пить из Кубка Смерти, потому что испугаюсь, что это меня убьет? – спросил Саймон, с облегчением понимая, что наконец-то сказал это вслух. – Что, если это решение не имеет ни малейшего отношения к моей дальнейшей жизни? Что, если мне просто станет страшно?
– Ну, тогда ты идиот. Кубок Смерти не может тебя убить. Вот увидишь – из тебя получится великолепный Сумеречный охотник. Кровь Ангела никогда не причинит тебе вреда, – Изабель яростно сверкнула глазами. – Это просто невозможно.
– Ты правда в это веришь?
– Правда.
– Так, значит, то, что мы с тобой здесь, и ты… ну ты понимаешь…
– Полураздета и никак не могу понять, почему мы все еще болтаем?
– …Это не имеет отношения к тому, что сегодняшняя ночь может оказаться для нас последней?
Вопрос вызвал к жизни еще один сердитый вздох.
– Саймон, ты знаешь, сколько раз я уже была почти уверена, что один из нас не проживет больше суток?
– Эм-м-м… Несколько?
– Несколько, – подтвердила Изабель. – Но ни в одном случае у нас с тобой не было никакого отчаянного прощального секса.
– Подожди… вообще не было?
За последние несколько месяцев Саймон с Изабель стали очень близки. Гораздо ближе, думал он, чем они когда-либо были вообще, а не только за то время, которое он помнил. По крайней мере, в общении это чувствовалось очень сильно. А что касается иной близости – разговоров по телефону и переписки, – то это уж точно не способствует потере девственности.
Вот только Саймон не был уверен, есть ли ему еще что терять, и сильно из-за этого мучился. Но смущение не давало ему спросить напрямую.
– Ты что, шутишь? – возмутилась Изабель.
Саймон почувствовал, что у него заполыхали щеки.
– Так ты не шутишь!
– Только с ума не сходи, – попросил Саймон.
Девушка рассмеялась.
– Я не схожу с ума. Если бы у нас был секс и ты бы об этом забыл – что, поверь мне, просто невозможно, с демонической амнезией или без нее, – вот тогда я бы, может быть, и сходила с ума.
– Так у нас правда никогда…
– Никогда, – подтвердила Изабель. – Знаю, что ты не помнишь, но тут было малость неспокойно последнее время: война, попытки убить друг друга, все дела. К тому же, как я сказала, я не верю в «секс на прощание».
Саймон вдруг почувствовал, что вся эта ночь – может быть, самая важная ночь в его молодой и печально-неопытной жизни – положена на чашу весов, и перевесить ее может любое неправильное слово.
– Тогда… э-э… тогда в какой же секс ты веришь?
– В такой, который может стать началом чего-то особенного, – ответила Изабель. – Как, например, – допустим гипотетически! – если бы вся твоя жизнь собиралась завтра измениться. Если бы завтра должно было стать первым днем твоей новой жизни, я бы хотела стать ее частью.
– Частью моей новой жизни.
– Ага.
– Гипотетически.
– Гипотетически.
Она сняла его очки и страстно впилась в губы. Потом поцелуи стали мягче, переместились на шею – прямо туда, куда вампир вонзил бы свои клыки, подумала какая-то часть Саймона. Остальная его часть, гораздо большая, не могла думать ни о чем, кроме «Это действительно произойдет».
Это произойдет сегодня ночью.
– Но, по большому счету, я верю в такой секс, которого хочу. И сейчас я хочу этого, – прямым текстом заявила Изабель. – Как и многого другого. Если, конечно, ты не против.
– Ты даже не представляешь, до какой степени я не против, – честно отозвался Саймон, мысленно благодаря бога, что кровь Сумеречных охотников не дарует им телепатических способностей. – Только должен предупредить, что я не… То есть у меня не было… То есть для меня это в первый раз, и…
– У тебя все получится. – Она снова поцеловала его в шею, потом передвинулась к горлу. И перешла на грудь. – Обещаю.
Саймон не мог отделаться от мысли, что легко может чем-то ее оскорбить – учитывая, что он не имел ни малейшего понятия, что надо делать, а когда оказывался в сложной ситуации, то отчаянно все портил. Верховая езда, фехтование, прыжки с деревьев – люди все время повторяли, что у него все получится, а оборачивалось это обычно ушибами, синяками и лицом, измазанным в грязи, причем не единожды.
Но ничего из этого он не делал вместе с Изабель. Тем более держа ее в объятиях.
Как оказалось, в этом-то и была вся разница.
– Доброе утро! – пропел Саймон, выходя из портала прямо в их с Джорджем спальню в Академии – как разв ту самую секунду, когда Жюли скользнула за дверь.
– Э-э… доброе утро, – пробормотал Джордж, глубже зарываясь под одеяло. – Не верилось, что ты вернешься.
– А я только что видел то, что видел?
– Без комментариев, – закатил глаза Лавлейс. – Кстати, продолжая разговор: стоит ли спрашивать, где тебя всю ночь носило?
– Лучше не надо, – твердо отозвался Саймон.
Шагая через комнату к шкафу, чтобы переодеться во что-нибудь чистое, он изо всех сил старался стереть с лица глупую мечтательную улыбку.
– Ты идешь вприпрыжку, – обвиняюще заявил Джордж.
– Ничего подобного.
– И мурлычешь себе под нос.
– Тебе показалось. Ничего такого я не делал.
– Раз так, то, наверное, сейчас самое время сообщить тебе, что Джон Картрайт Тридцать Пятый сделал свои делишки прямо в ящике с твоими футболками?
Но этим утром ничто уже не смогло бы омрачить настроение Саймона. По крайней мере, не сейчас, когда он еще чувствовал на теле следы прикосновений Изабель. Кожа горела. Губы, кажется, распухли. Сердце точно распухло и не помещалось в груди.
– У меня всегда есть новые футболки, – жизнерадостно заявил Саймон. Наверное, теперь он будет произносить жизнерадостно все что угодно.
– Мне кажется, это место реально свело тебя с ума, – вздохнул Джордж. Казалось, он снова был чем-то расстроен. – Знаешь, а я ведь все-таки буду по нему скучать.
– Только не надо снова рыдать, хорошо? Кажется, на задней стенке моего ящика с носками растет чувствительная слизь, если вдруг захочешь обзавестись домашней живностью.
– А чтобы превратиться в полуангельскую, получеловеческую машину для сражений с демонами, носки надевать обязательно? – робко поинтересовался Джордж.
– Только не с сандалиями, – быстро откликнулся Саймон. Все эти месяцы он не решался явиться на свидание с Изабель, не продумав предварительно, во что будет одет и обут. – Никогда не надевай носки с сандалиями.
Наконец они оделись на церемонию – выбрав, после мучительных раздумий, свои самые стандартные наряды. В случае с Джорджем это означало джинсы и рубашку-поло с длинными рукавами; в случае с Саймоном – выцветшую футболку, завалявшуюся у него еще с тех времен, когда его группа называлась «Отряд смерти морской свинки». (К счастью, всю последнюю неделю она провалялась на полу в спальне и не удостоилась той же чести, что остальные футболки, – стать туалетом для крысы.) Потом без лишних разговоров оба принялись собирать вещи. В Академии не было больших помещений для общих праздников – и, может, это и к лучшему, размышлял Саймон. Особенно после того, как на последней школьной вечеринке один из первокурсников не справился с зажженной арбалетной стрелой и случайно подпалил крышу Академии. Так что не будет у них никакого выпускного бала, никакого позирования перед камерами с гордыми от счастья родителями, никаких альбомов и никаких академических шапочек. Будет только ритуал Восхождения, что бы он ни значил и чем бы ни обернулся. Окончание Академии и начало новой жизни.
– Надеюсь, это не значит, что мы никогда больше не увидимся, – внезапно заявил Джордж таким тоном, что не оставалось никаких сомнений: его это действительно тревожит.
Саймон собирался вернуться в Нью-Йорк, а Джордж – в лондонский Институт, где его всегда были рады видеть. Но что такое расстояние шириной в океан, когда можно поставить портал? Или, в крайнем случае, пообщаться по «мылу»?
