Ник Перумов - Пепел Асгарда
– Да, – тяжело склонил голову Старый Хрофт. – Мои соратники, Новые Боги слишком увлеклись войной. Это великое и достойное истинного мужа дело, но хозяин, как ты помнишь,
Двор свой и клетиВсё обойди.Крыша цела ли?Полны ль кладовые?Сварено ль пиво?Спечён ли твой хлеб?Сыты ли те,Что под крышей твоей?
Старая виса, да только так оно и есть. Одной войной дело не поправишь.
– Но когда война, и пиво варить не время, – заметила валькирия.
– Пиво, может, и не время, а вот стать богами – очень даже.
– О чём ты, отец?
– О том, дочка, что божественность не в том, чтобы размахивать блистающими мечами, выезжая в поле перед неисчислимыми полками. И не в том, чтобы отсиживаться в тайных местах, плетя паутины заговоров. Когда-то я сам был таким, Рандгрид. Именно такой вот О́дин и вывел рати Митгарда, Муспелля, части Ётунхейма и прочих Семи Царств на Боргильдово поле. Вывел, пролил потоки крови и всё-таки не победил.
– А теперь? – осторожно спросила воительница. – Разве нынешний О́дин не стал бы сражаться? Разве не встал бы он во главе сражающихся?
Старый Хрофт покачал головой.
– Я стал бы сражаться, дочка, но совсем иначе. Потребовались эоны, чтобы понять – сражались мы тогда не за Асгард и даже не за Хьёрвард. Мы бились за право божественности. И проиграли.
– Никогда не поверю, что Ямерт тогда имел на это «больше права»! – вскипела валькирия. – Никогда! У них просто было больше войска! Больше миров дали им воинов! И сами они были могущественнее, да! Но «божественность»… Отец, не верю! Не могу, никогда не смогу! Они были узурпаторами, эти Молодые Боги! Ничего больше! Откуда б ни явились!
– Я сам думал долгое время именно так, – О́дин отрешённо смотрел куда-то вдаль. – Божественность виделась мне именно в «силе», «воинствах» и так далее. В том, что Ямерт и его сородичи – «любимые дети Творца». А на самом деле это не так.
– И что же, – язвительно скривила губы Райна, – они больше заботились о «крыше»? У них были «полны кладовые»?
– Судя по всему, да. Потому что смогли появиться такие бунтари, как Хедин и Ракот. Голодные не бунтуют, Райна. Если перейдена некая черта, большинство смертных не сможет думать ни о чём, кроме пустого желудка, и немногие герои не увлекут за собой большинство, но лишь пожертвуют собой на радость мучителям.
Райна наморщила лоб. Судя по тому, что отец кинул быстрый и незаметный ни для кого, кроме неё, взгляд на белого тигра, эти слова предназначались, в общем, не ей одной.
– Отец, я должна увести души в безопасное место. И потом, когда Асгард возродится, вернуться за ними. Давай не терять времени. Ты сам не уставал это повторять.
О́дин помедлил, словно собираясь что-то сказать, но лишь отрывисто кивнул.
Дорога, подсказанная Яргохором, выпала на загляденье. Ровная и прямая, безо всяких там «диких лесов» или иных мест, где обожали гнездиться или устраивать лежбища хищники Междумирья. Ветер магии мягко тянул навстречу, и Райна торопилась – душам нелегко даже при таких дуновениях.
Долина Магов никогда не пыталась собрать вокруг себя как можно больше «земель» или «мест» Межреальности. В пору своей службы там Райна не раз хаживала с такими же, как и она, наёмниками, по ближайшим окрестностям уютного маленького мирка, зорко следя, чтобы никаким чудищам не взбрело в голову угнездиться поблизости от будуара какой-нибудь достопочтенной магессы. Арендаторы, правдами и неправдами устроившиеся на землях Долины и обеспечивавшие господ чародеев всем необходимым, с жадностью поглядывали на новые места, но мессир Архимаг Игнациус никогда не одобрял «бессмысленные завоевания», как он это называл. Долина оставалась небольшой, замкнутой, настоящей «тихой гаванью». Недаром для гоблинов-уборщиков, до блеска намывавших улицы, самой страшной карой служила высылка.
Никто не заступил дорогу отряду Хрофта и Райны. Яргохор за весь путь едва ли произнёс и полудюжину слов, широко шагая рядом со Слейпниром, погружённый в мрачное молчание. Райна почти перестала его замечать. Ей было о ком заботиться – призраки должны были дойти, не расточиться, не развеяться, не утратить обретённые после её чар лица и сознание.
Души же не оставляли её ни на миг. На бестелесных лицах играли улыбки, счастливые, почти безумные. Матери играли с детьми, и детвора, по своему обычаю приняв творящееся с ними, затевала обычную суматоху. Разве что они теперь не могли ничего разбить, опрокинуть или поджечь.
– Ещё немного, – твердила им Райна. – Совсем немного.
Искомое место открылось внезапно, всё разом, как это обычно и бывает в Межреальности.
Неведомое нечто под ногами сделалось похожим на землю, над головами раскинулся купол почти настоящего неба; к нему тянулись стебли гигантских цветов, и Райна мельком подумала, какие ж нужны пчёлы, чтобы собирать нектар с таких исполинов.
Ветер силы утих, магия сворачивалась мягкими кольцами и Райна видела, как перестают трепетать приведённые ей души, словно намерзшиеся люди, со вздохом облегчения ступающие в тёплую воду. Призраки рассыпались по окрестностям, детвора ринулась к озерку, куда сбегали многочисленные ручейки, бравшие начало в листве трав-гигантов.
– Дошли. – Старый Хрофт встал рядом с валькирией, молча наблюдавшей, как призраки-дети скользят по водной глади. – Ты права, дочь. Здесь им ничто не угрожает… если только те, что сильнее Яргохора, не постараются наложить руку и на это местечко.
– Почему, отец? Кому они помешают?
– Яргохора больше нет на Гнипахеллире, ты забыла? А вдобавок тобой проложена новая тропа для мёртвых. Кто-то из них, и в немалом числе, сможет двинуться по ней.
– И что?
– Рушится установленный от начала времён порядок, – мрачно сказал Старый Хрофт. – Посмертие всегда было… карой. Очень и очень для многих. В Валгаллу уходили герои, ты сама знаешь. Немногочисленные «добродетельные жёны и мужи» – на поля Фрейи. Куда больше – прямиком в Хель.
– Я никогда не спрашивала тебя об этом, повелитель, но кто установил этот жестокий закон? – Райна взглянула отцу прямо в глаза. – Почему надо слать в Хель детей? Чем они провинились? За что их обрекают на такую муку? И почему никто – ни мы, Древние, ни Ямерт и его братья, ни Хедин с Ракотом ничего здесь не изменили? Я тоже виновата, кстати, потому что, пока стоял Асгард, мне и в голову не приходило об этом задуматься. Если ты умер во младенчестве, ты слаб. Слабым не место в Валгалле, их удел – Хель, вот и вся премудрость. Сейчас я понимаю, это ложь, но…
– Райна! – прервал валькирию О́дин. – Мы подступили к самому краю владений Орла и в меньшей степени Дракона. Думаешь, я не задавался этим же вопросом?
– А разве не ты, отец, создал само царство Хель? Разве не ты отправил её править там?
– Я, – О́дин не отвёл взгляда. – Так было всегда.
– Что «было всегда»?
– Всегда были смерть и посмертие. Всегда души покидали отжившую плоть, и, когда мы творили Валгаллу, сотворили и Хель. Сперва безо всякой правительницы. Просто душам требовалось куда-то уходить, не истаивать и не пить кровь живых, подобно упырям.
– А почему такая жуть? Почему холод, мучения и страх? Ужас без конца?
– Наша ошибка, – нехотя признался О́дин. – Мы думали лишь о героях, лишь о достойных. Пасть в битве – высшая доблесть. Мужественным – Валгалла, прочим – Хель. Нам казалось, что так люди сохранят доблесть, будут храбры и непреклонны. Сейчас я понимаю, как мы ошибались – и мы, и другие Древние Боги. Но было поздно; пришли Ямерт и иже с ним.
– И тоже ничего не изменили.
– Да. Яэт, Размышляющий Бог, когда-то избрал Хель местом уединения, но не более того. Валгаллы не стало, по Чёрному Тракту теперь уходили все – и герои, и негодяи. Потом ушёл и Яэт. Но даже Хедин с Ракотом ничего не сделали. Посмертие оставалось как бы само по себе.
– Постой, отец… неужели… ты хочешь не только возродить Асгард?! – глаза валькирии расширились.
– Именно, дочь. Несправедливые законы должно менять. Если надо, «каменные скрижали да будут раздроблены». Суть божественности, как мне кажется – справедливость; а вот справедливостью-то в Упорядоченном как раз и не пахнет. Нельзя всё время воевать. Поэтому я и не знаю в точности, чем кончится твой… твоё… начинание, скажем так. Но возврата к прошлому не будет. И все-все до единого силы, что тянут лапы к посмертию, к участи душ за гранью бытия, сейчас донельзя встревожены, я не сомневаюсь. Спаситель. Великий Орёл. Быть может, и Неназываемый – его твари тоже вовсю охотятся и гоняются за смертными, наделёнными душой…
– Получается, мы бросили вызов сразу им всем, – Райна гордо выпрямилась.
– Да, дочка.
– Что ж, битва, достойная валькирии, – бросила та. – В дорогу, отец. Мною приведённые души дождутся нашей победы; так что нам осталось лишь не подкачать.
