Джон Адамс - Путь волшебника
— Меня зовут Ронда, — сказала девочка. — И я не собираюсь его поднимать.
— Ронда… — Учитель заглянул в длинный список. — Джонс. Ты поднимешь камень и сожмешь его как можно крепче.
Она ответила упрямым взглядом и сложила руки на груди.
Смирившись, Джам Фишер заговорил, чтобы отвести от нее гнев:
— Это какой-то опыт?
Лодон впился в него взглядом. Отличное начало, Джам!
— Я сейчас разговариваю с мисс Джонс.
— Я только хотел бы узнать, насколько это важно, — сказал Джам. — Думаю, что это вовсе не философский камень. Это всего-навсего янтарь, который накапливает статическое электричество. Когда она притронулась, ее ударило током.
— Ох, прошу простить меня, я должен кое-что проверить. — Мистер Лодон снова уткнулся носом в список. — Нет, все правильно, учитель здесь я. А ты кто такой?
— Джам Фишер.
— Джам? О, нашел! Полностью тебя зовут Джамайка Фишер. Первый раз вижу мальчика по имени Джамайка.
Послышались смешки, но редкие и негромкие, поскольку в младших классах Джам дрался до крови с каждым, кто смел утверждать, будто Джамайка — девчачье имя.
— У вас перед глазами все данные, — ответил он. — Разве в классном списке нет указаний рядом с именами — мальчик или девочка?
— Очень джентльменский поступок, мистер Фишер, попытка выручить мисс Джонс, но она все-таки поднимет этот камень.
Джам понимал, что совершает классическое самоубийство, но что-то в его душе восстало против хамской выходки учителя. Он поднялся и шагнул вперед. Лодон отступил, должно быть испугавшись, что Джам его ударит. Но мальчик просто заглянул под парту, куда закатился камень, и протянул руку, твердо вознамерившись его поднять.
В следующий миг он осознал, что кто-то хлопает его по щекам. Да что он себе позволяет?! Джам поднял руку, чтобы дать сдачи. Вернее, хотел поднять руку. Из-за странной слабости удалось приподнять ее над полом не больше чем на дюйм, а потом снова пришлось уронить.
От пола? А почему он лежит на полу, лицом к потолку?
— Поднимите веки, мистер Фишер, — приказал Лодон. — Мне нужно посмотреть, расширены ли ваши зрачки.
Это что, какой-то допинг-контроль?
Джам попытался произнести эти слова вслух, но губы не подчинились.
Еще шлепок.
— Перестаньте! — прокричал он.
Точнее, прошептал.
— Подними веки.
С большим трудом Джам открыл глаза.
— Сотрясения нет. Твои мозги не пострадали, хоть ты и ударился головой об пол. Поднимайтесь. А вы двое — помогите ему!
— Нет, спасибо, — пробормотал Джам.
Но двое учеников уже кинулись к нему, опасаясь гнева Лодона больше, чем слабых протестов одноклассника.
— Я сам встану, — сказал Джам.
То есть начал и не договорил. Последние слова вырвались вместе со съеденным ранее завтраком. К счастью, большая часть рвоты попала в проход между партами, но брызги угодили не только на туфли Джама, но и на обувь и одежду стоявших рядом с ним.
— Надо бы его отвести в медкабинет, — заметила Ронда.
— Мне бы прилечь, — успел ответить мальчик, прежде чем нахлынувшая слабость погрузила его в беспамятство.
Теперь он очнулся в кабинете медсестры, которая разговаривала по телефону.
— Да, я могу не звонить в «скорую». Но руководство школы запрещает мне отправлять больных или травмированных учеников в больницу на частных транспортных средствах. Да, я знаю, что вы не намерены предъявлять нам иск, но я волнуюсь не по поводу судебной тяжбы с вами, я просто не хочу вылететь с работы. У вас, случайно, не найдется местечка для уволенной медсестры? Тогда давайте не будем спорить. Миссис Фишер, или я вызываю «скорую», или вы приезжаете и забираете его. Ну или он остается здесь, угрожая инфицировать других учеников.
— Я не болен, — пробормотал Джам.
— А теперь он заявляет, что не болен, — сказал медсестра. — Это при том, что у него рвота на туфлях. Да, миссис. Рвота — официально принятый, но малопонятный жаргон медицинских работников. Вообще-то, мы разговариваем на английском языке, как на самых лучших курсах младшего медперсонала.
— Скажите ей, чтобы не приезжала, — прошептал Джам. — Со мной все хорошо.
— Он говорит, что с ним все хорошо и чтобы вы не приезжали. Он слаб как младенец и явно бредит, но вам ни в коем случае не надо срочно везти его домой.
Через двадцать минут мама прибыла.
С ней вошел мистер Лодон.
— Прежде чем вы увезете его, — сказал учитель, — я хочу получить назад свое имущество.
— О чем вы говорите? — удивилась мама. — Обвиняете моего сына в краже?
Джаму не нужно было даже открывать глаза, чтобы представить, как мама прожигает взглядом Лодона.
— Он поднял кое-что с пола в моем классе, и эта вещь все еще у него.
Джам отметил, что мистер Лодон не хочет произносить при маме и медсестре слово «камень».
— Обыщите меня, — прошептал мальчик.
Мать тут же погладила его по голове, проворковав:
— О Джамайка, дитя мое, не трудись разговаривать. Я знаю, что у тебя ничего нет.
— Он разрешил себя обыскать, — настаивал Лодон.
— Этот ученик — мой сын. Каждый день он возвращается из школы домой, где заботится о брате с ограниченными возможностями и готовит ужин своей маме. И этого мальчика вы хотите ославить как преступника?
— Я не утверждаю, что он совершил кражу. — Лодон снизил напор, но не собирался уступить вовсе. — Он может даже не знать, что эта вещь у него.
— Обыщите меня, — повторил Джам. — Не нужен мне ваш философский камень.
— Что он говорит? — удивилась мама.
— Да бредит.
Джам почувствовал, как пальцы учителя охлопывают его карманы.
Мальчик разжал кулаки, чтобы показать пустые ладони.
— Я могу поклясться, — сказал Лодон, — что эта вещь у него была. И не осталась в классе, когда его вынесли.
— Значит, вам стоит обыскать какого-нибудь другого ребенка, — сказала мама. — Джамайка, дитя мое, ты можешь сесть? А идти? Или я сейчас заставлю мистера Растеряху отнести тебя к автомобилю.
Вместо ответа Лодон снова потрогал его. Джам попробовал перевернуться на бок и с радостью понял, что у него получилось. Даже сесть удалось! Значит, он не такой уж и слабый. Хотя прежние силы еще не вернулись. Поэтому он опирался на мать, пока та вела его к автомобилю.
— Да уж, задался первый учебный день, — проговорил он.
— А теперь скажи правду: тебя кто-то побил?
— Мама, меня уже давно никто не бьет.
— Ну, лучше б им и не пытаться. А что это за учитель?
— Идиот.
— А почему этот идиот прицепился к тебе в первый же день? Отвечай, а то мне придется сказать директору школы, что учитель неприлично тебя трогал, когда обыскивал, и тот надерет ему задницу.
— Мама, не надо таких слов.
— Задница, задница, задница… Кто из нас родитель — ты или я?
Это был их старинный ритуал, и Джам закончил фразой:
— Должен быть, я, но что-то мне подсказывает, что ты.
— Тогда полезай на сиденье, сынок.
По пути к дому Джам восстановил силы достаточно, чтобы ни на кого не опираться.
— Мама, мне уже гораздо лучше. Может, отвезешь меня в школу?
— Должна ли я сделать из этого вывод, что раньше ты притворялся? Что ты просто от нечего делать подвергаешь опасности свое будущее, пропуская занятия в школе? И чисто из прихоти создаешь мне проблемы на работе, заставляя срываться с места и везти тебя домой?
— Если бы я мог говорить, я попросил бы медсестру не звонить тебе.
— Джамайка, а ну выкладывай, что там стряслось.
— Мама! Он велел нам потрогать дурацкий камешек и рассказывал об алхимии, которая предшествовала химии. Говорил, что это философский камень. А тот, пока переходил из рук в руки, накопил электрический заряд и очередного ученика ударил током. Ронда Джонс его уронила, а мистер Лодон потребовал, чтобы подняла. Прицепился как репей, хотя Ронда перепугалась до смерти. Никакого смысла в этом я не видел, ведь он, скорее всего, просто собирался нам показать, что алхимия никакая не наука, а вот химия — да. Но почему мы все должны были трогать этот дурацкий камень?
— Позволь, угадаю. Ты увидел несправедливость и кинулся исправлять положение.
— Я только наклонился, чтобы поднять камень, и, наверное, упал в обморок, потому что очнулся на полу.
— Но ты его не трогал.
— Нет, мама. Теперь ты обвиняешь меня в краже?
— Нет, я обвиняю тебя в серьезных проблемах со здоровьем и предполагаю, что в следующий раз меня сдернут с работы из-за того, что ты упадешь замертво на баскетбольной площадке, а виной всему будет болезнь митрального клапана или что-то подобное.
— Единственный способ для меня оказаться на баскетбольной площадке — вначале умереть, и чтобы мой прах пошел на разметку.
— Я слишком много надежд возлагаю на тебя, мой бедный малыш. Если бы только… О, лучше бы я убила его, чем выходила замуж.