Сергей Беляков - Остров Пинель
Шевеление за моей спиной. Глухой стон. Я оборачиваюсь.
Санитар поднялся с кровати и покачиваясь, шел на меня… Радклифф, оценив ситуацию, резко крикнул:
«Джоди! Не валяй дурака!»
Тот нехотя подчинился.
Они отошли ко входной двери и недолго шептались о чем-то. Щелкнул замок; санитар ушел.
«Я приношу извинения… Он вообще-то славный малый, но вы его так… Впрочем, я думаю, он вас уже простил,»– поднявшись, он подходит к большому – во всю стену – зеркалу и открывает спрятанный за ним бар.
«Что вам налить? – хотя позвольте мне… «Сапфир» и тоник, так? Не хотите? Ну, тогда я, с вашего позволения…» – Он наливает себе бурбон со льдом, делает большой глоток, причмокивает, удовлетворенно хмыкает. – «Если созреете, чувствуйте себя как дома…»
Он возвращается в кресло.
«Я хочу мысленно вернуть вас на некоторое время назад… Вы только что выехали на сбор образцов в Африку…»
Зимой мы получили новый грант, от Агенства Национальной Защиты –деньги были просто невероятные, под поиск алкалоидных лекарств от оспы. Паранойя девятого сентября в государственных головах приносила свои плоды. Наши были абсолютно уверены, что задача выполнима, и заранее прикидывали, что делать с премиями. Но, к моему удивлению, на сбор образцов в Африку никто особо не рвался. Меня по-наглому вытолкали в поездку – только на месте я понял, почему…
«…поскольку работы вашей компании активно финансировались правительством. До поездки в Африку вы провели пять-шесть недель в Сан-Франциско, где добровольно,» – он делает ударение на последнем слове, – «принимали участие в первом этапе тестирования нового лекарства от ботулизма. Его разработку, в числе шести других компаний, курировала и «Лайбрерия»…» – Радклифф испытующе смотрит на меня. – «Вам, что, кинули кость за согласие поехать в Африку? Я ведь знаю, по условиям вашего контракта вы могли отлучаться из «Лайбрерии» только на месяц в году, в одну поездку… С чего вдруг такое везение?» – Его кривая улыбка выглядит ненатурально. – «Впрочем, оставим это – тестирование окончилось досрочно, и вы вернулись в Залив Пятницы, откуда практически без задержки вылетели в Заир…»
Затерханный коппер, похожий на грязного, полинявшего ворона. Он явно что-то недоговаривает… Надо расшевелить его, спровоцировать, заставить высказаться.
«Какого черта вы копались в моем прошлом?» – Глухо спрашиваю я. – «Что вам нужно, кто и зачем затащил меня на эту посудину, почему меня обвиняют в убийстве? Кто был убит? Если вы не сдали меня местным копам, значит, по крайней мере, вы знаете, что я этого не делал?» – я искуственно распаляюсь все больше и больше – странно, но на ворона это не производит впечатления.
«Да будет вам, Джек!» – В его глазах тлеют угольки терпеливого участия – не страха, не злобы… Это меня обезоруживает. В приятели он явно не набивается… тогда почему он мне сочувствует? Чтобы сгладить резкость, направляюсь к бару, наливаю джин в стакан, слегка разбавляю тоником. Первый глоток сразу заставляет меня вспомнить, что я голоден. Хмель приятно растекается по телу. Я беру сэндвич с рыбой и жадно откусываю.
Ворон высовывает голову из плечей:
«Я думал, мы договоримся быстрее. Ну что же… Вот какая штука: один из местных врачей на Сен-Маартене, доктор Каммингс, убит…»
* * *Кусок сэндвича застрял у меня в горле. Вот это да!
«Труп Каммингса обнаружили около четырех часов дня, в его же оффисе. Его задушили – пластиковый мешок валялся тут же, рядом с трупом. Медсестру обработали каким-то снотворным, и ничего толкового она сказать не могла. Местные заявили полиции, что видели, как в оффис доктора в районе часу-двух заходил турист… Вашу фотографию быстро отфильтровали из базы данных «Приключения Морей», пользуясь фотороботом. Сначала местные полицейские хотели опросить вас как свидетеля. Но на лайнере вас не нашли; поиски на берегу тоже ничего не дали. Ближе к вечеру мисс Эжени Струкофф заявила о вашей пропаже в службу безопасности «Приключения Морей»… На берегу события развивались своим чередом. Здешняя полиция была очень раздосадована случившимся: Каммингс был уважаемым и влиятельным жителем острова… Филлипсбург – маленький город, знаете… Ближе к вечеру вас видели в баре неподалеку от Фронт-стрит; с вами были двое типов, ранее активно разыскиваемых местными властями за торговлю крэком. В свое время они подкатывались к Каммингсу, пытаясь вовлечь его в дело – врач, специалист по токсинам, и все такое – но он сразу сдал их полиции… Тогда они улизнули, и вот теперь их увидели с вами…»
Как глупо и вместе с тем как реалистично все это смотрится со стороны.
Ясно, меня подставляют.
Кто, зачем?
«Чепуха, я ни с кем не разговаривал и не встречался – от Каммингса я пошел в центр города…» – замявшись (как объяснить ему про внезапное желание повидать продавщицу из бутика?), я все же выдавил: «…потом я заблудился, получил чем-то тяжелым по затылку и отключился…»
Радклифф отхлебывает из своего стакана.
«Хорошо, я вам верю… Пока.»
Он покачивает носком башмака. Из-под края застиранного носка на его ноге выглядывает иссиня-бледная кожа. Загорать ему явно некогда. Инспектор достает сигарету, закуривает.
«Что произошло в оффисе Каммингса?»
«По совету доктора Виалли, я пришел к нему на консультацию. Каммингс осмотрел меня и заключил, что при контакте с панцырем эндемичной улитки я был отравлен токсином…»
«…от которого он предложил вам противоядие, не так ли?»
«Откуда вам это известно?»
«Ответьте, он дал вам лекарство? Вам стало легче?»
«Куда уж там! У меня окончательно помутилось в голове… Почему это так важно, черт побери?»
«Нет-нет, вы правы… Не принимайте мою настойчивость так близко к сердцу, пожалуйста…» – Он явно осаживает назад. – «Не было ли в его поведении чего-нибудь необычного?»
«Да нет, напротив, он был очень любезен… Профессионален. Н-нет, не думаю…» – И все-таки что-то засело в мозгу, какая-то деталь, что-то важное… –«Постойте, он дал мне клочок бумажки с надписью… Мэйн… Нет, Айова… Колорадо… Вспомнил!» – Я расплескиваю джин. – «Айдахо… Бойзе! Там было написано – Бойзе… Я никогда не был в Бойзе, и не имел ничего, связанного с этим названием, что отложилось бы в памяти… Глупо.»
Искорки в его глазах сменяются молниями при упоминании слова «Бойзе». Он прикрывает глаза. Когда он снова открывает их, молнии бесследно исчезли.
«Джек, я понимаю, вы устали… Соберитесь, пожалуйста. Постарайтесь вспомнить, не видели ли вы Каммингса ранее? Скажем, в Чили… Или в Конго…»
…Месяц в Заире.
Киншаса. Адская жара, простреленные автоматными очередями рекламные щиты «кока-колы», доты на перекрестках. Раздрызганные прокатные «Лендроверы». Затхлый привкус воды из пластмассовых канистр. Бензин по душераздирающим ценам. Сонный гиппопотам на ночной дороге – ни объехать, ни спихнуть на обочину… Я собирал в саванне растения шести видов, в основном травы, с помощью нанятых местных рабочих – к северу, у озера Эдвард, и к западу, через Лубуту к Убунду и Кисангани. Войны озлобили людей; редких иностранцев в тех районах часто похищали с целью выкупа.
Наша база располагалась в Гоми, у озера Киву. Два сарая, обитые жестью. Трава сохла так быстро, что мы опасались пожара. Три недели пролетели на одном дыхании. Я так и не привык к постоянному напряжению, к тому, что нужно было спать с автоматом под боком, не свыкся с тем, что временами рабочие наотрез отказывались работать в том или ином районе из-за большой коцентрации мин-лягушек…
Но все заканчивается. Образцы взвешены, упакованы, занесены в реестр. Теплое местное пиво «Бралима» в аэропорте Киншасы перед вылетом. Последние жадно-обещающие взгляды негритянок в баре – белый по-прежнему ассоциируется в Заире с большими деньгами, и торговля телом не считается чем-то предосудительным; такой же уважаемый вид заработка, как и сезонный сбор кофе…
«…значит, не пересекались?» – я вздрагиваю.
«Н-нет, извините, не припоминаю…» – усталость усиливается, но я не оставляю надежды раскачать его, попытаться выжать из него побольше сведений о Каммингсе. – «Могу я спросить вас кое-что о Каммингсе? Вы считаете, что мне не нужно было пользоваться его лекарством?»
«Как вам сказать… Не то, чтобы ему нельзя было доверять… Словом, его репутация в медицинских кругах была… Двусмысленной… Он был ярким ученым, токсикология была его коньком. На Сен-Маартене он слыл продолжателем славы Филиппа Пинеля…»
Ворон хмурится.
«Пару лет назад, до переезда на Сен-Маартен, он был дважды арестован в Заире – нелегальное выращивание наркосодержащих растений. В первый раз его отпустили, лишь слегка напугав; время было смутное, повстанцы подходили к Киншасе, властям было не до чудака-иностранца, клявшегося, что он занимается не наркотиками, но какими-то особенными лекарственными препаратами. Когда повстанцев перестреляли, его арестовали повторно, на этот раз прихватив кучу вещ-доков – десятки килограммов трав, подозрительного вида «лабораторное» оборудование, сомнительные реестры… Через неделю все необъясимым образом сгорело в знаменитом на весь мир пожаре на складе горючего в аэропорту, сопровождавшемся многочисленными жертвами. Мистика в том, что склад был расположен чуть ли не за милю от полицейского управления, в котором хранились вещдоки на Каммингса – и тем не менее, в управлении тоже – спонтанно – возник пожар… Каммингс по-прежнему клятвенно утверждал, что он собирал травы с тем, чтобы выделять из них природные вещества для разработки лекарств против целого спектра болезней. По странному совпадению, некоторые из этих веществ содержали структурные фрагменты, сходные с такими же в сильнодействующих психотропных соединениях…» – Он язвительно улыбается. – «Выпутавшись из дрязг в Заире, он перебрался на Сен-Маартен, где стал записным филантропом: на его деньги, к примеру, починили госпиталь в Мариго… потом начал широко пропагандировать работы Пинеля, стал изучать местную школу врачевания, основанную на интенсивном использовании препаратов из флоры и фауны, в том числе и подводной… Снова стал активно публиковаться. Блудного сына простили. Спектр изучаемых им болезней был широким, но он предпочитал инфекционные заболевания и сильные интоксикации. Естественно, после того, как он запачкался в Заире, его какое-то время пасли – Интерпол, французы, голландцы – но придраться было не к чему…»
