Сергей Беляков - Остров Пинель
«…Истории болезни четырех пациентов… контакты со взрослыми особями моллюсков, содержащих значительные концентрации токсина… перенос в кровь через слизистые…»
Я судорожно пробегаю глазами всю статью.
Автор выражает благодарность… Статья отправлена… Дата… Принята к печати… Дата…
Нет ничего о симптомах, хотя бы отдаленно напоминающих мои. Нет ничего о противоядии. Нет ничего о несостоятельности, которой грозил мне Каммингс.
Получается, что происшедшее со мной не имеет ничего общего с этим токсином?
Зачем он соврал?
Мне вдруг становится ясно, зачем.
Он дал мне таблетки.
Он сказал мне все это с тем, чтобы я поверил ему и принял таблетки.
…Карман в джинсах, куда я их положил, пуст.
Конечно, я мог их потерять. Но я уже знаю, почему их нет.
Получается, что те, кто убил Каммингса, вырубили меня, чтобы забрать таблетки? Зачем?
А доктор ли доктор Каммингс?
Мысль, нелепая на первый взгляд, заставляет вернуться к поиску.
Мне повезло. Хвала английскому педантизму…
Фотография явно не блещет качеством, но мне достаточно и этого.
«Выпуск Кингс Колледж 1980 года. Отделение клинической токсикологии и токсикофармакологии. Слева направо… Первый ряд… Второй ряд…
Д-р Томас Герлах… Д-р Виджья Карху… Д-р Стивен Розен… Д-р Пендреготт Райли…
Д-Р АЙЗЕЙЯ КАММИНГС…»
Боги мои…
Зачем? Кому это было нужно?
Получается, что меня принимал не…
В это мгновение я краем глаза замечаю движение у дверей.
Проклятый санитар!
Джоди внимательно обводит зал жестким взглядом. Целую вечность спустя дверь закрывается. Я перевожу дыхание, затем осторожно выбираюсь из-под стола. Секунду борюсь с искушением бросить все как есть… Но так меня запросто вычислят. Надо вытереть, удалить все временные файлы и «печенья». Я запускаю «Очиститель» и выхожу из Windows.
С меня хватит. Иду сдаваться.
Эта мысль посетила меня последней – перед тем, как спрятавшийся за дверью Джоди воткнул мне в руку шприц с какой-то жгучей дрянью, и мое тело сразу же превратилось в мешок картошки.
Как ни крути, это было гуманнее, чем бить по башке.
* * *Ну вот, теперь голова не болит, но зато мышцы деревянные, как после злопамятного марш-броска.
Я вспоминаю армию, нашего дрилл-сержанта Кейси – дебил-сержанта, как его называли. Однажды мы бежали пятимильный марш-бросок с выкладкой в полсотни фунтов; Кейси ехал за нами на гольф-карте. Если колеса карта пробуксовывали в грязи (небеса над нами разверзлись еще три дня тому назад, и количество выпавших осадков в виде каши из дождя, льда и снега не поддавалось рациональному объяснению), он приказывал двоим доходягам из нашей компании (убей-не-помню их фамилий – Хавличек и Бейли, кажется) вытаскивать карт из грязи руками, а остальная компания при этом делала отжимания в грязи.
Один из них, кажется, Хавличек, потом пытался повеситься в уборной. Его откачали. Кейси втихую списали. Обычная армейская история.
Хаотичные до того линии на потолке складываются в правильный узор – значит, я прихожу в себя. Попытка пошевелить рукой отдается такой дикой болью во всем теле, что я с радостью оставляю эту идею.
Поворот головы приносит чуть меньше мучений. Я обнаруживаю себя все в той же каюте. Спасибо, хоть руки не связаны – но, ясное дело, это и не требуется.
В поле зрения попадает брючина, едва прикрывающая бледную с синими прожилками кожу ноги. Где-то я уже видел эту ногу…
Хольстер-кобура под брючиной на ноге Радклиффа пуста.
Изловчившись, я поднимаю голову выше. Ворон-ищейка сидит в кресле, бездумно уставившись в стену. Его взгляд мне не нравится. Очень. А еще больше мне не нравится то, что я вижу, скосив глаза на собственную правую руку. В ней сжат маленький револьвер Радклиффа, тот самый, из хольстера на ноге.
И. уж совсем безнадежно выглядит маленькая аккуратная дырка у него во лбу.
Нет, надо что-то предпринимать. Количество покойников растет, а моя ситуация не проясняется…
Я начинаю по очереди напрягать мышцы рук, ног, лица, туловища. Странно, некоторые из них реагируют, некоторые – нет. Я могу поднять правую бровь, но совсем не чувствую левой. Чем же это он меня накачал, гад?
Через некоторое время – кажется, что этой ночи вообще нет конца – а может, это уже и не ночь? – мне удается сползти с кровати и даже кое-как подняться на ноги. Чувствительность в левой стороне тела существенно ограничена. Приволакивая левую ногу, я осторожно приближаюсь к сидящему в кресле трупу – и замираю.
На лбу у него, рядом с дыркой, приклеена бумажка со словом «БОЙЗЕ»…
Крики и топот в коридоре.
Скорее инстинктивно, чем осмысленно, я хватаю другое кресло – нет, «хватаю» сказано весьма смело… Толкаю, пинаю, тащу его ко входной двери. Дизайн кают на этом корабле странен, но это играет мне на руку – открытая дверь ванной, если заклинить ее креслом, надежно упирается во входную, и быстро преодолеть такую импровизированную баррикаду не удастся.
Звук открываемого замка – удар – еще удар – но дверь, к счастью, выдерживает.
«Брейгель, открывайте! Мы знаем, что вы там!»
Как же, сейчас…
Идея приходит быстро.
Я поджигаю фирменную спичечную коробку, лежавшую в пепельнице (ну, вот и название корабля – «Утренняя Роса», уделаться, надо же, как поэтично…) и подношу ее к сенсору пожарной сигнализации.
Удары в дверь усиливаются.
Наконец тепло и дым от горящей коробки срабатывают – заходится в панике сигнал-предупреждение пожарной тревоги – громкая связь корабля плюется командами для диспетчеров «экзит-траффика»…
Шоу начинается.
Раздается звук, который я и рассчитывал услышать: автоматически срабатывает на открытие замок в пожарной переборке-двери, ведущей в соседнюю каюту. Проклиная левую ногу, упорно не желающую подчиняться, я прыгаю на правой к переборке.
Последний взгляд на Радклиффа. Сидя боком к большому зеркалу, он по-прежнему напоминает мне ворона. Дохлого ворона. Я гляжу в его мертвые зрачки в зеркале… На бумажку с надписью…
Секунду, но ведь это же…
Печатные буквы.
Почему печатные? – так же, как и на той бумажке, что дал мне Каммингс…
Не потому ли, что это…
Я снова гляжу на надпись в зеркало.
В ЗЕРКАЛО.
Входная дверь трещит.
Пользуясь отомкнутыми соединительными дверьми, я ковыляю через три следующих каюты, которые, к счастью, оказались пустыми. Купальный халат и спасжилет, выхваченные из шкафа в последней каюте, позволяют мне благопополучно смешаться с сонными пассажирами, спешащими к своим шлюпкам в соответствии со штатным расписанием. Задымление на борту – дело серьезное.
* * *…Меня бьет дрожь – не то от холода, не то от страха.
Сижу в шлюпке под тентом, уткнувшись щекой в жесткий пенопласт так и не снятого спасжилета. Шлюпка монотонно раскачивается в такт волнам, но это классическое убаюкивающее покачивание не оказывает на меня никакого эффекта.
Я чувствую себя пешкой в чьей-то жуткой игре, правила которой мне незнакомы. Кто-то командует мной, дает мне вводные, подставляет новые фигуры, ведет меня к одному ему известной цели.
Мне почему-то кажется: я могу, я знаю, как вычислить эту цель.
Все детективы в аналогичных ситуациях призывают рассуждать логически.
Первое озарение, первая ниточка – Каммингс.
Человек, который дал мне таблетки, не имел никакого сходства с доктором Каммингсом на фотографии выпускников Кингс Колледж.
В данном случае вопрос о том – кто из них является настоящим Каммингсом? – имеет равнозначное право на ответ с вопросом – кого же на самом деле убили, не говоря уже о том, кто и почему это сделал.
Вторая ниточка – слово. БОЙЗЕ. BOISE.
Я снова вижу его отражение в зеркале.
Мне где-то уже встречалось это сочетание – где? В связи с чем? Напрягись, вспомни!
Именно в тот момент, когда слово BOISE приобретает в сознании совершенно другой смысл, меня ослепляет яркий свет фонаря. Тент откинут в сторону – Джоди щерится мне в лицо… Двое других, перепрыгнув через ограждение палубы в шлюпку, тянутся ко мне, пытаясь схватить за руки, но в узком пространстве шлюпки им это плохо удается. Ярость удесятеряет мои силы; забыв о струпьях на руке, о полупарализованном теле, я отчаянно сопротивляюсь… –
-…получаю по челюсти, но по крайней мере при этом моя правая рука остается на свободе. Ткнув наудачу в сторону лица одного из нападавших, я слышу сдавленный крик – мой большой палец попал тому в глаз… Хватка ослабевает, я пытаюсь высвободить ногу – поскользнувшись, теряю равновесие…
…падаю, падаю, падаю…
…Когда я выныриваю на поверхность, «Утренняя Роса» прощально мигает мне в предрассветном тумане редкими огнями старборда. Попытка откашляться и очистить носоглотку приносит мне новый сюрприз.
