Алексей Толкачев - Рассказы
Пули свистят поверх наших голов. В вышине Большая и Малая Медведицы застучали молотками по своей космической наковальне. Завертелись лопасти небесной мельницы.
И вдруг безголовый Старик впереди остановился.
— Извини, девочка, но мы закрываемся. И так уже десять минут девятого.
Черноволосая девочка с сожалением отложила ружье.
— Но у меня осталось еще три пульки!
— Приходи с ними завтра. Мы начинаем работать с десяти утра.
Дядя выключил транспортер и уточки остановились. Потом дядя выключил свет и стал запирать тир.
Безголовый Старик остановился. Остановились и мы. Командир почувствовал приближение ночи. И правда — тут же мгновенно стемнело. Мы тихо стояли. По ночам не стреляют, и все же, в горах в темноте лучше не передвигаться.
Вещь в себе
Алле-оп! Так кричал в цирке укротитель тигров, заставляя своих бедных артистов прыгать с тумбы на тумбу. А может, так кричал в цирке «джигит из солнечного Дагестана», перед тем как сползти под брюхо лошади, несущейся по кругу манежа. Или серьезные артисты цирка так не кричали… А кричал так коверный клоун рыжему клоуну, пока тот целился из лука в яблоко, лежащее на голове белого клоуна. А может, в том цирке, в котором в детстве бывал Артем Васильевич, вообще не кричали: «Алле-оп!» Возможно, это Артем Васильевич читал в книгах про старый цирк. У кого-то… у Куприна, что ли… был такой рассказ: «Allez». Или не у Куприна… Память не хранит не только этой давно уже не нужной информации. Что там! Память не хранит куда более важных вещей. Как звали покойную жену? Впрочем, это тоже не важная информация… Или не покойную? Не важная, не важная информация.
Классическую литературу Артем Васильевич давно уж не читал. Как, впрочем, и всякую другую, кроме научной фантастики. В цирке же последний раз был лет шестьдесят назад. А вот почему-то помнилось Артему Васильевичу: «Алле-оп!» И казалось, что именно это веселое словечко кричит синий хищник, смыкая тридцать две пары своих челюстей. Веселый хищник, глотающий одним махом тонн по восемь естественной биомассы. А что — тоже своего рода уникальность, достойная цирка. Точнее, балагана. Варварского средневекового балагана, только версии нового, еще более варварского, 21-го века. И звучит этот крик синего монстра так же весело, но с хищным акцентом — злым, скрежещущим, металлическим даже каким-то акцентом:
— Адзе-оп!
Свой пост Артем Васильевич занимал уже без малого тридцать лет. И ко всему уже привык он, кажется, в этом диком мире, так не похожем на светлый человеческий мир. Ко всему за исключением хищников. К этим тварям Артем Васильевич, наблюдатель с тридцатилетним стажем, так и не привык, и не привык бы и за сто, и за двести лет! Отвратительные толстые гигантские черви длиной метров сто пятьдесят с гладкой синей кожей, у каждого из которых вдоль тела расположено тридцать два ротовых отверстия. Они же (вот ведь дикая физиология чужого мира) — они же одновременно и анальные отверстия!
Пещера, в которой находилась наблюдательная капсула Артема Васильевича, была одним из излюбленных мест охоты хищников. Основное население этого мира, так называемая «естественная биомасса» или ЕБ, как ее сокращенно называли наблюдатели, как правило, скапливалась именно в подобных пещерах, не понимая того, что как раз тут-то она и станет пищей очередного хищника.
— И!
— с таким звуком из норы, сокрытой в темноте, врывается в пещеру гигантский червь. Сначала становятся видны три пары его горящих глаз, стремительно несущиеся из мрака подземного хода, а через мгновение уже все тело червя вытягивается вдоль пространства пещеры. И с первых же секунд своего появления хищник парализует волю естественной биомассы. «Как там, у нас, на земле, удав гипнотизирует кролика», — такое сравнение нашел для себя Артем Васильевич, пытаясь в свое время хоть как-то поставить эту дикую среду в рамки своего привычного мироощущения. И вот уже биомасса послушно ползет к ротовым отверстиям хищника, и порой кажется, что она даже торопится быть поглощенной гигантским червем.
Существует специальный термин, описывающий магнетическое волевое воздействие хищника на биомассу.
«Ыро.»
Так на местном языке называется то гипнотическое влияние, которое заставляет естественную биомассу послушно втягиваться в пасть, а точнее, в пасти, чудовищ-хищников. «Волевое воздействие», «гипнотическое влияние» — не совсем точные, упрощенные термины… Если серьезнее — тут речь идет скорее о философии здешнего мира. О которой, откровенно говоря, мало что и известно. Да и то сказать — «местный язык»! Ну да, он существует. Но чей это язык? Биомассы? Хищников? Или скаларисов? И кто из них, вообще, хотя бы потенциально, является наиболее вероятным носителем сознания и, соответственно, языка? Тайна за семью печатями. А язык существует. Есть свидетельства. Есть надписи на стенах, наконец. Есть даже и послания для наблюдателей, сделанные на языке землян! Артем Васильевич сам обнаружил однажды на борту своей собственной капсулы, с внешней стороны, надпись, примерный смысл которой, если расшифровать принятое у наблюдателей сокращение, был: «Естественная биомасса — твоя мать!»
Отдельные составляющие естественной биомассы имели разнообразные виды и формы, в основном гуманоидного вида. Во всяком случае было совершенно очевидно, что раса людей, обитающих на земле, и местные гуманоидообразные организмы, формирующие биомассу, имеют общие корни. Но где-то в далеком прошлом пути развития разошлись… И вот мы имеем две расы, радикально отличающиеся друг от друга (если биомассу вообще можно назвать расой). Отличающиеся не столько телесно, сколько сознанием.
Хотя и в сознании тоже был, пусть и небольшой, но момент сходства. Восприимчивость к гипнотическому влиянию хищника. Нет, наблюдатели, конечно, не испытывали состояния «ыро», не лишались воли при появлении из норы очередного червя, и были весьма далеки от желания приближаться к нему (да и вообще с большой неохотой и только по необходимости наблюдатели покидали свои посты-капсулы). Но тот ужас, который вызывали у них синие подземные хищники, был явно гипнотического свойства. От этого ужаса каждый спасался по-своему. Людей с настолько крепкими нервами, чтобы обходиться без стимуляторов или, наоборот, успокоительных препаратов, было не много. Большинство нуждалось в искусственной поддержке. Многие пили спиртное. Официально это было строжайше запрещено, но, понимая ситуацию, непосредственное командование, как правило, смотрело на такие нарушения сквозь пальцы. До тех пор, пока не случались человеческие жертвы. А они, увы, порой случались…
У Артема Васильевича было свое успокаивающее средство — научная фантастика. Он проглатывал запоем, без разбора, бесчисленные произведения в жанре «science fiction» — рассказы, повести, романы, зачастую совершенно бредовые — не важно! Главное — те дикие фантасмагории давали Артему Васильевичу ощущение, что он находится еще в далеко не худшем из миров, и что синие черви — это милые домашние животные по сравнению с иными монстрами далеких планет.
Конечно, читать можно было только в часы, свободные от выполнения основной задачи. Основная же задача наблюдателя — изучение естественной биомассы. Специализацией Артема Васильевича была структура естественной биомассы (сокращенно СЕБ). В броуновском движении этой, на первый взгляд, совершенно случайной живой субстанции, состоящей из отдельных частиц, все же были определенные закономерности, общие характеристики поведения, общие реакции на типичные для этого мира ситуации и некая, пусть не явная, организация. Структура… И более того, Артем Васильевич был убежден, что в этой структуре есть какой-то центр управления. Существо или предмет, вещь в этой СЕБе, управляющая всем.
В ту пещеру, где находилась наблюдательная капсула Артема Васильевича, естественная биомасса поступала из соседних пещер. Большая часть поступившей ЕБ съедалась периодически появляющимися хищниками. Перед поглощением новых порций часть непереваренной биомассы, проглоченной ранее, хищники выделяли из ротовых/анальных отверстий в качестве испражнений (срыгиваний?), и эта непереваренную часть скаларисы уносили наверх на своих черных каучуковых спинах.
Звук, издаваемый организмом хищника при каждом своем физиологическом отправлении — характерный и уникальный. Если захлопывает свои пасти он с «цирковым» восклицанием: «Адзе-оп!», то открывает их он, произнося зловещее щипящее междометье-заклинание:
— Талаксэ!
И, опять же, трудно сделать однозначный вывод, что это — просто физиологический звук или же, все-таки, слово, одно из слов пусть не богатого, но все же — лексикона? Лексикона синего хищника…
Закономерность суточных миграций естественной биомассы заключалась в том, что после полуночи плотность ЕБ заметно снижалась и во второй половине ночи совершенно сходила на нет. В эти часы наблюдатели обычно спали. Но Артем Васильевич выкраивал для сна несколько часов в течение дня, а в периоды ночного затишья (хищники в это время тоже не появлялись, т. к. в пещере не было для них пищи) — в эти тихие часы Артем Васильевич предавался своему любимому чтению. Правда, ближе к утру все-таки начинал «клевать носом» и в конце концов засыпал, чтобы через пару часов заступить на очередное дежурство. И вот однажды во время предутренней дремоты Артему Васильевичу приснился голос. Голос пещеры. Он назвал наблюдателя по имени:
