Алексей Толкачев - Рассказы
Все так и будет, мой менеджер договорился с Гилмором. Мой виртуальный менеджер. Договорился с виртуальным Гилмором из моей френд-реальности…
В объективной-то, реальной реальности, я играть ни на чем не умею. И ни голоса у меня нет, ни слуха. Так что с того? Кого она интересует, эта реальная реальность?
Хотя, конечно, есть люди, которых она должна интересовать. Например, реальный президент. Не эти наши виртуальные, воображаемые, которые — у каждого свой, а тот президент, который настоящий. Который в реальном мире — один у всей страны. Ведь какая огромная ответственность лежит на этом человеке! И не хочется даже думать о том, что станет со всеми нами, если вдруг наш президент, подобно большей части населения, уйдет в свой личный, искусственно смоделированный, френд-мир…
Но нет, конечно, нет. Этого не может случиться. Наш реальный президент никогда себе такого не позволит. Я верю, что Евгений Ваганович — серьезный, надежный человек!
Апокалипсис каждый день
В соавторстве с Иваном Топтыгиным
Мы вышли на крутой горный перешеек. Слева — обрыв, бездна. Командир запретил смотреть туда. «Кто посмотрит в пропасть — туда и полетит. А сам не полетит, так я помогу.»
Справа стреляли. Смотреть направо тоже было запрещено. Но мы посматривали. Иногда удавалось разглядеть снайпера.
Такая вот нехитрая диспозиция. Слева смерть, справа смерть, сверху — небо. Большая и Малая Медведицы.
Движемся вперед.
У нашего командира кличка «Дикий». Он идет первым, ведет всю цепочку. За Диким — Старик. Он и в самом деле старик. Старше любого из нас, как минимум, вдвое. Дальше иду я, а за мной — Рыжий, Маленький и Гусь.
Долго мы ждали какого-нибудь задания, и вот, в конце концов, за грехи свои, дождались. Такое задание, что никакого другого и не надо… Всем заданиям задание. Пройти по этому чертову перешейку на ту сторону. За каким хером нам туда надо? Никто ничего не объясняет.
— Командир!
— Чего надо?
— Хотел поговорить…
— С командиром не разговаривают. Его слушают. В данный момент мне нечего тебе сказать. Давай, двигай жопой!
Первым сняли Рыжего. Мгновение назад он еще топал позади меня. И больше не топает. Даже не вскрикнул.
Потом в пропасть полетел Старик. Очередной выстрел, свист пули, Старик как-то нелепо качнулся… И все. Теперь в нескольких шагах передо мной маячит спина командира.
Старик… Сколько таких дорог он прошел, пока не ступил на эту вот, свою последнюю? Еще минуту назад он подбадривал нас. «В худшем случае, ребята, мы пройдем на тот конец, а в лучшем — наши души полетят в рай!» И не понятно было — шутит Старик, или его и в правду до смерти достало все это дерьмо…
Попадут ли наши души в рай? Мне — один хрен.
Выстрелы, выстрелы, выстрелы.
Где-то высоко над нашими головами заухала сова.
Справа в грудь ударило что-то горячее. В первую секунду мне даже не больно. А дальше я уже вообще ничего не воспринимаю. Мое тело летит в пропасть, а куда летит душа и была ли она, вообще, у меня — этого мне уже не узнать.
Мы идем. Слева пропасть, справа стреляют. Высоко в небе Большая и Малая Медведицы.
Впереди идет наш командир — Дикий. За ним Старик, Я, Рыжий, Маленький, Гусь.
Мы идем в самое хреновое место на всем белом свете, и даже не догадываемся об этом. Путь тянется по узкому горному перешейку, тянется, тянется, тянется. «Скатертью, скатертью дальний путь стелется и упирается…» Прямо в смерть.
С командиром не разговаривают. Его слушают. И слушаются. «Если я сказал, что мы пройдем, значит мы пройдем! Я лично совсем не боюсь этих выстрелов! Я не боюсь этих блядских выстрелов! Двигайте жопами, вы же воины!»
Какие мы, к черту, воины? Мы простые ребята, такие же как все, и отличаемся от всех только тем, что одной ногой находимся в могиле. Вот Старик — тот, да, воин. Весь покрыт шрамами. Весь организм Старику пулями исцарапало.
Сзади Маленький жалуется Рыжему:
— Нет, ну правда, ты только прикинь — я здесь, а она там. Она же молодая, горячая девушка. Нет, я не уверен, что мне удастся сохранить с ней отношения.
— Твоя сейчас задача сохранить отношения со своей собственной задницей, мудила!
— Что там за разговоры? — кричит командир.
— Да Маленький, блин, опять трахает мне мозги! Он по этому делу специалист.
Ответил Рыжий. И полетел в пропасть, получив пулю в голову.
Мы не маскируемся, не скрываемся. Такой возможности просто нет. Мы просто идем. По радио звучит «Любэ»: «Третьи сутки в пути… Рота прет наша, прет».
В пропасть полетел Гусь. Сам, без выстрела. Посмотрел налево? Не знаю. Может, посмотрел. Может, нет. Думаю, дело не в этом. Просто у каждого есть свой предел прочности. Видно, Гусь перешел свой предел…
Следующий мой шаг оказался последним. Пуля попала в правую ногу. Даже, можно сказать, не попала, а царапнула. Но я оступился. И живым полетел в бездну.
Мы вышли на узкий горный перешеек. Плотность огня справа была просто сумасшедшая. Совы над нами ухали как бешеные. В первую же секунду сняли Дикого. Старику… Я никогда такого не видел… Старику отстрелили голову. Черт, из чего они там стреляют? Или просто у Старика вышел запас прочности?
Я теперь командир. Веду цепочку. Надо вздрючить молодых салабонов, что тащатся сзади — Рыжего, Маленького, Гуся.
— Налево не смотреть! Кто посмотрит в пропасть, туда и полетит. А сам не полетит — я помогу.
А направо ребята посматривают. И я смотрю. Иногда удается разглядеть снайперов. Хотя, в общем, что это за снайперы… Говно, а не снайперы. На наше счастье.
Когда-нибудь все это кончится. Ребята только о том и мечтают — чтоб все это поскорее кончилось и они вернулись домой, к обычной жизни. Я не хочу им говорить, но я понимаю: для нас обычной жизни больше нет. Не существует.
Пуля просвистела над самым ухом. И я вижу, кто стрелял! Совсем молоденькая сучка. Черные волосы собраны в пучок на затылке. Подумать только — совсем еще девчонка!
Здесь случается так много всякого дерьма, что надо иметь крылья и летать, чтобы не сидеть в этом дерьме по шею…
По радио ди-джей читает письмо радиослушательницы: «Наш сын сейчас выполняет интернациональный долг в горячей точке. Когда он уходил, мы сказали ему…»
Рыжий оборачивается к Маленькому:
— А мне, когда я уходил, мой батя сказал так: «В том, что ты вернешься домой, я не сомневаюсь. Но желательно, чтобы ты вернулся не по частям, а целиком».
Рыжему попали в живот, он скрючился и полетел вниз.
Ди-джей заканчивает читать письмо слушательницы: «…Возвращайся к нам скорее, сынок! Мы любим тебя!»
«Любэ» затянуло свою волынку: «Давай за все, давай, брат, до конца…»
И, все-таки, всем чертям назло, мы дошли! Не все, но дошли! Только я, Маленький и Гусь, но мы добрались! Дорогие наши товарищи, Дикий, Старик, Рыжий — ваши смерти не напрасны! Вы помогли нам дойти.
Вот только что нам делать дальше? Об этом никто нам не сказал. Наверное, Дикий знал, но я не знаю. Черт, что еще за хрень?! Какого х…??!
Впереди провал, и я лечу вперед, в пропасть.
Дикого убили сразу. Теперь наш командир — Старик.
Справа стреляют. Слева зияет бездна. Если смотреть налево, может закружиться голова. Пропасть может загипнотизировать, притянуть. Посмотришь налево — и сам не заметишь, как полетишь туда. На месте командира я бы объявил, что смотреть налево запрещается. Может, командир и хотел бы это сказать. Но у нашего командира, Старика, нет головы. А значит, нет и рта. Нечем говорить.
Безголовый ведет нас куда-то вперед. А мы хотим домой. Но у нас есть только два пути домой — смерть или победа. Причем, что такое «победа» — мы понятия не имеем.
Налево не смотреть, направо тоже лучше не смотреть. Если же совсем закрыть глаза, то в моем сознании всплывает улитка. Я вижу улитку, ползущую по лезвию бритвы. Это мой сон. Мой ночной кошмар. Ползти, скользить по лезвию бритвы, но выжить!
Гусь боится, что погибнет, и так и не успеет побывать в Дисней-Ленде. По его мнению, это самое удивительное место на свете. А по-моему, самое удивительное место на свете — здесь.
Маленький жалуется:
— Гусь опять трахает мне мозги! Он прямо специалист по этому делу!
А Гусь летит вниз. Сняли Гуся. Прощай, братишка. Если я выберусь, я побываю за тебя в Дисней-Ленде, обещаю!
Я видел, кто стрелял. Совсем молоденькая сучка. Черные волосы собраны в пучок на затылке. Она действительно снайпер.
Какая-то часть меня боится того, что я найду в конце пути, и главное, я совсем не знаю, что буду делать, когда (и если) дойду. Но есть и другое чувство, посильнее страха. Желание пройти до конца вопреки этой черноволосой сучке. Назло ей!
Пули свистят поверх наших голов. В вышине Большая и Малая Медведицы застучали молотками по своей космической наковальне. Завертелись лопасти небесной мельницы.
