Сергей Мякин - Третий проект

…Огненный шар. Он врывается в небо

почему оно не голубое или облачно-серое, а фиолетовое с зелеными облаками?

и приближается, оставляя за собой толстый белесый шлейф…

Свет. Почему все вокруг стало ослепительно-белым?

Удар. Земля вибрирует и уходит из-под ног…

Внезапно Виктора охватило неистовое желание стрелять — из автомата, гранатомета, огнемета, плазменного генератора или аннигилятора — чего угодно, чтобы уничтожить, сжечь, испепелить тех, кто всё это задумал и осуществил… а потом придушить академика как их приспешника и пособника…

— Матрица ненависти к высшим экспериментаторам, специально заложенная ими в массовое сознание людей через популярные блокбастеры с целью блокировки нежелательных мыслей и идей. Отчетливо проявляется по реакции вашего гипофиза, — произнес академик, вглядываясь в монитор. — Сидя на суку, нетрудно понять, что его не следует рубить, но намного сложнее правильно отнестись к тем, кто посадил дерево, а теперь хочет его спилить, предварительно переселив обитателей веток на другое, — иронично добавил он, наблюдая за изменениями в лице собеседника.

— Ррр… а-а-а… не-е-ет, — прорычал Виктор, раздираемый на части противоречивыми чувствами.

— Успокойтесь, все равно с ними вам не справиться, как Дону Кихоту с ветряными мельницами, и изменить уже ничего нельзя, за исключением… надеюсь, вы поняли, какой выбор вам предстоит сейчас сделать. Попробуйте сформулировать это самостоятельно, напрягите ваш интеллект, — гипнотически глядя на него, сказал Фролов таким же тоном, каким, казалось, еще совсем недавно говорил на совещаниях, ожидая от подчиненных кратких сообщений и аналитических сводок о проделанной работе.

«Я не желаю быть подопытным кроликом! Будьте вы все прокляты, уроды!», злобная пульсирующая мысль охватила сознание, но, оставшись невысказанной, сменилась здравомыслием привыкшего к трезвой оценке обстановки научного сотрудника.

— Наверное, я должен либо снять этот скафандр и разделиться на разум, который родится и будет жить там, — он указал пальцем вверх, — и тело, которое умрет или мутирует… либо стать таким же, как вы. Кстати, можно спросить, почему вы остались? — ответил Виктор с той же смесью почтительности, официальности и смелости, с которыми отвечал на вопросы о результатах исследований и ходе подготовительных работ.

Георгий Алексеевич поднялся с кресла и с грустью посмотрел в окно. Виктору показалось, что шеф с трудом сдерживает слезы, и, услышав его надтреснутый голос — уже не столько всемирно известного и уверенного в себе ученого, сколько отягощенного грузом жизненных проблем пожилого человека, понял, что не ошибся:

— Ты молодец, всё правильно понимаешь, не зря я тебе самые ответственные задания поручал…Моих родителей нет в живых уже очень давно… жена умерла от рака, а сын погиб в аварии за три года до этого. Их матриц там нет, они будут восстановлены особым образом по другому каналу… мы всегда называли это лженаукой, колдовством, магией и не хотели в это верить, а мне теперь придется… И высшей наукой в чистом виде смогу теперь заниматься, без всех этих бесконечных бюрократических заявок и отчетов… Хотя не такая уж она и чистая, скорее грязная эта наука, но все равно — такова моя судьба… А у тебя все живы были, так что тебе решать. Только если улетишь, то всё, о чем мы говорили, будет стерто из твоей памяти, как и многое другое.

— А что останется-то? Что вообще мы будем там помнить о своем прошлом? — с недоумением спросил Виктор.

— Да ничего. Историю изучать в школе будете. О династиях персеанских императоров, мировых войнах, последняя из которых закончилась сто двадцать местных лет назад, президентах и техническом прогрессе. У некоторых, правда, остаточные воспоминания сохранятся, и они будут мистические легенды рассказывать о том, что вы пришли со звезд, но никто их особо слушать не будет, — пробурчал Георгий Алексеевич с выражением профессора, объясняющего пятикласснику задачу по алгебре.

— На как же… ведь это же… — начал Виктор, не в силах закончить мысль.

— Да — вечный круг это. Я теперь на него со стороны смотрю, с другого круга, только большего диаметра, а ты решай сам. Только учти — есть еще один фактор, который тебя удержать может. Что это такое — говорить не буду, сейчас сам узнаешь, так что с учетом этого шансы твои примерно шестьдесят на сорок, в смысле сорок процентов, что здесь останешься… И еще — спасибо тебе за всё. Прости меня, старика, — с этими словами Фролов протянул Виктору руку и долго сжимал его перчатку из резино-полиуретано-композитного материала, прежде чем отрезал:

— Ну всё, снимай свою изоляцию. Финита ля…

Приятная прохлада…

Облегчение от немного ослабевшего зуда…

Головокружение…

Новые, ни на что не похожие ощущения… Тело как будто становится чужим и отказывается повиноваться разуму, который…

… стремится лететь… туда… очень быстро и далеко… быстрее света…

Всё вокруг затуманивается и скрывается в серой полутьме, из которой выступают…

… Надежда, Андрей и Катя… они зовут к себе, как хочется их обнять, но почему они такие…

… странные…

…дикие?…

… да, дикие… почему у них клыки, перепончатые крылья и горящие красные глаза, в которых нет ничего человеческого?

… и другие, в истлевших лохмотьях, с обрывками гниющего мяса на выступающих костях… они поднимаются и шепчут что-то разумное… зовут по имени… рассказывают седые легенды…они хотят жить… снова… и просят…

Чем я могу быть вам полезен?

Чем? Я? Могу? Быть? Вам? Полезен?

Ведь я не знаю никаких ритуалов, раньше их знали шаманы и колдуны, а теперь знают только те, кто сверху, в серебристых дисках…

Они не понимают, что им от меня…

И я не могу понять…

А поэтому…

… туда… вверх… где легко, хорошо и интересно…

Огненный шар. Он врывается в небо

(почему оно не бледно-зеленое или облачно-оранжевое, а фиолетовое с зелеными облаками?)

и приближается, оставляя за собой толстый белесый шлейф.

Свет. Почему все вокруг стало ослепительно-белым?

Удар. Земля вибрирует и уходит из-под ног…

Взлететь. Взлететь пока не позд…

Нет, уже поздно… Тугая волна обжигающего воздуха валит с ног, скручивает тело и тащит вместе с пылью, камнями и обломками… дикая боль…

Кровь… почему она коричневая?

Обрыв… крылья сломаны

(какие к черту крылья, у меня же не крылья, а руки, но они сломаны… и почему на них всего пять пальцев, а не семь?)

и ничем не могут помочь…

Удар… темнота…

Тела больше нет, а есть только…

…что-то красновато-прозрачное, полное страха — дикого животного ужаса и стремления…

…лететь, стремительно лететь вверх, сквозь межзвездную черноту, чтобы снова…

… гул… откуда это противное пульсирующее гудение? Его издает космический корабль?

«О черт, что это было? Сон… да, всего лишь сон.

Надо выключить этот проклятый будильник, уже достал своими гудками, потом на какую-нибудь музыку заменю.

Черт, уже сразу и не вспомнить, кто я и где? Совсем уже запутался с этими кошмарами. Так, спокойно…. Я Вик’Тоол Никли-тан Сорк, мне тридцать пять лет, рядом моя жена На-дежрина — она тоже проснулась и толкает меня в бок… у меня двое детей… которых тоже надо будить и собирать в школу, а потом завтракать и лететь в институт…

А снится всё это потому, что надо меньше смотреть всяких триллеров про катастрофы, зомби и бескрылых пятипалых гуманоидов — захватчиков галактики… Точно, вчера весь день краем глаза по четвертому каналу смотрел „Последний день“, „Вторжение мертвецов“ и „Звездные войны“, пока готовил отчет о моделировании параметров нового ускорителя. Потом еще что-то документальное о древних магических ритуалах показывали… зачем я всю эту фигню смотрю, ведь и не верю вроде, а почему-то тянет…».

Вик’Тоол нехотя поднялся и, пока жена пошла готовить завтрак, направился в детскую, по пути размышляя о том, следует ли ему сегодня добираться до работы на собственных крыльях или на флаере, чтобы прибыть на полчаса раньше и еще раз проверить полугодовой отчет.