Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий
— Этот случай наступил. Бомби.
— Кого? — удивился Плотто.
— Состав этот царский бомби. Он битком набит взрывчаткой. И это мне совсем не нравится.
— Но… — попробовал он мне возразить. — Нас ведь только подглядывать послали…
— Всю ответственность я беру на себя. Видишь, куда они мешки возят?
— К переднему краю, — согласился со мной моряк. — Куда им еще взрывчатку возить?… — и осекся.
Колею тележными колесами уже успели накатать в траве, и весь этот путь сверху хорошо был заметен. Хотя при нашем приближении и прекратились всякие работы.
— Понимаешь, какая может быть нашим бяка на фортах. Это они пока только второй вагон начали разгружать… — разглядел я часовых у каждого вагона, кроме первого. — Так что считай наши действия превентивными по нейтрализации действий врага в боевой обстановке.
— Но так мы до срока раскроем эффективность наших бомб с экразитом и потеряем эффект неожиданности, — возразил Плотто.
— Там сейчас внизу так рванет, что никто и разбираться не будет, что мы туда кинули, — усмехнулся я. — Давай, дорогой Вит. Действуй. Я любую бумагу подпишу и тебя от любой ответственности отмажу. Считай, что я тебе приказал бомбить именем короля, как его флигель.
Корвет-капитан еще немного что-то прикидывал в уме и потом решительно мне кивнул. Повернулся и скомандовал матросам:
— Приготовиться к бомбометанию. Четыре серии. В каждой одна бомба — экразит, три — черный порох.
18
Взорвав эшелон с взрывчаткой, мы чуть не погибли сами. По крайней мере, многотонный дирижабль на большой высоте основательно так тряхнуло, подбросив, а его дюралевый набор очень жалобно заскрипел. Я уже простился с жизнью. Но обошлось. Я даже помолиться не успел, как летательный аппарат выровнялся и лег на курс. И до дома доплыли без происшествий, любуясь на поднимающееся за нами в небо огромное клубящееся облако рыжей пыли.
Но вот по прибытию в Будвиц у причальной мачты нас неожиданно ждал весь ольмюцкий ареопаг во главе с королем. Очень злые и раздраженные.
Не успели мы доложиться, как сразу нам выписали августейших звездюлей.
От багрового лица короля можно было прикуривать.
— Вы что там, в небесах, совсем охренели — своих бомбить! — кричало его величество, совершенно не обращая внимания, что он орет на офицеров в присутствии их подчиненных, чего делать никак не имел права по уставу. Все же он не только король, но еще и генерал.
И вообще король вел себя в этот вечер как-то неадекватно. В несвойственной ему манере этакого полковника Тихочука. Так и ждал я фирменной фразы: «Молчать, я вас спрашиваю!»
Не дождался…
Искоса глянул на Плотто. Мудрый корвет-капитан стоял навытяжку и внимал монарху, молча выслушивая о себе много нового и интересного.
— Я еще понимаю, когда Кобчик развлекается, — кричал король, — он у нас большой оригинал, и от него все что угодно можно ожидать. Но вы, Плотто, как старший по чину должны были его окоротить. Всему есть предел! Вы не соответствуете своей должности… Совсем. В первую очередь по инвалидности…
Плотто приподнял свою искалеченную руку, но король снова рявкнул, уточняя:
— На голову!
И так еще полчаса король разорялся, пока его гнев не остыл. Но за это время нас неоднократно пообещали разжаловать в рядовые и отправить в окопы с руками, прикованными цепью к механическому пулемету. Разве что в это время в этой стране еще не было так модно обещать подчиненным гомосексуальное изнасилование в особо извращенной манере, а так все было…
Отдышавшись, Бисер ткнул пальцем в меня.
— Кобчик от полетов отстраняется навсегда. Будешь на земле ковыряться… С пулеметом «Лозе», — мстительно добавил король. — Все. Уйдите с глаз моих.
Не сказав даже словечка в свое оправдание на это дикое обвинение — король нам такой возможности не предоставил, мы четко козырнули, повернулись через левое плечо и зашагали обратно к дирижаблю, который держала за веревочки радостная массовка — вся морская рота аэродромного обслуживания. Довольная дальше некуда. Когда еще такой сеанс словишь? Самого большого начальника части дрючат на твоих глазах, а тот лишь тупо глазами лупает.
Но уйти совсем и залить такой стресс алкоголем нам не удалось. Не судьба.
Только Плотто отдал команду заводить дирижабль в ангар, как примчался из города на взмыленной лошади вестовой офицер и отдал какие-то бумаги кронпринцу.
Тот их, бегло просмотрев, передал королю.
Король — Онкену.
Тот второму квартирмейстеру.
После чего послали за нами посыльного — вертать взад.
И мы вновь предстали пред светлым ликом его величества. Король смотрел уже другим взглядом. Но молчал, маринуя нас уже по второму разу. Потом нормальным тоном произнес:
— Я решил учредить особый знак за бомбардировку с воздуха. Список сегодняшнего экипажа мне на стол, потому как знак сей будет номерным, приравненным к государственным наградам. Кто стоял за прицелом?
— Я сам, ваше величество, — поспешил сознаться корвет-капитан, решив все шишки, предназначенные экипажу, собрать на себя.
— Онкен, готовь указ о награждении корвет-капитана Плотто шейным крестом военных заслуг с мечами и венком, — бросил король своему генерал-адъютанту.
Генерал-адъютант вопросительно посмотрел на монарха.
— А Кобчику — шиш, — ответил король на невысказанный вопрос. — Он и так массу удовольствия получил от полетов. И вообще, его нет в списках воздухоплавательного отряда.
Повернувшись к нам, добавил:
— Со свежими разведданными явиться ко второму квартирмейстеру. Тут и без вас разберутся. И Шибза прихватите с его пленками.
И, не прощаясь, пошел к своей карете, приговаривая:
— Как же я от всех устал…
В кабинете Плотто при воздухоплавательном поле сначала напились чаю с водкой. Поужинали из матросского котла. И только потом стали приводить документы рейда к отчетному виду.
Шибз испарился в лабораторию пленки проявлять. Чтобы далеко не ходить и соблюсти максимум секретности, такую лабораторию ему построили здесь же около дирижабельных ангаров. И приставили грамотного матроса-химика из студентов-добровольцев в качестве завхоза, лаборанта и секретчика.
Бывшее поле с одиноким ангаром с осени разительно поменялось. Обросло высоким забором, новым ангаром, в котором Гурвинек строил очередной дирижабль почти в два раза больше прежнего. Казармой, службами… Нормальный такой военный городок появился, только развиваться ему дальше некуда. Места уже нет. Город есть город, хоть и окраина.
Что-что, а новый квартирмейстер в ольмюцкой армии профи. Генерал Саем Молас явился к нам сам к полуночи, один, без сопровождающих лиц, ровно через пять минут после того, как у нас с Плотто все отчетные бумаги и карты были готовы, но сами мы уже валились с ног от усталости. В общем, о нашем походе в город, в штаб, не было и речи. Утра дождутся… такого светлого. Плотто мне уже и гамак приказал повесить в казарме.
Генерал Молас, свежий как огурчик, аж зависть нас прошибла, от чая отказался и сразу стал смотреть карту.
— За что хоть нас так ругали сегодня, экселенц? — не удержался я от вопроса.
Я все же не такой выдержанный, как Плотто. Морского корпуса не кончал. Я хоть и барон нынче, но по натуре «колхозник».
— А вы действительно не поняли?
— Не-а… — замотали мы головами синхронно, как чирлидеры.
Все же разведчики в области чинодральства несколько спокойнее будут. Наверное, так на них специфика службы действует. Ответил он нам охотно.
— За то, что гильдия скотопромышленников сегодня в обед выносила королю мозг на протяжении трети часа, представив восемь дырявых бочек на дворцовый плац, требуя компенсаций, — не стал чиниться генерал.
Плотто неожиданно заржал, будто ему пальчик показали с усложнением задачи.
— Что это с ним? — спросил меня удивленный Молас.
— Понимаете, экселенц, мы сегодня разнесли к ушедшим богам первый разъезд в тылу противника вместе с эшелоном царской взрывчатки. И думали, что нам фитиль вставляют именно за это. А до того дырявой бочкой распугали целый полк царских драгун на рокаде.
