Дмитрий Старицкий - Оружейный барон

Дмитрий Старицкий

ОРУЖЕЙНЫЙ БАРОН

1

Когда к горцам приезжает на побывку родня из других мест на месяц, то ее две недели встречают и две недели провожают, не вставая из-за стола. Пока всех не обойдут, не успокоятся. Но только не весной и не осенью. Сев и сбор урожая — вещи более святые, нежели ублажение сродников. В это время любого приблудного родственника моментально припашут, как бы его ни уважали.

Посему за накрытым в саду столом мы гуляли только один вечер. Но гуляли все, вместе с извозчиком, который привез меня сюда с вокзала. Выпивка с нас, закусь с хозяев.

После первой рюмки на меня нахлынули воспоминания. Места навеяли забытые мысли о том, как я ненароком попал сюда. Сюда — это на гору Бадон, что в Реции, марке большой серединной империи. Гору, на которой я появился в этом мире столь обыденно и просто. Пошел в подмосковном лесу грибы собирать. Наклонился за подберезовиком, разогнулся, и здрасьте-пожалста… вы находитесь в совсем другом месте. И даже не на Земле. Спасибо, приютила меня семья кузнеца Оле, а то даже не знаю, что бы со мной тут случилось без знания местных языков вообще.

И первой, кого я тут встретил, была Элика. С козой…

С тех пор на хуторе двоих уже похоронили.

И один народился.

Кузнец Оле, у которого я трудился подмастерьем-молотобойцем, меня и наладил отсюда в армию, когда заметил женский интерес ко мне своей подросшей племянницы. «Опоздал тогда кузнец…» — ухмыльнулся я чему-то своему, поднимая очередной стакан под здравицу в мою честь. Но настроение у меня от этой мысли поднялось.

В отличие от Оленых сыновей Элика сидела со всеми за столом — мать уже! Считай, взрослая. Рядом со мной угнездилась, но к вину не притрагивалась. А то как же? Она мать кормящая. Ей, пока сына от груди не отнимет, ничего, кроме воды и молока, не положено даже в рот брать. С этим в горах строго.

А ребенок в сторонке на лавочке сидит на руках у няньки — наемной девицы шестнадцати лет, блондинки невзрачной внешности. Нянька и заодно юной матери подружка, чтобы не скучала. Эту за стол не сажают по малолетству, хотя Элике она ровесница, но девица еще.

Элика, уверившись и утвердившись в своем новом статусе матери законного ребенка — как же, отец его на руки взял, признал! — несколько осмелела и все пыталась у меня что-то тишком выспрашивать.

— Потом, все потом, — дал я ей укорот, любуясь ее красивым лицом. — Имей, женщина, терпение.

И она от меня отстала. Но, думаю, только до ночи… Как только все спать наладятся… Женское любопытство, оно такое… Сильнее кошачьего.

Извозчик, как и обещал, деньги с нас брать отказался. И я, прощаясь, подарил ему новенький длинный штык-нож старого образца — с пилой на обухе, и наказал пригнать на хутор упряжку волов с плугом за отдельную плату. Очень мне не хотелось с тяпкой на поле весь отпуск надрываться, но никуда не денешься: весенний день год кормит. А на хуторе всего две пары мужских рук. Это если меня не считать с денщиком.

Возница уехал пьяненький и довольный. Угостили. Клинок подарили. Уважили.

Денщика определили на ночь в бывший мой чуланчик, а меня с почетом — в комнату покойного деда.

Когда все в доме угомонились, тихо скрипнув дверью, пришла Элика. Не забыв предупредительно накинуть крюк на дверь, в полной темноте уверенно подошла и села на край кровати. Нащупав мою ладонь, сжала ее и сказала:

— Спасибо, что не отказался от своего сына.

— Это же мой сын. Как я могу от него отказаться? Кстати, как назвали?

— Пока никак. Сын и сын.

— Непорядок.

— Непорядок. Но сына должен называть отец. А тебя не было.

— Я воевал.

— Тебя никто и не винит.

— У тебя руки холодные.

— А ты согрей.

— Уговорила. Ложись рядом.

— Если ты захочешь, то мы уйдем вместе с тобой.

— Кто — вы?

— Я и твой сын.

— Куда уйдете?

— Туда, куда уйдешь ты. В мир ушедших богов. Там у вас лучше, чем здесь? Войн нет, наверное, совсем.

— Все у нас там есть. И хорошее и плохое. Только у меня там семья: родители, братья, сестры…

— Моя семья теперь ты.

— Мне надо будет вернуться в Будвиц после отпуска. У меня обязательства перед королем Бисером. Но там война. Так что спокойнее будет растить сына здесь.

— Какой длинный шрам у тебя на спине появился. Это саблей?

— Нет… пулей.

— Как долго я тебя ждала… Чего только не выслушала от Оле и его жены, когда у меня живот на нос полез. Дед выручил. Цыкнул на них и приговорил: чей бы бычок ни прыгал, а телятко наше. Он умер, когда сыну было уже три недели. И был так счастлив, что у него именно правнук. А мне наказал тебя дождаться и уходить вместе с тобой. Он говорил, что вы всегда стремитесь вернуться домой, в свой мир ушедших богов.

— Так я тут такой не первый?

— На моем веку первый. А дед ваших видел не раз.

— И куда они подевались?

— Кто?

— Попаданцы?

— Какие попаданцы?

— Люди из мира ушедших богов, которые сюда попали.

— А я знаю? Дед про то не рассказывал. Сказал только, что ты будешь время от времени пытаться уйти домой. Что вы все такие.

— Что это потекло?

— Молоко…

— Надо же… сладкое какое. Часто доишься?

— Я тебе что, коза?

— Козочка… Иди ко мне.

— А-а-а-ах… милый… как долго я тебя ждала.

Утром всех отправили в лес за диким чесноком, а то сезон уходит. Солить его зеленые побеги и мариновать будем. Младенца Элика забрала с собой, неся на хитром плечевом подвесе. Я с народом отправил денщика, вооруженного пистолетом. Якобы для охраны. Но на самом деле мне надо было остаться один на один с хозяином. Решить без лишних ушей некоторые щекотливые вопросы.

— Дядя Оле, а что это твои сыновья в каких-то непонятных опорках ходят, когда я вам обуви выслал целый короб? — спросил я, глядя вслед уходящим со двора добытчикам.

— Какая обувь? — ответил он вопросом на вопрос, невинно лупая глазками.

— Посылки от меня осенью разве не дошли до вас?

— Ты это про тюки в рогоже пытаешь?

— Именно.

— Так тут они все, в сарайке. Пойдем покажу.

В чистой пристройке к конюшне, закрытой на хитрый Оленой работы замок, все мои посылки лежали штабелем. С нетронутыми почтовыми печатями. Я даже не представлял, сколько всего я смог добыть на полигоне всего лишь за самовар и самогонный аппарат. Отправлял-то частями. И как все это мимо контрразведки прошло? Или еще какой военной юстиции.

— Тут все, — сказал кузнец, отпирая дверь. — Ничего не пропало, не беспокойся. Тебя дожидается.