Таймер - Фёдор Михайлович Шилов
Ничего себе! Мы живём в престранном мире: за тобой присматривают, но никому действительно нет дела, где ты и что с тобой! Разводят по секторам, но при этом двери не заперты. Обеспечивают работой, но никто не интересуется, как ты её выполняешь. А мы послушны! Мы не ходим по рельсам вслед за поездом, пытаясь выведать, куда они ведут! Мы, работая дежурными, не заглядываем в двери чужих секторов! Почему простейшие истины становятся доступными так поздно? Видимо, для нарушения правил требуется особенный спусковой крючок.
Моим стала Ивис.
Додумайся я раньше, уже наверняка нашёл бы возлюбленную.
Но теперь-то я ей на что? Заросший, неопрятный, обожжённый химикатами. Отвратительное зрелище! Жалкое подобие того Пая, с которым она делила кастрюлю. В котором не переводились животный дух победителя, звериная воля, желание жить и рваться к вершинам. А сейчас? Что я мог ей предложить теперь? Едкую вонь разложившегося прошлого?
Покачиваясь, я подошёл к открытой шахте лифта. Покачивающийся каркас еле виднелся в тёмной глубине. Нас разделял десяток этажей. Этого хватит, чтобы навсегда покончить с Таймером. С собой в Таймере.
— Я не хочу так больше…
Отчего-то мне стало жутко. А вдруг Ивис именно сейчас работает в Хранилище трупов? Я попаду к ней, мы встретимся снова. Вернее, она — со мной.
Скажет:
— Пай…
— Ты знаешь его? — спросит толпа.
— Он трахал меня, — вдруг признается она. И люди отпрянут в ужасе, станут перешёптываться. Они же такие равнодушные, люди, до тех пор, пока не настанет пора объединиться и заплевать кого-нибудь, зажалить ядовитым языком, заклевать, затоптать, изранить.
А кто-нибудь снова увидит вошь и будет лупить мой труп лопатой, а она, Ивис, вздумает заступиться и погибнет здесь же. Или примкнёт к остальным?..
Я отошёл от края.
Некоторое время я жил в Холле. Мимо проходили дежурные, выводили из секторов постояльцев, приводили новых жильцов. Меня не замечали. Едва ли вообще кто-то мог вообразить, что из сектора выберется таймерец. А даже если и выберется, есть ли инструкции, что делать в таком случае? Видимо, нет или до дежурных их не доводили, иначе меня давно бы уже затолкали обратно в сектор. А там, пожалуй, и убили бы.
Я втихаря прокрадывался в сектор, когда все уходили в рабочую зону: меня там ждал паёк, ведь мои 28 дней ещё не истекли. Без еды было тяжко, но страшнее было остаться без питья.
Я спал в укромном углу и пропустил тот момент, когда за мной пришли. Новый сектор обеспечил бы меня постелью и едой ещё на 28 дней! Когда я заглянул под утро за дверь, обнаружил, что все подносы пусты. До этого никто не брал мою еду, вероятно брезговали даже ею. Я поковырялся в отходах, выискивая что-нибудь посъедобнее, но не насытился. Выпил жалкие капли со дна стаканов и прокрался в душ — утолить жажду.
Мои опасения подтвердились. 28-дневный срок в этом секторе истёк, а в новый меня не переселили. Я мог ходить, где захочу, но что мне с этой свободы?
Несколько дней я побирался, питаясь объедками, среди которых нередко попадались столь нелюбимые мной прежде варёные куриные шкурки. Я заглядывал во все сектора подряд и осматривал подносы лихорадочным взглядом.
Добыча пропитания стала моей первостепенной задачей. Я забыл про Ивис, забыл, что открывшееся знание о Таймере дарило мне невероятную возможность отыскать возлюбленную. Нет, ничего этого я не помнил. Меня снова гнали животные инстинкты. Только теперь это был не зов манящих вершин для ухоженного льва, а постыдный страх пугливого койота сдохнуть от голода.
Я заглянул в сектор и обомлел от счастья. Нетронутый поднос. Еда! Полная порция! Я хватал руками хлеб, яйца, колбасу. Давился, глотал, не жуя. А рядом на постели лежало тело усопшего этой ночью, которому паёк уже был ни к чему.
Меня вырвало прямо на поднос: от жадности и отвращения к себе.
— Пай, — пробормотал я, отирая губы задубевшими чёрными пальцами с длинными острыми ногтями, — неужели это правда ты?
Очередной сектор. Основная часть жильцов находилась в рабочем отсеке, но некоторые, внешне мало отличавшиеся от меня, заседали в спальне, передавая по кругу пластиковую канистру с коричневой жидкостью. Они прикладывались к горлышку, после зарывались носом друг друг в волосы, занюхивая пойло.
— О-о-о, милости просим.
Они радушно протянули мне канистру. В ней оказался коньяк для пропитки коржей.
Так я стал кондитером. И любителем выпить.
Моих приятелей было четверо. Все они выглядели старше своих лет и одевались разномастно, что было для Таймера, привыкшего к наготе либо к униформам, совершенно необычно. Был среди них столь же неопрятный, как я, седовласый старик, носивший длинный — до пят — балахон с капюшоном. Другой — мужчина средних лет, стягивал в хвост длинные сальные патлы и предпочёл из одежды кожаный плащ и ботинки с острыми носами. Две девушки: одна — обросшая и смахивающая на мужика — носила белое платье с пышными юбками и глубоким декольте, она сама его сшила, ноги её были обуты в чёрные резиновые сапоги повыше колена. Волосы — жидкие и бесцветные — напоминали спутанную в «бороду» леску, некоторый дополнительный шарм придавало отсутствие значительного клока на одном виске, растительность заменил уродливый неровный шрам, будто кожу когда-то вспарывали консервным ножом. На одном ухе не хватало мочки. Вторая — бритая налысо — одевалась в кремовую майку на тонких бретельках и штаны цвета хаки. Кожу её украшали татуировки с камешками, вроде тех, за которые боролись в Хранилище, только не сияющими и гладкими, а угловатыми и бугристыми, серовато-зелёного цвета.
Я как-то поделился с ней, что она может стать добычей мародёров, на что она хрипло рассмеялась и ответила:
— Вряд ли позарятся. Это же щебёнка. Даже не блестит.
Мужеподобная говорила басовито и с хрипотцой, обладатель стянутых в хвост волос, напротив, был наделён голосом чуть высоковатым для мужчины, а манеры его отличались некоторой жеманностью. Впрочем, эта пара была довольно молчалива. Двое других участников компании нередко устраивали пикировки друг с другом, разгоравшиеся внезапно и столь же внезапно затихающие, изъяснялись они отборным матом. В такие моменты казалось, что они покидают нас, исчезают из сектора, да и вообще витают за пределами Таймера. Наверное, они научились выходить в какой-то другой мир. В какую-то свою… кастрюлю.
Их наверняка как-то звали. Возможно они представились, но коньяк и привычное безразличие к чужим именам сделали своё дело — их имён я не запомнил. В ответ на моё, мужеподобная гортанно
