Чистилище. Янычар - Золотько Александр Карлович
– Что ты предлагаешь, Угрюмов?
– Перезагрузить, – тихо сказал капитан.
– Все перезагрузить? – уточнил полковник. – И даже то, что сейчас еще пока работает?
– И даже точки последней линии обороны, – кивнул Угрюмов. – Вырубаем, потом запускаем…
– И не включается вообще ничего, – закончил за него полковник. – Даже камеры наблюдения и пулеметы над входом, которые почему-то пока работают. Так?
– Не знаю, товарищ полковник. У меня есть резервная копия программы. И мне нужно десять минут.
– И полностью обезоруженный бункер… – Полковник посмотрел в глаза капитана. – Твоя семья ведь здесь, в бункере?
– Да, – кивнул капитан.
– Ты понимаешь?..
– Разрешите выполнять? – Угрюмов демонстративно посмотрел на часы. – Десять минут.
– Что у нас останется в рабочем состоянии? – спросил Иванченко.
– Системы жизнеобеспечения, узел связи, внутренние энергосети. Вся механика, ясное дело…
То есть замки на входных дверях уполовинятся. Электронные – вырубятся, система опознавания – вырубится. Только кремальеры и засовы. Это лучше, чем ничего. Монтажники, когда ставили ворота, гарантировали, что сооружение выдержит чуть ли не тактический ядерный удар. Во всяком случае, взрывчатку, что обычную, что в кумулятивных зарядах, придется таскать тоннами.
– Время, товарищ полковник, – напомнил капитан.
– Ладно, приступай. Приступай. – Полковник Иванченко включил микрофон: – Внимание всем. Сейчас будет произведена плановая перезагрузка системы. Возможно временное отключение в некоторых секторах. Всем оставаться на своих местах и выполнять приказы дежурных офицеров и командиров подразделений.
Иванченко откинулся на спинку кресла. Снял с руки часы и положил на край пульта перед собой.
– Начали! – провозгласил капитан Угрюмов, и монитор перед полковником погас.
Десять минут, сказал Иванченко. Десять минут.
Внезапно подал голос зуммер входящей линии. Полковник посмотрел на мигающий индикатор, медленно протянул руку. Либо случайный сбой на линии, либо звонит некто, владеющий совершенно секретной информаций. Дозвониться в бункер по входящему городскому можно было только набрав длинный номер с несколькими добавочными кодами.
Полковник протянул руку к телефонной трубке.
– А я домой прибегаю, – сказал вдруг молодой лейтенант, сидевший у пульта управления огнем. – Прибегаю такой, а жены дома нет… Прикиньте.
Голос у летехи был тихий, растерянный, ни к кому особо он не обращался, просто не мог уже держать в себе эмоций. Нужно было выговориться, пусть так, в пространство. Сотрясти воздух.
– Жены дома нет, на столе – записка. Вот… – Лейтенант вытащил из кармана свернутый вчетверо лист бумаги, развернул, словно не помнил того, что было там написано. – «Извини, я тебя не люблю. Мы с Николаем уезжаем. Подай на развод сам». Прикиньте…
Иванченко положил руку на телефонную трубку. Зуммер и мигающий светодиод продолжали напоминать, что кто-то хочет поговорить с обитателями бункера.
– Бывает, – пробасил старлей от второго огневого пульта.
– Так ведь день бы потерпела – осталась бы жива, – сказал летеха. – День потерпеть. Что она – не могла?
– А не хрен ли с ней? – подал голос дублирующий стрелок, прапорщик Ивлев. – Мне бы такую и жалко не было…
– Так мы вместе всего полгода и прожили. – Летеха покрутил листок в руке и положил на пульт. – Вроде ведь и любила… Когда только успела разлюбить?..
– У них это быстро, – сказал старлей. – Только отвернулся, а она… Я, когда под Вологдой служил, у нас такая же история была, муж, значит, в командировку… Артем Феоктистов, если кто знает. Так вот, он в командировку, а она…
– Тишина, – сказал полковник, и люди в центральном посту замерли.
Листок с прощальной запиской слетел с пульта и с легким шорохом лег на пол. Лейтенант побледнел.
– Да, – сказал полковник, подняв трубку.
– Сергей Иванович?
– Полковник Иванченко, – сказал полковник. – Кто говорит?..
– Майор Петров.
– Здравствуй, майор. Ты немного не вовремя…
– Извините, но, боюсь, я не смогу перезвонить позже. Тут, кажется, началось. Сам я пока не видел ничего, но что-то взорвалось, врубили в городке сирену, и я слышал, как работает пулемет. Скорее всего – началось… У вас там как? Успели запечатать? – Да, включен режим изоляции. Ты к своим добрался?
– Да. Сижу вот в палате. Тут и наша Лизка. Привет вам передает, спрашивает, как Марина.
– Все в порядке, – сказал полковник, почти совсем не замешкавшись. – Мы все здесь. И Марина, и Валерка. Все в порядке.
– Значит, держитесь, – сказал Петров.
– А ты как?
– Я справлюсь. Я вообще пробивной и талантливый человек. Кто там вместо меня будет работать?
– Мухаметшин.
– И это правильно, – засмеялся Петров. – Я и сам хотел вам посоветовать. Ладно, не буду отвлекать. Прощайте!
– Прощай, – сказал Иванченко и осторожно вложил телефонную трубку в зажим.
Пять минут. Еще пять минут. Время будто застыло. Превратилось в желе. И как жарко. Душно и жарко в центральном посту. А наверху сейчас хорошо! Прохладно. Полковник любил утренний лес сразу после восхода солнца. Было в нем что-то такое… непередаваемое. Иванченко как-то пытался сформулировать свои чувства по этому поводу, но не смог. Литература – это не его. И красивые слова.
Полковнику захотелось окликнуть Угрюмова, спросить – ну как, что-то уже понятно? Как же, понятно… Идет загрузка. Быстрее, чем через пять… через четыре с половиной минуты все равно не получится.
Выбросить все из головы. Ни о чем не думать. Отвлечься.
Как там сказал особист? Он вообще пробивной и талантливый человек? Наверное. Хорошо, что он успел к жене в больницу. В самый последний момент, получается, успел.
Я справлюсь, сказал майор Петров.
И я никогда не узнаю, подумал полковник, справился он или нет. И что задумал. Наверное, справится.
Справился.
…Майор Петров, в общем-то, ехал к жене даже не для того, чтобы спасать. Оба они знали, что жить ей осталось меньше месяца, врачи удивлялись, что она вообще так долго протянула. Их дочь дежурила у постели матери круглосуточно, ей позволили поставить раскладушку в палате. На одноместную палату, лекарства и оплату процедур уже ушли все сбережения, деньги от проданной квартиры и машины.
Вывезти дочь в безопасное место тоже не получалось, и майор даже подумать не мог, чтобы оставить жену умирать в одиночестве. Он будет с ней рядом в последнее мгновение. Любой ценой.
Майор угнал машину. Из-за него произошло несколько аварий на дороге, кажется, какая-то машина слетела в кювет, а какая-то повисла на столбе – Петров не запомнил этого, как не запомнил свой хриплый крик, пистолет, дергающийся в руке и бледные лица пэпээсников, попытавшихся проверить у него документы на МКАД.
Майор мог думать только об одном – успеть. Не сдохнуть по дороге от вируса, а войти в палату, вбежать или вползти, но оказаться рядом с женой и дочкой в самый страшный момент. Петров перезвонил из машины, приказал дочке никуда не выходить. Сидеть и ждать.
– Я скоро, – сказал майор. – Ты там меня дождись…
– Ты не беспокойся, папа, у мамы… у мамы все хорошо, – сказала дочь. – Я с ней, ты не волнуйся. Маме сделали укол, она спит.
– Я скоро, – повторил Петров. – Скоро все закончится.
На шоссе за Москвой его почему-то обстреляли полицейские. Может, им сообщили об угоне машины и нападении на патруль? Майор не знал. Он остановил машину, не очень даже и торопясь вышел наружу, вскинул два АКС-74 – все-таки забрал у патрульных, подумал майор и немного удивился.
Петров никогда не был особо хорошим стрелком, но тут, с двух рук, как в заграничном кино, расстрелял четырех полицейских, потом подошел к ним, собрал боеприпасы и оружие, сел в уцелевшую патрульную машину и уехал.
Он вынужденно свернул на проселок, что удлинило путь почти на два часа. Пришлось ехать в кромешной темноте, пока солнце не встало. С рассветом пошел дождь, проселок сразу развезло, но майору до шоссе оставалось всего с полкилометра, успел выскочить на асфальт, прежде чем земля превратилась в вязкую грязь. На шоссе патрульная машина встала – закончился бензин, Петров вышел на дорогу, тормознул первую же легковушку, сказал одуревшему от страха водителю, что по государственной надобности, перегрузил свои трофеи на заднее сиденье, прикрыл каким-то подвернувшимся пледом и уехал, пообещав прислать какой-нибудь транспорт.
