Чистилище. Янычар - Золотько Александр Карлович
Не нужно открывать, прошептал Янычар. Не нужно открывать.
Дверь заскрежетала и оторвалась. Солдаты еле устояли на ногах, бросили дверцу на асфальт и полезли в машину – доставать раненого. Вытащили.
Какой-то кавказец, рассмотрел Янычар в прицел. Пожилой. «До Сокольников отвезешь? – Конечно. Покажешь куда?»
Голова водителя безвольно покачивалась, из порезов на лице текла кровь, с пальцев свесившейся руки часто капали ярко-алые капли. Солдаты потащили водителя в сторону, к грузовикам.
Наверное, он показался им самым пострадавшим в машине. Или единственным выжившим. Офицер указывал рукой, куда нести, куда класть, солдаты тащили, придерживая локтями болтающиеся на плечах автоматы. Все это делать в ОЗК и противогазах было чертовски неудобно, двое водителей бросились солдатам на помощь, третий достал таки из машины топор, но сообразил, что инструмент больше не нужен, и стоял, держа топор в опущенной руке.
Никто даже не оглядывался на машину. Они даже не представляли, чего можно ожидать. Они не смотрели телевизор вчера, они не тралили Интернет в поисках информации, и их никто не предупредил. Должен же был кто-то этим заниматься. Должен был, но до нижнего звена, как водится, информацию не доводили.
Можно было просто выстрелить из «винтореза» прямо через выбитое заднее стекло. В противогазах никто из солдат и не услышит выстрела. Но спасать им жизни в обязанности Янычара не входило. Он должен выжить, а для этого собрать как можно больше информации о происходящем.
Янычар глянул на часы. С момента аварии прошло десять минут. Шевелится в салоне, кажется, только один человек. Пока человек. Вот он попытался открыть дверь, толкнул плечом, у него, естественно, ничего не получилось. Зараженный толкнулся снова. И снова. Рядом было выбитое стекло – вполне удобное отверстие для того, чтобы выбраться наружу. Можно было перебраться через водительское сиденье и тоже выйти на мостовую через вырванную дверь. А он бился и бился плечом в закрытую дверцу. Снова и снова.
Водителя положили на кусок брезента, извлеченный из кузова грузовика. Солдат стал рядом на колени, попытался прослушать сердцебиение, не снимая противогаза и капюшона ОЗК. Ни хрена, ясное дело, не услышал. Что-то сказал офицеру. Типа – может, противогаз снять? А тот даже руками всплеснул от негодования и чуть не выронил автомат – перчатки в ОЗК штука не самая удобная. Их задача обеспечивать герметичность, а не комфорт для стрельбы и переноски.
Водитель с топором в руке заметил, наконец, шевеление в машине. И даже, возможно, что-то крикнул офицеру. Но через противогаз особо не прокричишься… И беспрерывный стук капель по капюшону создает надежную завесу против посторонних звуков.
Но это – не страшно. Это ерунда. Нас же с самого детства учили – нужно помогать людям. Водитель водителя должен выручать. И, к тому же ведь предупредил же водитель «Урала» командира. Честно попытался предупредить. А ждать некогда – человеку плохо.
Водитель подбежал к машине, оставив автомат у колеса своего грузовика. Замахнулся топором, но не ударил. Решил поддеть топором край дверцы возле замка. Надавил на топорище.
Человек изнутри толкнулся в дверцу снова. И снова. И снова. Водитель рванул топор – пассажир ударил изнутри, дверь распахнулась.
Идиотики, прошептал Янычар, наивные добренькие идиотики.
Водитель выронил топор, на скрежет металла наконец оглянулись офицер и солдаты. Они увидели, как из машины что-то метнулось к потерявшему равновесие солдату, ударило в грудь и сбило с ног.
Мать-мать-мать, бормотал Янычар, пытаясь удержать схватку в прицеле. Как же ты…
Офицер бросился к дерущимся.
Даже на десятом этаже Янычар слышал, как хрипит зараженный. Потом услышал крик водителя – зараженный сорвал с него маску противогаза и впился зубами в щеку. Рванул плоть и завыл, запрокинув голову. И снова захрипел.
Офицеру нужно было стрелять, чуть сбоку и слева – в голову. Пуля прошла бы, не задев водителя, но выстрела не последовало. Нельзя стрелять в гражданских. У человека шок, возможно. Нужно его как-то успокоить, оттащить и успокоить.
Кровь из разорванного лица водителя летела брызгами во все стороны, текла по асфальту. Водитель кричал, пытался оттолкнуть нападавшего, бил кулаками его по голове, плечам, спине, но урод-мутант-зомби – как там его – был сильнее. Он не чувствовал боли, не почувствовал, как офицер схватил его за шею и попытался оттащить от водителя.
Урод закричал, захрипел и внезапно отпустил свою жертву, резко вскочил и бросился на офицера. Тот шарахнулся в сторону, не удержал равновесия, упал на колени. Урод сорвал с него капюшон ОЗК и впился зубами в шею.
Набежавший сбоку солдат ударил урода прикладом автомата, но тот снова не обратил внимания на удар.
Повышен болевой порог, зафиксировал Янычар. Болевые приемы не работают. Нельзя победить человека болевым приемом, если тот не чувствует боли. Еще удар прикладом, по голове.
Приклад скользнул, сдирая кусок скальпа, и снова урод даже не повернул головы – рвал и рвал шею офицера зубами. Второй солдат ударил штыком. В плечо. Ударил и замер, потрясенный содеянным. Он никогда не втыкал ни в кого штык-ножа.
Солдат был искренне уверен в том, что после такого удара любой человек должен заорать и рухнуть на землю.
– Человек, дурашка, – прошептал Янычар. – Необезумевший урод.
Офицер упал на мостовую лицом вниз. Руки беспомощно шарили по асфальту, пытаясь нащупать хоть какую-то опору, скользили в крови и разъезжались.
Солдат ударил штыком еще раз, теперь в спину.
Легкие, отметил Янычар. Правое легкое. Урод дернулся, но терзать офицера не прекратил. Еще удар штыком, Янычар решил, что в сердце, но потом подумал, что ошибся. Удар в сердце должен уложить человека на месте.
– Человека, дурашка, – прошептал Янычар уже себе. – Человека, а не урода-мутанта-зомби…
Еще удар. Снова в сердце, и снова без видимого результата. Да, кровь текла, да, клочья летели, и сталь погружалась в тело, но безумец жил-жил-жил-жил, смерть никак его не могла остановить.
Набежавший солдат упал на колено, приставил дуло автомата к голове урода и выстрелил. Пуля пробила череп и ударилась в гранитный бордюр, с визгом отлетев куда-то в сторону.
Урод замер.
Еще выстрел, и снова пуля дала рикошет о гранит, вырвав из головы нападавшего осколки черепа и алые брызги.
Вот теперь он умер, сказал Янычар. Теперь он сдох. Выстрел в голову – единственно эффективное средство борьбы. Запиши себе, сказал Янычар, переводя дыхание.
Солдаты медленно отходили от убитого. Офицер все еще шевелился, но солдаты не спешили к нему на помощь. Они просто боялись к нему подойти. Слишком много крови. Слишком неожиданно все произошло. И безумец, рвущий человеческую плоть зубами. И не боящийся ударов штык-ножа в сердце.
Водитель, на которого урод напал первым, подполз к «мерсу» и медленно встал, опираясь на капот. Его лицо превратилось в кровавую маску, он смотрел на свои окровавленные руки, на лужу крови – его собственной крови.
– Ребята, – тихо позвал водитель. – Мне нужен врач, ребята…
Солдаты его словно не слышали, стояли и, не отрываясь, смотрели на убитого урода.
– Ребята! – громче позвал водитель. – Мне хреново… Хреново мне что-то…
Это тебе еще не хреново, сказал Янычар, опуская винтовку. Времени тебе двадцать пять минут. Это если на заражение уходит полчаса. Вы бы как-то быстрее соображали, ребята…
Янычар вошел в комнату, плотно закрыл за собой балконную дверь. Положил «винторез» на диван, медленно, словно во сне, прошел в ванную, зачем-то тщательно вымыл руки. Сходил в кабинет, достал из бара початую бутылку водки. Отвинтил пробку и отхлебнул прямо из горлышка.
«Как-то ты расклеился, приятель… С чего это? Зомби не видел? Мутанты давно при тебе людей не ели? Мальчишек жалко? Так их было семеро против одного. И все с оружием. И что? Не справились. Справились, но очень плохо. – Янычар сделал еще глоток из бутылки и поморщился. – Сейчас очередь первого водилы и офицера. Они ведь живы. Часики тикают… Тик-так, тик-так…»
