Останкино 2067 - Сертаков Виталий Владимирович
– Извини, – говорю я, – извини, пожалуйста. Просто я люблю ее и не могу об этом говорить…
– Нет проблем, – ровно сообщает Коко и смотрит на меня как-то странно. – Я лишь хотела заметить, что твою жену тоже не берут «Ноги Брайля». Ее тоже нигде нет.
Я не расслышал, я просто не желаю слушать подобные бредни. Я хочу сказать Коко, что уважаю ее старание, но тут она открывает дверь и выходит из машины. Снаружи идет дождь, Коко щелкает зажигалкой, закуривает и присаживается вплотную к границе света, падающего из салона. Она собралась пописать на улице.
Я застываю с распахнутым ртом. Дверца в «бентли» уезжает вверх, в салон врывается сложная смесь запахов; тут и вонь гниющей помойки, и аромат топящейся неподалеку бани, и скошенная сочная трава, и навоз, и горелая пластмасса…
Коко хихикает снаружи. Похоже, ее спектакль удался на славу, ничего более оскорбительного для деревенщин белокурая фурия придумать не могла. Она возвращается как ни в чем не бывало, и «бентли» резко берет с места. На том месте, где мы только что стояли, происходит вспышка, и слышен негромкий сухой хлопок. Кто-то из доброжелательных селян не поленился выстрелить по нам из гранатомета. Скорее всего, самодельное устройство.
«Бентли» шпарит с бешеной скоростью, полминуты спустя прямо по курсу возникает россыпь голубых огней – это многоуровневая развязка Третьего транспортного кольца. Мы притормаживаем у блокпоста, минуем шлагбаум и начинаем плавный подъем по рельсу.
Коко хохочет. Она валится на ковер, зажимая между ног салфетку, и хохочет.
Мне вдруг приходит в голову, что, если бы не Ксана, эта сумасшедшая девка могла бы мне понравиться. В чем-то она похожа на мою жену, такая же безумная и такая же театралка в минуты риска. Ее веселье невольно заражает и меня, не могу сдержать улыбки.
11. «Ирис и карамель»
– «Ирис и карамель», – ухмыляется Коко.
…Сотни розовых пиявок, сотни розовых гусениц. Подчеркнуто женские обводы, но встречаются и унисекс, вроде нашего «бентли». Никогда не встречал такого количества транспорта, окрашенного во все оттенки пинк, в одном месте. Трехэтажный прозрачный паркинг, под самым нижним уровнем вращаются прожектора.
«Ирис и карамель» – это семейная дача, частное владение, где все сделают для обеспечения вашей безопасности. Нигде не указано, но всем известно, что мужчинам безопасности здесь никто не обещает. «Ирис и карамель» открыт для каждого, если этот каждый – обеспеченная женщина, вольная делать то, что ей заблагорассудится. Я жадно разглядываю два колоссальных полушария, диаметром по сотне метров каждое. На кончиках «сосков» кружатся шары с лазерной подсветкой, в небе трепещут полотнища скринов с призывными надписями. Неуютно, чертовски неуютно.
– Ты чего дрожишь, милый? Ну, хочешь, я сбегаю одна?
– Нет, я пойду с тобой.
– Ты уверен, что не намочишь штанишки?
Наверное, я слишком громко скриплю зубами: блондинка снова язвительно хохочет. «Бентли» врывается в розовое царство, плавно скользит сквозь прозрачные уровни. Для нас уже заготовлено место у самого лифта, там ждут две статные дамочки в черных очках.
Закрытый сектор для почетных гостей.
– Что ты говорила о Ксане?
– Ты же заткнул мне рот, котик!
– Извини… – Я сжимаю кулаки за спиной. – Мне нужно услышать до того, как мы выйдем.
Я стараюсь быть спокойным, я максимально спокоен.
– Ты в курсе, как работает программа «Ноги Брайля»? – вздыхает Коко. – Ты вводишь в систему один из ключевых параметров, либо кодировку принта, либо снимок человека. И никому не приходит в голову занести данные по отдельности.
«Бентли» тормозит. Дамочки с лицами и плечами боксеров синхронно тянутся к заплечным кабурам. На обеих длинные кожаные плащи, в стеклах очков отражается наш бесконечный леопард.
Кажется, все эти якобы безвредные пушки расплодились после учреждения Лиги свободных гетер. Точно не помню, буча происходила как раз в годы, когда я учился в Академии. Как ни странно, именно бывшие проститутки протолкнули в Думе закон о праве ношения электрошокового оружия для женщин. Закон был принят и тут же дал толчок к разработкам новых типов разрядников.
Теперь эти штуки бьют пострашнее дробовиков.
– Подожди! – Я хватаю Коко за локоть. – Зачем вносить в «Брайль» данные по отдельности?
Коко глядит на мои пальцы с таким выражением, будто заметила у себя на локте противную гусеницу.
– Затем, – говорит она, – чтобы проверить соответствие данных портрету! В «Ногах Брайля» фото и паспорт выскакивают одновременно, они жестко схвачены между собой. Соображаешь, котик? Все продумано для удобства оперов. Но я попыталась начать поиск по другому снимку твоей жены, вырезала из того кадра возле «ягуара»…
– И… что?
Кажется, я уже знаю ответ.
– И ничего. Тот же эффект, что у рыжей подружки. Я прогнала через «Ноги» все ее снимки и видео. Как только жму «поиск», программа виснет или выдает ссылки на базы федералов.
– Что же делать? – Мне больше нечего сказать. Мир трещит по швам.
– Что делать? – усмехается Коко. – Слушаться меня. Есть мнение, что ты влип в редкий сорт дерьма, котик. Задумайся, милый. Твоя киса не работает ни в каком лесном кооперативе, не проходит по базе и обнимается с людьми, от которых хочется держаться подальше. Я могу прямо сейчас вернуть тебе деньги. Но я не выкину тебя, потому что минуту назад пострадал мой человек. Я посадила в твою машину мальчика, внешне похожего на тебя. На паркинге возле твоего дома на мальчика в «опеле» напали трое. Если бы его, то есть тебя, хотели убить, то убили бы. До того, как выскочила охрана, его изрядно помяли и очень настойчиво уговаривали «прекратить охоту». Можешь гордиться, у тебя есть враги. Ну что, котик, возвращаемся?
– Нет, мы пойдем дальше.
Всю ее влажную эротичность как ветром сдуло.
– А этот парень, которого избили вместо меня, он где? – домогаюсь я. – В больнице? С ним можно поговорить?
– С ним-то все в порядке. – Пока «бентли» паркуется, Коко что-то проверяет в сумке, отключает скрины, вводит новые пароли. – В нашей маленькой компании неполадки только у тебя. Скажи-ка мне, котик… – Она приподнимается, кладет ладонь на кнопку дверного замка. – Скажи-ка мне, я тебе нравлюсь? Ты хочешь меня, Януш?
От звука собственного имени внутри меня словно рвется струна. Тонкие пальцы трогают мне щеку, декоративная шнуровка корсета отстегивается, обнажая румяную пуговку соска. Мое сердце моментально ускоряет ритм, из желудка вверх по пищеводу поднимается шершавый комок. Я карабкаюсь в сторону, отползаю вдоль полукруглого дивана, стремясь избежать контакта с ее пылающими ногтями.
– Вот видишь, котик, ты боишься!
– Я не боюсь, но не надо ко мне прикасаться! Пойдем, нас ждут!
– Подождут, это их работа. Ты не хочешь трахнуться со мной, я настолько уродлива?
Мне дальше некуда отступать. Коко загнала меня в угол между баром и откидным креслом.
– Ты не урод… Ты очень красивая, но я не могу…
– Не можешь, потому что тебя запинает твоя жена? Или ты слишком честный?
Если она не оставит меня в покое сию секунду, меня стошнит. Но Коко что-то чувствует, она втягивает когти и застегивает одежду. Она снова серьезна и до предела деловита:
– Ладненько, малыш, не напрягайся. Я не буду тебя насиловать, обещаю. А вот за гостей донны Рафаэлы не могу поручиться. Давай-ка повторим наши правила. Ты стоишь за спиной и смотришь… куда?
– Я смотрю в пол.
– И не подходишь, пока что?
– Пока не позовет донна Рафаэла.
– А если рядом будут девушки?
– Я не подниму глаз.
– Ты зря смеешься, котик. «Ирис» – это частное имение. Не владение, вроде какой-нибудь подростковой забегаловки, а имение. Тут вякнешь лишнего… Не хочу тебя пугать, котик, но, если донна захочет, тебя никогда не найдут.
«Как пить дать старая жирная сука с вонючим ртом и отвисшими сиськами! – заранее представляю я. – С пеленок ненавидящая мужчин, и все ее мечты, чтобы младенцев-мальчиков сразу кастрировала акушерка!»
