Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)
Я раскрыла рот, закрыла его обратно, помотала головой. Не помогло. Танк никуда не делся. Более того, он, похоже, и не думал никуда деваться.
— Быстрее! – раздраженно поторопил Горислав от раскрытого люка. Нет, это ни в какие ворота не лезет.
Я подошла вплотную, провела пальцем по гусенице. Теплая. Если он только что приехал – то какого черта я его не слышала?!.. А может, это все сон, закралась безумная мысль. Поскольку сознание мое отчаянно сражалось со всем творящимся вокруг абсурдом, оправдания приходили как-то сами собой. Ну, да, я сплю, и мне все это снится. И Город – всего лишь плод моего воображения, фантасмагорический образ, всплывший из глубин подсознания.
Ладно, раз уж сон – тогда я ничего не боюсь. Но книжку все-таки возьму на всякий случай.
Спустя несколько минут мы с Гориславом толкались в темном, пахнущем железом и маслом, чреве боевой машины.
— Не думай, ты не спишь, – мельком обернулся Настоятель. Я распахнула глаза.
— Ты чего, мысли читаешь?
— Да. По глазам.
Я заткнулась и уселась поудобнее.
— Умеешь управлять?
— У нас все комсомольцы проходят обязательные военные учения. Топлива у нас хватит, Горислав?
— Полный бак.
— Видала я чудеса... – пробормотала я, откладывая книгу в сторонку и со вздохом запуская мотор.
Дэннер
Лес поредел. Все чаще попадались широкие просветы, выжженные проплешины в чаще. Идти сделалось легче – уже не приходилось расчищать себе дорогу от ветвей, корней, лиан и паутины. Твари примолкли, и с каждым нашим шагом, становилось все тише и тише – здесь, под смертельным излучением, почти никто не жил, только муравьи да крысы. Изредка попадались собаки, но все больше какие-то полудохлые, они даже не зарились на запах крови от Обреза. Казалось, сам воздух изменился, в нем разлился острый свежий запах озона, будто после грозы.
— Вот и Белая Черта близко, – сообщил из-за моего правого плеча Обрез. Я улыбнулся и перехватил его поудобнее, на что получил, конечно же, очередную порцию недовольного ворчания. – Тебе не надоело меня на горбу таскать? Добей.
И я невольно усмехнулся снова. Смех вырвался из груди – тихий и какой-то совсем невеселый. Бросить? Его?.. Джонни, Джонни, да ты неисправим.
— Заткнись, Веррет, пока по голове не стукнули. Из тебя получается отличный туристический рюкзак. Если бы у тебя был поясной ремень – цены бы тебе не было.
Веррет дернулся.
— Вовка… брось.
— Я сказал, заткнись.
Сапоги захрустели по уголькам – опять жженая земля, мертвые скрюченные колючие ветви, будто застывшие в последней агонии. Молоденькие, тоненькие деревца – у Белой Черты жизнь долго не держится. Мерное излучение изредка провоцирует вспышки белого огня, в считанные секунды способного испепелить гранитную плиту с меня весом. Опасный огонь, и неожиданный. Жалко деревья.
— Вода журчит.
— Река близко…
— Что? – не расслышал Обрез.
— Мы вышли к реке, – пояснил я. – Срезали угол через лес, а река делает излучину. Вдоль берега мы бы долго шли…
— Ясно… Ты не устал?..
— Нет.
— Дэннер…
— Ничуть. Успокойся ты, Джонни.
Он вдруг закашлялся, непроизвольно уткнувшись мне в плечо, и я почувствовал, как промокла рубаха. Хватил ладонью – рука окрасилась алым. Я стиснул зубы. Туман… Еще несколько часов в этом тумане – и ему крышка. Я непроизвольно ускорил шаг, едва не споткнувшись.
— Пожар где? – прохрипел сзади Джонни. Герой, твою мать…
— Уместная шутка.
Ветки торопливо шелестели навстречу, из-под ног шустро разбегались муравьи, шурша лапками по углям. Я провалился в лужу, выбрался, побежал дальше, неосторожно развернулся – одна ветка хлестнула по щеке, рана через несколько метров затянулась.
— Куда?.. Дэннер…
Наконец, лес кончился, деревья расступились, и впереди величественной бирюзовой скатертью раскинулась река. Волны отражали серо-фиолетовые слои облаков, играя оттенками – здесь серо-воздушный «замок», там – черный агатовый омут, и рядом – бирюзовая отмель. Красиво. Я увидел реку только потому, что тумана здесь практически не было. Должно быть, его высушивала Белая Черта, и он рассеивался рваными клочьями, прятался меж камней и деревьев. Я усадил Джонни на камень и, наконец, распрямился. Ух, счастье-то какое… пришли.
Обрез согнулся пополам в новом приступе кашля.
— Погоди. – Я стащил с себя остатки рубахи, оторвал полосу от рукава и смочил речной водой. Затем бесцеремонно повязал ее на лицо раненого.
— Зачем? – глухо донеслось из-под черной тряпочки, и Веррет упрямо мотнул головой, напоминая ребенка, которому в рот пихают ложку с кашей.
— Так тебе будет немного легче. – Я отступил на шаг, любуясь своей работой.
— Делать тебе нечего, Селиванов, – буркнул Обрез. – Ты бы еще мне люльку смастерил… из веток…
— Будешь дальше капризничать – так и сделаю, – с готовностью заверил я, исследуя мокрую землю, на которой четко отпечатались две цепочки девичьих следов. – Гляди-ка, добрались.
Обрез покачал головой.
— И как это они…
— По реке, – еще больше удивился я. – Гляди, вот здесь они вылезли…
— А в реке разве тварей нет?
Я спустился к воде и задумчиво черпнул ладонью. Бирюзовая жидкость потекла сквозь пальцы, смывая гарь и грязь, она даже шипела, соприкасаясь с пятнами крови Обреза.
— Ты не поверишь…
— Что?
— Вода чистая.
— Что?!
— Вода, говорю! – В подтверждение своих слов, я обернулся и плеснул ему в лицо. Джонни скривился, резко отвернувшись. – Она чистая! В ней нет больше кислоты. И тварей в ней нет…
— Ты знал?.. – Обрез осторожно выпрямился. Я поднялся и направился обратно к нему.
— Да. Я заметил это когда вытаскивал Алису.
— Алису?..
— Слушай, – не выдержал я, – давай потом викторину проведем. Мне пора идти.
— Селиванов…
— Да?
— Может, добьешь, все-таки? Все равно сожрут.
— Да пошел ты.
— Я так и знал. – Обрез устроился поудобнее. Я подошел к нему и положил на колени заряженный пистолет. Затем прибавил к нему штык-нож. Джонни вопросительно поднял взгляд, не прикасаясь к оружию.
— А это чтобы тебя не сожрали, – пояснил я. – Тварей здесь мало, отобьешься.
— Дэннер… а ты?
— А я тварь. – Я широко улыбнулся и в шутку оскалился. – Серый Волк – зубами щелк. Не беспокойся обо мне.
Обрез покачал головой.
— Нет, – твердо сказал он. – Я так не могу.
— Я же сказал – со мной все в порядке. – Я опустился на колено и снова улыбнулся, как можно беззаботнее. – Я вернусь.
— Ну, Селиванов…
— Удачи, Джонни.
— И тебе. Тем не менее, ты всегда был психом.
— Я знаю. – Я хлопнул его по плечу на прощание, поднялся и направился по следам Нэйси и Алисы.
Думаете, не страшно? Страшно, да еще как – без оружия-то. Все-таки, с пистолетом чувствуешь себя как-то увереннее. Вот, исходя из этого, я и оставил его Обрезу. А то, тоже мне, помирать собрался. Нечего тут.
Да и мне, в целом – немного не по себе. Не надо думать, будто бы я этакий Тор с молотом – море по колено, лужа по пояс, салат по уши. Я самый обыкновенный человек.
Правда, теперь с клыками…
Кондор
До тех пор, пока потолок не затрясся, по нему не побежали извилистые трещины, а нас всех не засыпало штукатуркой – пациенты каким-то образом еще ухитрялись сохранять спокойствие. Но тут началась паника.
Первой вскочила Лидия, за ней, отчаянно цепляясь за стены и охая, девочка Майя, потом в палату, споткнувшись обо что-то у двери, влетел Даклер.
— Пора уходить! – оповестил он общество, хватаясь за бок и пытаясь отдышаться. – Они идут сюда!
— Кто? – уточнил я, не двигаясь с места. С кровати сползла Лаэрри, за всей этой суетой с присущим ученому любопытством наблюдал Тележкин. Джерри уперся спиной в дверь, толкая ее, чтобы полностью открылась, и дверь повезла по полу что-то тяжелое, оставляя за собой широкую кровавую дорогу. Я узнал санитара с дневной смены. Правда, теперь он был располосован от шеи до паха. Санитар при жизни был здоровенным, а Джерри был раненым, поэтому Майя принялась ему помогать.
— Они. – Даклер нетерпеливо мотнул головой. – Я не знаю. Они весь город разгромили…
— А патрульные? – уточнил я, поднимаясь.
— А патрульные – вот, мы вас сейчас отсюда вывезем.
— Куда? В участок?
— Участок сгорел.
— А куда?
— Не знаю пока...
— Давайте ко мне в подвал, – предложила вдруг Лаэрри. Пока все приходили в себя, впервые за много лет услышав ее голос, она добралась до Даклера и Майи. – Скорее.
Мы кое-как выбрались в Город… точнее, в то, что от него осталось.
