Александр Шакилов - Остроги. Трилогия (СИ)
Там, за бельмом, притаился слизень, подключенный к глазному нерву вольника. Затылок отчего-то не устроил его как посадочное место. Или все же там, на черепе, тоже кто-то есть? Тот, кто раньше занял место?
— Скоро ты станешь одним из нас. — Лицо Равиля исказила судорога, мимические мышцы, почти уже атрофированные, сокращались в подобии улыбки. — Ты станешь нам братом. И мы будем вместе.
*
Верхушка у колокольни отсутствовала вместе с колоколом. Окна на первом этаже были заделаны, водосточные трубы кое-где оборвались, держась на честном слове и покачиваясь на ветру. Прогулявшись туда-сюда вдоль этого здания и стены из красного кирпича, двое остановились в сторонке, чтобы понаблюдать еще немного.
— Тот дом и есть, что ли? — Мясник дохнул на пальцы. Стремительно холодало, изо рта шел пар. — Ты все темнишь, адрес не называешь.
— Ага, он самый. — Гурбан и его напарник таки добрались на улицу Рождественку, не выспрашивая у местных дороги — а чтоб не светиться лишний раз, да и не хотел командир раскрывать перед Мясником все карты, мало ли что случится. — Только тут не один дом, а целый монастырь.
— Мужской?
— Обижаешь, Сережа. Женский. Только он с самой Псидемии пустой. Тут уже после того, как Стену возвели, заражение было. Монашки потом всем скопом в мир пошли… Короче, вояки зачистили монастырь. Ну, и с тех пор место типа гиблое, стороной его обходят. Я справки наводил, знаю, о чем говорю.
— Так чего мы тут топчемся? Наши-то в плену. Может, их пытают в Спасской башне, а мы гуляем, монастыри осматриваем. Знаешь, какие слухи о башне-то доходили до Тулы? Оно и видно, что не знаешь. Многие хотели осесть в Москве, самом богатом, самом сильном остроге. Но были и такие, кто бежал отсюда в страхе…
Пропустив мистику мимо ушей, Гурбан мотнул головой:
— Нет, пытать их не будут.
— Откуда знаешь?
— А зачем? Они что, скрывают важный секрет? Знают, где расположены не разграбленные до сих пор армейские склады? Или обладают большой властью? Кому они нужны вообще?
— Ну, видать, нужны, раз взяли в плен и повезли не куда-нибудь, а в Спасскую башню. Из тысячи москвичей и одного не сыщется, кто под курантами побывал, а тут — чужаки, только с поезда.
— Вот именно, Сережа, вот именно. Не для того мы им нужны, чтобы пытать нас или убивать. Иначе б сразу убили, из паровоза не дали бы и шагу сделать. Ты до сих пор не понял, с кем мы имеем дело, кто против нас? А еще племяш Вилена Джексона… — Не забывая наблюдать за монастырем, Гурбан обстоятельно изложил Мяснику соображения насчет СБО, Московского совета и прочего. Открыл парню глаза. В прямом смысле — они оч-чень у него округлились от речей командира. Серега сразу ему поверил, хотя другой на его месте заартачился бы — мол, старик из ума выжил, паранойя у него, городит черт-те что. — А вот для чего мы им понадобились — ума не приложу. И неизвестно еще, жив ли пацан, Даня Сташев. Лучше б погиб, честное слово. Хоть и жаль мальчишку… — подытожил Гурбан и замолчал.
— Ну а чего ждем тогда, раз проверенный человек адресок шепнул? — Мясник зябко поежился. — Неужто перед смертью в ловушку заманить хотел?
— Береженого бог бережет. — Гурбану не нравилась тишина, царившая в монастыре. — И так от самого Харькова неслись как угорелые. И что получилось? Пшик! Не, я теперь умнее буду…
Но, в конце концов так ничего и не высмотрев ни подозрительного, ни, наоборот, подтверждающего, что в доме обитает друг, Гурбан и Мясник отправились на разведку боем. Ничего другого им попросту не оставалось. То, что двое долго торчат на улице, обязательно привлекло бы внимание какой-нибудь сердобольной старушки. А там жди визита парней в шапках-ушанках из Службы безопасности острога. Да и продрог Гурбан, приморозило потому что, вот-вот снег посыплет. Так что самое время подыскать крышу, под которой нальют кружку горячего чая или хотя бы дуть в спину не будет.
Миновав стальные решетчатые ворота, справа от которых сохранился двойной указатель «20» и «Рождественка улица», двое оказались на территории монастыря.
— Куда нам?
— В колокольню, Сережа. Под ней подвал должен быть сводчатый. Нам туда.
И они отправились туда, то и дело оглядываясь, не идет ли кто. Гурбан приметил кусок ржавой трубы, на которой почти сшелушилась краска. Поднял. У Мясника скальпель есть, а теперь и Гурбан в ближнем бою не безоружен, череп провалить сумеет.
Вошли в колокольню. Разруха, трещины змеятся по стенам.
— Как бы это все не рухнуло…
— Годы стояло, Сережа, и еще постоит до полной и окончательной победы над слизнями.
Гурбан вытащил фонарь, и они спустились по лестнице, заваленной обломками кирпичей. На нижней ступеньке лежал трупик крысы.
— Ты гляди, деликатес прям, мы в деревне с голодухи… — Мясник осекся, когда высокая — выше Фазы — фигура шагнула из темноты к Гурбану, который шел впереди. С таким голиафом наверняка шутки плохи, по крайней мере у командира совершенно не было охоты выяснять, кто из них круче.
— Эй, друг, ты кто такой? — Гурбан застыл на месте с трубой в руке, а чрезмерно высокий человек неспешно к нему приближался. И молчание его сразу не понравилось командиру. Эсбэошники тоже языками не полоскали. Гурбан предпочел бы, чтоб «дядя Степа» оказался нестерпимым болтуном и сыпал бородатыми анекдотами без умолку. Но увы, тот, похоже, собрался втихую придушить Гурбана, а потом заняться Мясником. — Друг, ты совершаешь ошибку. Мне нужен человек, который направил ко мне посыльных. На БМП отправил. И вот я пришел, проделав долгий путь от Харьковского острога. Меня зовут Гурбан.
Высокая фигура остановилась. Мышцы, напрягшиеся для убийства, расслабились. И вовремя. Еще бы шаг — и Мясник, даром что ниже ростом, вскарабкался бы по спине «дяди Степы» и перерезал бы тому горло скальпелем. Особый Серегин талант — быть незаметным — вновь пригодился, он сумел зайти в тыл здоровиле и готов был атаковать.
— Гурбан? — Голос у «дяди Степы» был скрипучим до невозможности.
— Да, меня так зовут. Я прибыл в Москву вслед за Данилой Сташевым. Тот, должно быть, погиб при крушении дирижабля Маркуса, хозяина Острога-на-колесах. Если ты — тот, кому понадобилась моя помощь, то должен знать, о чем я говорю.
Короткий кивок в ответ:
— Я знаю, о чем ты говоришь, Гурбан. Вот только Сташев не погиб.
Поверить на слово первому встречному, который к тому же скрывал свое лицо под низко нависающим капюшоном? Гурбан не готов был это сделать.
— Я слыхал, что дирижабль упал на Красной площади, а из тех, кто покинул его в воздухе, выжил лишь один.
— Так и было. И этот один — я.
Позади «дяди Степы» в неверном свете фонаря Гурбана сверкнуло крохотное лезвие скальпеля. Если бы не это, Серега был бы совершенно неотличим на фоне стены, к которой он прижался.
Между тем «дядя Степа» продолжал:
— А перед тем как покинуть дирижабль, я отдал приказ убить Сташева, чтобы он не достался Братству.
Убить? Отдал приказ? Гурбану все больше и больше не нравился этот человек. Кто он такой, чтобы отдавать приказы? И чем ему так не угодил мальчишка Сташев? И не лжет ли он, набивая себе цену?..
И вообще — быть может, его подельники окружают сейчас чистильщиков? В Москве в последнее время туго с продовольствием, и люди выживают, как могут…
Если Гурбан крикнет Мяснику, чтобы действовал, успеет ли «дядя Степа» свернуть ему шею? Вопрос, однако. И вопрос немаловажный.
— Что-то не заладилось. Мой лучший телохранитель не выполнил приказ и погиб. А Сташев и его спутники благополучно приземлились на Красной площади и покинули гондолу до того, как ее охватило пламя. Их взяли эсбэошники и отвезли в Спасскую башню. Твоих людей, Гурбан, тоже отправили туда. Им всем подсадили слизней. — Последняя фраза прозвучала как приговор. Как смертный приговор, который не подлежит обжалованию.
Впрочем, Гурбан изначально знал, что так оно и будет, просто отказывался в это верить, гнал страшные мысли прочь.
Здоровяк шагнул к Гурбану.
И Мясник атаковал. Тенью отлепившись от стены, он кинулся на скрипучего долговязого типа, запрыгнул «дяде Степе» на спину, скальпель полоснул по горлу, и…
И ничего не случилось.
Фонтан крови не обагрил пол и стены подвала, не умыл багровой капелью Гурбана, который стоял слишком близко. Заточенный металл лишь бессильно проскрежетал, скользнув по чему-то твердому, неподатливому. А в следующий миг долговязый сорвал Мясника с себя и с силой швырнул его в стену.
С глухим стуком племяш Вилена врезался в вертикаль и упал без признаков жизни.
— Ты точно Гурбан?! Ты зачем здесь?! — взревел-проскрежетал «дядя Степа», наступая на командира чистильщиков.
— Мне дали этот адрес, просили… — Гурбан, занесший трубу над головой, замолчал, заметил, что наступление остановлено — здоровяк застыл на месте.
