Павел Нечаев - Цена свободы

Ну да, вот так просто, попросил, он и вырос. А может, и правда просто, только мы об этом не догадывались?

Джек познакомил меня с детьми, они обступил меня, наперебой называли свои имена, о чем-то спрашивали. В общем, вели себя так, будто я их давний знакомый. Я отдал им принесенный пакет со сладостями, и они вовсю шуршали обертками. Вполне обычные дети, если бы я не видел, как они, скрестив ноги, сидели на воздухе в метре над полом, когда мы с Джеком вошли, то ни за что не поверил бы, что в них есть что-то особенное.

— Джек, а почему они ведут себя так, будто я их самый лучший друг? Ведь ни капли застенчивости! — спросил я у Джека, когда мы сели пить чай на кухне у печки.

— Они еще ни разу не видели такого старого Нового, — не совсем понятно ответил Джек.

— Это как? — не врубился я.

— Ты тоже индиго. Ты тоже Новый, Коцюба.

Вот это новость! Хотя, учитывая мою внезапно проснувшуюся чуйку, не такая уж и новость.

— Ты хочешь сказать, что я не человек?

— Человек. И Новый. — Джек положил локти на стол, и продолжил:

— На нашей планете всегда рождались люди с необычными способностями. Высокий интеллект, способность к эмпатии, умение исцелять — такие люди были всегда. Но в последние несколько десятилетий, их стало рождаться все больше и больше. У многих из таких людей аура цвета индиго, отсюда и название.

— Это я знаю, читал. Но ведь такого, — я махнул рукой в сторону коридора, откуда доносились звонкие голоса, — такого ведь не было. Какие-то экстрасенсы, какие-то дядьки утюги к животу примагничивали, телешаман воду заряжал, это было. А вот так, чтобы в лютый мороз не замерзнуть, или на воздухе сидеть, или цветок вырастить, или, как про вас рассказывают, лечить прикосновением — такого не было. Откуда это все?

— Я не знаю, — ответил мне Джек, было видно, что я задел чувствительную струнку, — после Песца, когда умерло очень много людей, миллиарды, нам всем было очень тяжело. Вспомни сам.

Я вспомнил: действительно, первый месяц после того как начались морозы, я очень плохо себя чувствовал. Тогда я списал все на депрессию, вызванную резким изменением образа жизни.

— Я сам чуть не умер, — продолжил свой рассказ Джек, — мои родители замерзли. Я тоже заболел, и думал, что умру. Но однажды, я проснулся совершенно здоровым рядом с телами моих близких, и обнаружил, что мне не холодно. Я ходил один по промерзшему дому, и везде видел лишь мертвых. Тогда я чуть не сошел с ума, мне казалось, что я остался один в целом свете. — Джек замолчал, глядя на дверцу буржуйки. В щель было видно, как обугливается внутри деревяшка.

— Что было дальше? — заинтересованно спросил я.

— А дальше я почувствовал, что рядом кто-то есть, кто-то, кому нужна помощь. И я пошел по ночному городу на этот, едва слышный призыв. И нашел там Даника, первого из своих детей. Когда нас стало двое, наши силы тоже как бы удвоились. На следующий день к нам пришел Габи, он почувствовал наше присутствие, и сам нашел нас. Тебе должно быть это знакомо.

Я подумал о своем внутреннем «радаре», и кивнул. Спросил:

— Но почему это…этот Дар, проявился именно после Песца?

— У меня есть теория, даже не теория, а так, предположение.

— Я весь внимание, — я подался вперед.

— У нашей планеты есть множество оболочек, она окружена атмосферой, у нее есть магнитное и гравитационное поле. Это общеизвестно. А что, если есть еще одна оболочка, еще одно поле, которое не фиксируется нашими приборами? Я говорю про поле информационное.

— Астрал? — спросил я несколько разочарованно. Думал услышать что-то новое, а пошел все тот же эзотерический бред, которым была полна желтая пресса.

— Как ни назови, все равно будет неправильно. Не в терминах суть, пусть будет хоть астрал, хоть эгрегор, хоть эфир. Я предполагаю, что все без исключения живые организмы нашей планеты взаимодействуют с этим полем. У тебя бывало такое, что решение приходит как бы само? Ведь есть множество ситуаций, когда весь предыдущий опыт бесполезен. И из десятков разных вариантов ты выбираешь именно тот, который нужен. Откуда берется ответ? Если предположить, что мысль материальна, что это разновидность энергии, то она должна откуда-то приходить, и куда-то деваться. Это похоже на систему «клиент-сервер», тебе, айтишнику, будет просто это понять. Наши мысли питают эту оболочку, а она, в свою очередь, общается с нами. Происходит обмен информацией. У обычного человека в голове беспорядок, хаос из обрывков мыслей и образов. Что происходит, когда начинается обмен? К серверу идет запрос, этот запрос обрабатывается, и сервер выдает какой-то результат. Естественно, что дав серверу бессмысленный набор символов, ничего путного в ответ не получить. Что подал, то и получил, все просто. Мне иногда кажется, что само наше сознание находится там, наверху, а мозг не вместилище разума, а просто приемник. Я думаю, что отличие Новых людей от Старых, то, что мы называем Даром, это просто врожденная способность подавать правильный запрос туда, наверх. Своего рода начальная настройка. Когда на планете было больше шести миллиардов людей, уровень информационного шума был настолько большой что мысли людей «забивали» канал. И те, кто мог общаться с эфиром, просто не могли до него достучаться. Когда пришел Песец, эфир переполнился страданием, эхом боли умирающих людей, и мы, Новые, почувствовали это. Потом, когда эфир успокоился, исчезли помехи, и наша связь с ним заработала по-настоящему. Это был прорыв на принципиально новый уровень. Эфир учит, дает знания, из него мы черпаем энергию для всего, мы являемся ее проводниками. Габи бегает по морозу в рубашке, и может обходиться без еды больше недели, ему хватает энергии эфира. Он у нас самый даровитый, но и остальные тоже много чего могут. Нашу защиту ты видел сам. Человек, неспособный обуздать свой разум, просто не попадет сюда. И это лишь малая часть того, что мы можем, мы только начали учиться. Я за этот год узнал больше о себе и мире вокруг, чем за предыдущие семнадцать лет своей жизни.

— Стоп! — я поднял руку, и остановил Джека, — если все так шоколадно, то почему я так, как вы не могу?

Джек помялся, и ответил:

— Ты убийца, Коцюба. Эфир от тебя закрылся сам. Нам запрещено убивать. Что-то ты, конечно, можешь, но это твоя врожденная способность к эмпатии, и твоя собственная энергия.

— Зачем ты позвал меня, — мне стало горько и обидно, — захотелось ткнуть меня носом в мои прегрешения?

— Ты нам нужен, Коцюба, — ответил Джек и заглянул мне в глаза, — твоя сила не в умении левитировать, или лечить, или отводить глаза. Ты лидер, вождь. Нам, Новым, нужен тот, кто сможет вести нас, я на эту роль не гожусь. Просто так сложилось, что я тут самый старший. А у тебя много энергии, ты сам, как маяк, стоило тебе появиться в нашем районе, как мы сразу же тебя заметили. Сергей подошел к тебе не случайно, это мы его попросили. Хотели сначала присмотреться к тебе.

— Так предложи это Летуну, вот уж кто должен быть Вождем, так это он!

— Летун не наш, не Новый. И, кроме всего прочего, он переполнен идеями. Он верит, что должен спасти эту несчастную кучку людей от деградации и смерти, он никогда их не бросит.

— А я, значит, брошу? — зло спросил я.

— Ты Новый, а значит, гораздо больше индивидуалист, чем Летун, все мы такие, и ты тоже. Тебе я могу сказать то, чего никогда не сказал бы Летуну. Мы, Новые, не случайно появились. Людям дали второй шанс, надо его использовать. Присоединяйся к нам, бросим людей, и уйдем туда, где они нас не достанут, и там построим свою цивилизацию, цивилизацию духа. Мы многому сможем тебя научить, ты и десятой доли того, на что способен, не понимаешь. А люди… Люди обречены, во всяком случае, Старые. Они пытаются восстановить техническую цивилизацию, ползают по руинам, собирют обломки. Даже если у них все получится, что они там себе напридумывали, что их ждет через десять лет? Через двадцать? Уровень середины прошлого века, в лучшем случае. Если не позапрошлого, с паровыми машинами и лошадью в качестве главного средства передвижения. Технологические цепочки погибшей цивилизации они воспроизвести не в силах. Со временем все их машины сломаются и сгниют, или у них не будет топлива, чтобы залить в бак. Они расстреляют последние патроны, сносят последние фабричные штаны, и что тогда? Через сто лет их внуки и правнуки будут пахать землю на лошадях, и воевать с соседней деревней копьями и луками. Это путь в никуда, и ты это прекрасно понимаешь.

— Ну, мы, все же, попробуем, — прищурившись, с упором на «мы», ответил я.

— Пробуйте! Даже если у вас получится, не через сто лет, так через пятьсот, через тысячу, встанет опять во весь рост цивилизация машин. И планета, которую вы в очередной раз достанете своими издевательствами над живой природой, снова стряхнет вас, как собака блох, как она сделала сейчас. Или, может быть, ты думаешь, что Песец случайно пришел? — видя, что его доводы на меня не действуют, он разволновался.