Павел Нечаев - Цена свободы
— Да, — подтвердил немного пришедший в себя Профессор, — вы меня убьете?
— Обязательно, — кивнул я, — обязательно убьем, если ты вот сейчас же, не сходя с места, не дашь мне причин этого не делать.
Он дал. Согласился сотрудничать, выложил нам всю схему, как будет выходить на связь и т. п. И даже предложил вариант, как его лучше использовать. Он был прост и незамысловат. Мы с Летуном его приняли, с небольшими поправками: мы отправляем Профессора в отдаленную Семью, там он будет жить под наблюдением, а иногда мы будем его привозить, и он будет относить составленные под нашим руководством донесения. Рано или поздно мы все равно схлестнемся с Фрайманом, с таким соседом мирно жить не получится. Канал для слива дезинформации нам очень пригодится, д и, наверняка, одним Профессором агентура Фраймана не ограничивается. Хваткие ребята из его службы безопасности кого-то да исхитрились внедрить, к гадалке не ходи. В таком случае, Профессор нам будет вдвойне полезен, мы будем через него сливать дезу, и он же поможет нам вычислить других агентов.
— Коцюба, — спросил меня Летун на прощание, — а куда Эли отвез маячок?
— Не было никакого маячка, — меланхолично ответил я, — а может, и был. Я не проверял.
— То есть, ты блефовал. Жестокий ты человек, Коцюба. А если бы он оказался ни при чем, а ты вот так? — Летун покачал головой.
— Так ведь не оказался же. И вообще, доверять, это вредная привычка. Особенно, незнакомым.
Я не стал объяснять Летуну, что тут опять сработала моя чуйка. Я с самого начала почувствовал, что Профессор что-то скрывает, словами это не описать, проскальзывала какая-то фальшь. Так что, устраивая спектакль, я был уверен, что не промахнусь.
— Знаешь, Летун, миром дело не кончится. Нам, так или иначе, придется Фрайману солнечное затмение устраивать. У них там танки, бронетранспортеры, и бог знает, что еще припрятано. Надо искать оружие, наверняка есть нетронутые склады. Вспомни, сколько этого добра было вокруг.
— Поищем, — кивнул Летун, — думаю, много всего валяется, и только и ждет, чтоб его подобрали.
— Знаешь, прозвучит это очень жестоко, но нам повезло, что выжил каждый двадцатый, — ответил я. — Если бы Песец был менее резким, хрен бы чего вот так просто валялось, ожидая, чтоб его подобрали. Рвали бы друг другу глотку за бутылку чистой воды или стакан крупы.
— Да, — кивнул Летун и пожал плечами, — об этом лучше не думать. Все вышло так, как вышло. Да и, потом, еще ничего не решено. По большому счету, все только начинается.
Политика Летуна по сближению Семей понемногу приносила свои плоды. Выезжать на мародерки стало куда как проще, всегда можно было переночевать у своих, в тепле. Очень скоро мы побывали в гостях почти у всех, и многие побывали в гостях у нас. Кое с кем завязались плотные деловые отношения, построенные на взаимной выгоде, кое с кем, так и вообще дружба. Не со всеми, ясное дело, хватало и откровенных уродов, но такие были в меньшинстве. Летун бывал у нас как минимум раз в неделю, мы общались, пили водку, строили планы. Одним из таких планов как раз и было проникновение в туннель. С кем он нашел общий язык, так это с Вайнштейном. Парадокс — офицер, элита в хорошем смысле этого слова, и бывший пьяница с рынка, сидели и спорили до хрипоты, обсуждая какие-то неведомые мне теории. Один кричит: «Карл был прав!», и, рисуя пальцем по столу, горячо что-то доказывает, другой отвечает: «не прав, норма прибыли не могла не измениться под влиянием технического прогресса…». Обсуждали теории и личность Усатого, приводили бесконечные цитаты, и так — часами. Если интерес Вайнштейна я еще как-то понимал, все-таки он, как и я, из эмигрантов, то что нашел восточный человек Летун в этих теориях, было решительно непонятно. Ну, да, чем бы дитя не тешилось, лишь бы клей не нюхало.
Мишка вытянулся и окреп. Он ездил с нами на мародерки, и не как обуза, а как полноправный член команды. Из-за маленького роста и узких плеч, он мог пролезть туда, куда не мог взрослый. А как он в окна залезал! Раз-два, как обезьянка, и там. Я научил его стрелять, и выдал ему укорот имперской винтовки.
— Не боишься ребенку давать оружие? — спросил меня Вайнштейн.
— Ну, не совсем же он дурак. Должен понимать, не маленький.
Мишка услышал мои слова и раздулся от гордости. Получив винтовку, он ее первое время всюду такал с собой, даже садясь за стол, клал на колени. Получив пару раз хорошую трепку за снятый предохранитель, и досланный патрон, он, как положено, тщательно проверял винтовку на улице, прежде чем внести ее в дом.
В третий раз увидев слева сгоревший дом, я чертыхнулся и остановился. Что за черт, все время вроде прямо шел, и вот опять вернулся к тому месту откуда начал. Точно, это штучки индиго, это они мне голову морочат. И ведь шел точно по маршруту, что мне дал Летун, ни на миллиметр не отклонился, а, поди ж ты, хожу кругами и все. Как сказал Джек: «дорога приведет». Пока что по кругу ведет.
Я решил действовать по-другому. Встал, закрыл глаза и представил себе дорогу, как в сказке про Элли и Тото, она была выложена желтым кирпичом. Сначала образ не давался, ускользал, потом, понемногу, он заполнил мое сознание, добавлялись детали. Я стоял в самом центре дороги, она желтой полоской вилась между зелеными холмами, и уходила куда-то вдаль, сияло солнце, порхали бабочки, в густой зеленой траве стрекотали сверчки. Картинка стала до того яркой и отчетливой, что мне расхотелось открывать глаза, и видеть все тот же осточертевший снег, зияющие пустотой окна домов.
Я простоял так довольно долго, а открыв глаза, сделал уверенный шаг вперед. Теперь я знал, куда идти. И точно, стоило мне пройти полквартала, как я услышал детский голос, повторяющий:
— Проспорил, проспорил!
На сугробе приплясывал, улыбаясь, мальчик. Что-то с ним было не так, я сначала не понял, и только секунд через десять въехал: он был без верхней одежды. В двадцатиградусный мороз, на ветру, он стоял в одной рубашке и не мерз. Он сбежал ко мне с сугроба, схватил за руку, и затараторил:
— Я знал, я ему говорил, что тебя не удержать, а он не верил! — он схватил меня за руку, и повел за собой. Я последовал за ним. Он завел меня в дом, которого я, хоть убей, раньше не видел, хоть и проходил тут три раза. У входа стоял Джек, и улыбался:
— Ты первый, кто сумел пройти сюда сам, без проводника. Поздравляю, — он слегка поклонился. — Габи в тебя верил.
Джек хлопнул мальчика по плечу и жестом предложил мне зайти. Мы поднялись на второй этаж, меня удивило отсутствие железных дверей, ловушек, мин и прочих непременных атрибутов жилища. Я спросил об этом у Джека, тот улыбнулся:
— Никто сюда без нашего разрешения не попадет. Нужно быть в особом состоянии сознания, в состоянии ментальной тишины. Только тот, кто способен этого добиться, сможет увидеть этот дом. А войдет только тот, кого мы пригласили, как ты, например.
— А зачем тогда голову морочили? Проверяли? — спросил я, топая за Джеком по лестнице.
— Именно так, проверяли, это был экзамен на ясность мышления.
Разговаривая с Джеком я все время ловил себя на мысли, что разговариваю с ним не как старший с младшим, а наоборот. С виду восемнадцатилетний паренек, но четкость формулировок и ясность мысли убивали наповал. Он провел меня по комнатам, показывал, что у них есть. Меня удивило обилие живых цветов в ящиках с землей разных размеров. Комнаты утопали в зелени, там были не только цветы, я увидел и огурцы, и помидоры, из ящиков побольше торчали деревца, лимонные, апельсиновые.
— Откуда это все? — спросил я удивленно.
— Мы хорошо ладим с живым, — непонятно ответил Джек, — смотри.
Он взял с полки горшок, зачерпнул совком земли из мешка, насыпал в горшок, утрамбовал. Потом взял палочку, и сделал в центре углубление. Я смотрел, как зачарованный. Джек сходил, и принес пакетик с семенами. Он кинул семечко в углубление, и заровнял землю.
— Что теперь? — нетерпеливо спросил я. Джек не ответил, а показал рукой на горшок, смотри, мол. И тут земля в горшке зашевелилась. В середине вспучился бугорок, из него показался зеленый росток. Я молча смотрел, не веря своим глазам. Вот показался стебель, он на глазах становился толще, потом от стебля отделились листики, веточки, на концах веточек закачались бутоны. Спустя несколько минут передо мной в горшке пышным цветом цвела герань, десятки ярко-красных цветков. Земли в горшке из-за цветков просто не было видно.
— Ты заставил цветок вырасти за минуту, — медленно проговорил я, — охренеть!
— Не заставил, — Джек посмотрел на меня, как на дурака, — я его попросил, он и вырос.
Ну да, вот так просто, попросил, он и вырос. А может, и правда просто, только мы об этом не догадывались?
Джек познакомил меня с детьми, они обступил меня, наперебой называли свои имена, о чем-то спрашивали. В общем, вели себя так, будто я их давний знакомый. Я отдал им принесенный пакет со сладостями, и они вовсю шуршали обертками. Вполне обычные дети, если бы я не видел, как они, скрестив ноги, сидели на воздухе в метре над полом, когда мы с Джеком вошли, то ни за что не поверил бы, что в них есть что-то особенное.
