Мария Чурсина - Петербург 2018. Дети закрытого города
Антон встал и сделал вид, что очень опаздывает.
– Мы уже пойдем. Просто ты не отвечал на звонки, вот и демоны тебя знают. Ладно, мы пойдем.
– Ну давайте.
Он проводил их до двери, правда, только взглядом, обиженный, видимо, за непонимание. А на лестничной клетке яркий свет ударил в глаза, даже Вета закрылась рукой.
– Окна надо чаще мыть, – фыркнула она себе под нос.
В один из весенних вечеров
Инка подняла телефонную трубку, в пятый раз за вечер. Набрала заученный наизусть номер. В ухо долго лились длинные гудки. Инка рассматривала себя в зеркало. В домашнем невзрачном халате она сама себе казалась еще младше, чем была. Один гольф сполз до щиколотки.
– Мам?
Из окна неприятно дуло. Инка переступила ногами на холодном линолеуме.
– Я же сказала тебе не звонить. Я на смене, у меня дел куча. Ну что ты, маленькая? Одну ночь не переночуешь, да?
Мама дежурила в больнице, и было совершенно ясно, что она не сможет сорваться и побежать домой из-за каких-то там выдуманных страхов младшей дочери. Инка хотела попроситься к ней, посидела бы тихонько в кабинете или даже в коридоре. Можно ведь взять с собой учебники. Можно спать на жесткой кушетке и никому не мешать.
Но по тону матери точно поняла, что та откажет даже в этом.
– Все, Инна, я работаю, а ты делаешь уроки и идешь спать, иначе я не знаю что!
Ее голос прервался противными короткими гудками. Инка аккуратно уложила трубку на место. Еще раз посмотрела на себя в зеркало: губы предательски дрожали. Теперь у нее был только один выход.
Тренировочная рапира лежала на шкафу. Инка всегда подтаскивала стул из зала, чтобы достать. Но в этот раз она не понесла стул обратно, а поставила его у открытого окна и села ждать.
Майский вечер долго не хотел уступать место ночи. У самого подъезда горел фонарь, и в лужице света, как на ладони, была видна лавочка и куст сирени, притаившийся за ней. Ветер пах сиренью.
Инка забылась всего на секунду, а когда открыла глаза, по светлому пятну на асфальте мелькнула черная тень. Закачались ветки сирени. Очень далеко, как будто на самой окраине города, завыл ветер в бетонных трубах. Тоскливый, рвущий душу звук.
Она вскочила со стула и отступила вглубь комнаты, готовясь к бою. Ветер пробрался в открытое окно, и теперь он пах не сиренью. Гнилым болотом. Разлетелись в стороны тонкие занавески.
– Я тебя не боюсь, – сказала Инка, пугаясь уже того, как звучит ее голос в пустой комнате. Хрипло, непривычно.
Он возник в углу комнаты. В тени, между шкафом и креслом, где его можно было принять за игру воображения, в пузырях отклеившихся обоев.
Инка не стала дожидаться. Выпад вперед – лучший, наверное, за все пять лет тренировок. Страх подстегнул, и тело сработало само, вспомнило, как нужно.
Укол достиг цели. Острие рапиры ткнулось во что-то твердое, как что металл тонко и жалобно запел. В ее пальцы вцепился ледяной холод. Инка отскочила в сторону.
– Я не сдамся просто так, пугало огородное! – закричала она, и в голосе появились звенящие нотки слез.
Новый выпад закончился ничем: рапира прорезала пугало, как воздух. Сущности выбралась в центр комнаты. Аморфная, только издали напоминающая человека, ее тело было сплетено из горького дыма и пыли. Инка оказалась зажатой в угол.
– Пошел прочь!
Его конечность обвилась вокруг рапиры. Тонкие струйки дыма потекли к ногам Инки. Она отступала и отступала, пока не влипла в стену. Дальше было некуда. Холод пополз вверх по ее ногам.
Гул ветра в трубах стал ближе, а потом сделался единственным звуком во всем мире. Холодные щупальца тумана скользнули по ее спине и коснулись горла.
* * *Вета помнила о тетрадках, брошенных на подоконнике, справа от телевизора. Ничего сложного, в каждой – несколько рисунков, два определения, но ей предстояло проверить их все. Но сначала – забрать.
Она молчала, Антон тоже. Напряжение повисло запахом полыни, а Вета думала о тетрадках. Нужно их забрать. И как она потащит их домой? Давно искусанные до крови губы только начали заживать, как она вскрыла старые раны, и снова – соль и железо на языке.
– Не нужно говорить, раз не хочешь. – Он пожал плечами, старательно наблюдая за дорогой, хотя субботним полуднем на далекой от центра трассе не наблюдалось никакого движения. Пара автобусов проскочила мимо.
– Правильно понял. Я не хочу. – Вета провела пальцем по стеклу, на котором вчера рисовала дерево. Скорее бы забрать тетради и заняться ими.
– С ума сойти, какие все загадочные.
Руки затряслись, и она с трудом преодолела желание выскочить из машины прямо сейчас. Вспомнила про тетрадки – куда без них, в понедельник. Один вопрос, и настроение из плохого превратилось в отвратительное.
«И все-таки, почему ты уехала? Какие-то проблемы, да?»
– Мне казалось…
– Хватит! – резко остановила его Вета, сжимая пальцы в кулаки. – Я больше не хочу ничего слышать. Не хочу говорить на эту тему. Все.
– Как скажешь, – сухо отозвался Антон.
Молчаливая поездка давила на нервы, заставляла выстукивать нервную дробь по стеклу, злиться. Солнце светило слишком ярко даже сквозь затемненные боковые стекла. Вета не стала подниматься на пятый этаж, дождалась Антона с тетрадками у подъезда.
– Будь так добр…
– Буду добр. – Пока подъездная дверь закрывалась, она видела, как он в несколько прыжков преодолел первую лестницу и нажал кнопку лифта, даже ни разу не оглянувшись.
Коленки пощекотал осенний ветер. Солнце – яркое, но уже холодное, плавало в окнах. В песочнице копошились дети, а те, что постарше, – сбились в стайку у бревенчатого домика, посмеивались, бросали на землю конфетные обертки.
Дверь хлопнула за спиной еще раз – очень скоро, а может, это Вета потеряла счет времени.
– Спасибо. – Она даже не спросила, с какой стороны автобусная остановка, просто подхватила из его рук сумку, распухшую от тетрадей, и зашагала вдоль детской площадки.
Вета долго стояла на автобусной остановке, уложив сумку с тетрадями на деревянное сиденье. Она пропускала один автобус за другим, потому что даже не помнила, как называется ее остановка. Ждала, сама не зная чего. А потом села на первый попавшийся.
Каким-то чудом Вета умудрилась добраться до дома, только немного побродив по кленовым аллеям. На ладони осталась красная полоска от тяжелой сумки, и, бросив ее возле лифта, Вета сжимала и разжимала пальцы.
Она старалась ни о чем не думать. Зря вспылила? Конечно, зря. Но от одного только воспоминания о старой жизни внутри все переворачивалось. Она могла бы сейчас сидеть в любимой лаборатории. Пирожок на обед и болтовня улыбчивой Илоны. Какого демона…
Лифт все не ехал, и Вета безразлично подумала, что он сломался. Ко всем ее неприятностям не хватало только этой. Но делать было нечего – она подхватила сумку и поплелась вверх по лестнице. В пролете между первым и вторым этажом на стене висели новенькие синие почтовые ящики.
Машинально отыскав свой, Вета почти не удивилась, когда увидела торчащую из него полоску бумаги. Счета? Рановато как-то. Сумка с тетрадями снова отправилась на пол. Ленясь достать ключи, Вета подцепила лист бумаги за край и вытащила. Это оказался самодельный конверт, и потеки белого клея выступали из чуть разошедшихся швов.
Она покрутила его в руках: ни обратного адреса, ничего. Нужно было сунуть его в сумку и прочитать дома, за чаем. Потому что, кроме чая, дома ничего не было. Но она передернула плечами и оторвала неровную полоску у края, и на ладонь Вете вывалился тетрадный листок, неровно оборванный по краю.
Конверт спланировал на пол.
«Помогите мне. Пугало вернулось помогите пожалуйста».
Три восклицательных знака, пропущенная запятая, округлый девичий почерк и перечеркнутый каракуль в конце. Вета покрутила тетрадный лист в руках, но не нашла больше ни черточки.
«Они что, решили теперь меня разыграть?»
Вета подняла голову: ей почудилось движение на площадке второго этажа. Может, там мелькнула чья-то тень. Вторая мысль была куда неприятнее – они каким-то образом узнали, где она живет. Следили?
Она подняла конверт и торопливо, сминая драгоценные доказательства, засунула их в сумку.
«По улицам темным ходить не боитесь?»
Оставив сумку на полу, она на цыпочках подошла к лестнице, ведущей вверх, и заглянула дальше. И на бетонных ступеньках, и у чужих дверей было пусто, да и солнечные лучи пронизывали подъезд, так что не спрячешься.
Она вдруг поймала себя на том, как прерывисто дышит и тянется к верхней пуговице на блузке – расстегнуть, чтобы дышалось легче. Как течет по виску капля холодного пота. Хлопнула подъездная дверь, и Вета вздрогнула.
