Анна Калинкина - Под-Московье
Чувствовалось, что ученому тоже хочется о многом расспросить, но он не хочет говорить при посторонних.
— Я еще приду, — сказал он прежде, чем уйти.
Ему удалось зайти к ней только на следующий день, когда охранник сменился. Другой был куда сговорчивее, и за горсть патронов согласился оставить их вдвоем на несколько минут. Сергей принес тарелку шашлыка, и Кошка, давясь, ела, стараясь одновременно рассказать ему, что с ней случилось:
— Мы шли по туннелю, и тут у Яны началось… Я думала, нас догонят, но помогла святая заступница.
Сергей и не думал спорить. Заступница так заступница, от радости он готов был соглашаться с ней во всем.
— Старик нас успел догнать, но он ранен был и скоро умер. А потом Яна умерла тоже. Кровью изошла, — Кошка всхлипнула. — Может, если б я знала, что надо делать, она бы не умерла?
— Не вини себя, ты молодец, ты храбрая. Ты ведь не бросила ее одну, осталась с ней до конца. Что делать, так уж вышло. Она могла умереть и на Китай-городе…
Кошка сунула руку в карман и достала сероватый, закрученный в спираль камень. Протянула его Сергею. Он обрадовался, как маленький:
— Мой пропавший талисман! Откуда он у тебя?
— У одного сталкера увидела, узнала и выменяла. Знаешь, я ведь в глубине души не хотела верить, что ты погиб, ждала тебя. Я ради тебя даже ходила в музей, принесла еще кое-что оттуда. Но рюкзак у меня отобрали, когда арестовали… Ладно, это все потом. Расскажи, как ты вообще узнал, что я здесь?
— Давай по порядку. Очнулся я у бандитов и сначала вообще почти ничего не помнил. Они мне рассказывали, как мы на станцию пришли. Спрашивали, зачем мы приходили, и тобой интересовались очень. Я так понял, какие-то счеты у них к тебе. Говорили, что ты убийца, чуть ли не десяток человек на тот свет отправила. Но ведь этого не может быть — наверное, они тебя с кем-то перепутали?.. За мной сначала следили, не хотели отпускать — ну, ты понимаешь. А недавно, наоборот, отпустили, и даже намекнули, что ты жива и что я могу найти тебя на Ганзе. И я тут же отправился тебя искать. У меня ведь больше никого не осталось, и возвращаться мне некуда. Здесь люди мне рассказали, что несколько дней назад схватили девушку, похожую на тебя. Я пытался выяснить, в чем дело, но никто из руководства станции ничего не говорит, зато в народе слухи ходят один чуднее другого. Рассказывают, что на Ганзе недавно нашли задушенной одну шпионку, правда, это было не здесь, а на Проспекте Мира, кажется. То ли она шпионила в пользу красных, то ли в пользу фашистов, то ли для тех и других. С тех пор был приказ усилить бдительность, и видимо, тебя тоже приняли за разведчицу. Тем более, ты появилась с двумя младенцами на руках.
— При чем тут младенцы? Мало ли женщин с детьми? — нахмурилась Кошка.
— Наверное, что-то в твоем поведении показалось странным. А женщина-врач, которая осматривала тебя после ареста, заявила, что ты не рожала, по крайней мере, в последние месяцы, и дети, следовательно, не твои. Они, видно, решили, что ты младенцев специально для отвода глаз купила или взяла напрокат у какой-нибудь нищенки. А что это за дети на самом деле? Неужели бедная Яна родила двойню?
— Долго объяснять, — нахмурившись, сказала Кошка. — На самом деле только один из них Янин, а второй чужой, но теперь он тоже сирота. И кажется, из-за меня. В общем, получается, что теперь они оба — мои. Кроме меня, они никому не нужны. Мне бы только найти их. А для этого надо выйти отсюда.
— Я уверен, что это жуткое недоразумение скоро разъяснится, и тебя отпустят, я так и говорю всем. Ты не можешь быть ни в чем замешана, ты сильная, храбрая, умная, самоотверженная…
Сергей отчего-то смутился и замолчал. Кошка хмыкнула. Похоже, он отправился на ее поиски в надежде, что она поможет ему, разберется во всем, справится со всеми проблемами, как справлялась во время экспедиции. А оказалось, что она сама нуждается в помощи. Знал бы он, как на самом деле все плохо. И тут спасительная мысль пришла ей в голову.
— Если хочешь мне помочь, иди на Улицу тысяча девятьсот пятого года и разыщи там Нюту, Победительницу Зверя. Если кто-то может что-то сделать, то только она.
— Ты ее знаешь?
— Да. Скажи, что ты от Кати, с которой она встретилась на Шаболовской. Она поймет. Скажи, что я в беде, что меня держат в тюрьме и подозревают неизвестно в чем. А еще постарайся узнать про детей. Когда меня забирали, я отдала их какой-то женщине. Такой темноволосой, темноглазой, на цыганку похожей.
Ученый нахмурился, видимо, соображая, почему нельзя было отдать детей в более надежные руки, и при чем тут какая-то цыганка.
— А как ее звали? — спросил он.
— Не помню! — с отчаянием сказала Кошка, внезапно осознав, что за эти дни имя женщины совершенно вылетело у нее из головы.
— И как я ее найду? — озадаченно спросил Сергей, но, увидев ее глаза, замахал руками. — Ладно, ладно, не волнуйся. Буду всех спрашивать. Кто-нибудь наверняка ее запомнил.
— Ну все, поговорили — и хватит, — буркнул сторож, входя в камеру. — Потом наговоритесь. Если успеете.
Уже вслед Сергею Кошка крикнула:
— Маша! Я вспомнила — ее звали Маша!!!
* * *«Что-то тут не так, — думала она, сидя на грязном матрасе, обхватив голову руками. — Как это вышло, что бандиты так спокойно отпустили Сергея? Ведь мы — ну, пусть я, но мы же были все вместе — убили Лёху, увели женщину у этого… как его? Кольки, кажется. Да и потом в туннеле перестрелка была, вроде. Седой и Рохля вполне могли еще кого-нибудь из китайгородских ранить или даже убить… Но об этом можно подумать потом. Сейчас главное — чтоб он Нюту нашел. И тогда я узнаю, на самом деле мы встретились с ней на Шаболовке или мне и вправду все почудилось».
Наверное, она задремала и пропустила тот момент, когда в камере появилась Нюта. Но вот же она — так близко, что дотронуться можно. Только зачем она сидит на грязном полу босая, в выцветшей майке и драных джинсах и укачивает какой-то сверток, из которого доносится кряхтение? Ее что, тоже арестовали?
— Скажи, ведь это правда? Ведь ты же знаешь, что мутант был? И мы его убили? — теребит ее Кошка. Нюта печально улыбается:
— Конечно, правда. Просто у нас украли победу, принадлежавшую нам по праву. Так часто бывает, люди завистливы. Но я уже привыкла. И ты не сердись на них.
— А кто это у тебя? Павлик? — спрашивает Кошка.
— Т-с-с! Посмотри, только тихонько, — говорит Нюта и откидывает уголок одеяльца. Кошка видит симпатичную мордочку, заросшую рыжей шерстью, глазки-бусинки.
— Ой, какой милый зверек! — говорит она. — А зачем ты его запеленала?
— Это мой ребеночек, — тихонько отвечает Нюта. — Он будет расти вместе с твоими, они подружатся и будут играть вместе — правда, здорово?
И тут Кошка замечает, что у зверька белые острые клыки. Из свертка высовывается лапа с длинными кривыми когтями. Она кричит. Нюта осуждающе качает головой:
— Тише ты! Разбудишь мне малыша. Правда, он хорошенький?..
Кошка проснулась в испарине и с облегчением поняла, что это был сон. Правда, по ее понятиям, ничего хорошего такой сон не сулил.
Днем дверь ее каморки распахнулась. На пороге стоял тюремщик, а рядом — Нюта. Самая настоящая. Высокая, с этими ее огромными голубыми глазищами и с таким недовольным видом, будто ее только что разбудили. Кошка чуть не расплакалась от облегчения. Значит, все было на самом деле! Теперь, наконец, все должно уладиться. Сейчас Нюта узнает ее и вспомнит, что обещала ей на Шаболовке. Нюта поможет — потому что, кроме нее, надеяться больше не на кого.
— Ну и запах здесь! — сморщила нос Победительница Зверя, глядя на Кошку. Тюремщик посветил той в лицо фонарем.
— Узнаешь ее?
«Это же я!» — хотелось крикнуть Кошке, но она молчала. Нюта все сейчас скажет сама.
Победительница Зверя еще некоторое время равнодушно глядела на нее.
— Нет, это какая-то ошибка, — сказала она тюремщику. — Я впервые вижу эту женщину.
И прежде, чем Кошка успела что-либо ответить, дверь захлопнулась. Она вновь осталась одна.
«Вот теперь действительно конец, — подумала она, вспоминая брезгливый взгляд Нюты. — Так вот какой ты оказалась, Победительница Зверя? Тебя и осуждать нельзя — своя рубашка ближе к телу. Ты так горячо обещала мне свою помощь, но, видно, не подумала тогда, что эта помощь в самом деле может мне понадобиться. И не захотела иметь ничего общего с арестанткой в грязном тряпье, на которую, тут, похоже, хотят повесить всех собак.
Хотя, может, дело вовсе не в этом? Может, ты в самом деле видишь меня первый раз в жизни? Может, этот гад Роджер не врал, и мы не встречались с тобой на Шаболовке? Я могла увидеть где-нибудь твое изображение — их ведь немало висит в метро, особенно здесь, на Краснопресненской. А все остальное мне просто померещилось?
