Дмитрий Захаров - Репродуктор
— Что танк-то тут делает?! — вскрикнула от неожиданности Серафима.
— Это из комендантского батальона, — сказал капитан, — его всегда где-то неподалеку от порта держат на всякий случай. Тут еще пара прячется.
Джип снова вышел на открытое место и тут же запрыгал по ямам: площадка перед ремонтным заводом была сильно изрыта, в асфальт как будто кидали с высоты гири, а потом еще делали борозды многотонным плугом.
Капитан затормозил.
— Вон там, около электрической опоры, медвежьи бараки, — показал он пальцем. — Ближе подъезжать не буду, а то еще взбеленятся. Идите, ищите своего, а я здесь пока подожду.
Пришлось скакать по ошметкам асфальта. Фима на своих каблуках моментально начала спотыкаться, а у Марины вовсе отлетела набойка. И ведь не снимешь туфли — все же не лето, придется хромать дальше.
— Какой Вавилон! — восхитилась Фима, глядя в сторону моря.
Марина энтузиазма не разделила. Ей этот клокочущий и рыгающий огнем мир показался горячечным бредом, видением, о котором не хочется вспоминать. Его спрятали ото всех, как взрослые прячут порножурнал от детей. И вот журнал найден, а что делать с этими странными картинками — непонятно. Остается только глупо хихикать.
— Ты хочешь сказать, что тоже была не в курсе? Об этом вот обо всем? — спросила Марина.
Фима медленно покачала головой.
— И тебе здесь ничего не кажется странным?
— Знаешь, Маруся, мне все тут кажется странным…
Марина резко остановилась — всего шагов с двадцати на нее смотрел медведь. Он стоял, опершись на стену склада, и внимательно разглядывал «туристок». На нем была надета грязная майка, нелепая сама по себе; в отсутствии штанов она смотрелась особенно дико: наверное, впервые в жизни Марина увидела на медведе хоть какую-то одежду.
— Принарядился, — хихикнула Фима. Марина схватила ее за руку и с силой сжала. Еще не хватало разозлить бурых.
Медведя приближение девушек нисколько не заботило, он все так же стоял и смотрел, казалось, с легкой скукой. Только взял со стоявшей рядом с ним бочки длинный чудной пистолет, похожий на непрозрачный шприц, и принялся крутить его в лапе.
— Это строительный инструмент какой-нибудь? — шепотом поинтересовалась Серафима.
Марина не ответила.
— Мне нужен Миша, — сказала она медведю, остановившись от него в нескольких шагах, — я должна передать ему важную посылку.
Тот внимательно, будто бы с удивлением, посмотрел на говорящую, почесал живот под майкой и вдруг пропал в здании склада. Тут же обратно выбрались уже три медведя. В другой ситуации эта сказка про Машеньку наверняка показалась бы Марине забавной, но в лапах бурые держали, словно дротики, заостренные металлические трубки.
— Мне нужен Миша, — повторила Марина теперь уже для всей бурой делегации, — я к нему от Коробейника с посылкой.
Два новых медведя были без маек. Правая лапа того, что покрупнее, испачкана чем-то черным, а второй весь вывалян в опилках. Он пытался слизывать длинным языком стружку, налипшую на морду, после чего, кажется, жевал получившуюся древесную кашу.
— Нет Миши, — рыкнул чернолапый. — Передай своему: умер он.
— Как умер? — зачем-то спросила Марина. — Когда?
— Умер, — повторил теперь уже вывалянный в опилках, — надорвался. Скажи, что теперь нет Миши и сюда ходить не нужно. Мы здесь работаем.
— Подождите, а никто больше не знает… — начала было Марина и осеклась. Дура, подумала она. Даже если кто-то из них имеет контакты с партизанами, они все равно не скажут. И я не знаю, зачем эти записи. И не знаю, кому их надо передавать. Бред, надо возвращаться.
Марина дернула Фиму за рукав.
— Пошли? — спросила она. Фима кивнула.
Они поковыляли обратно, чувствуя, как медведи пристально за ними наблюдают, и слыша, как они тихо что-то друг другу рычат.
— Я, наверное, выброшу эту коробку, — произнесла Марина, — теперь в ней точно нет никакого смысла.
— Даже не думай! — зашипела на нее Фима. — Мало ли что там за информация. Лучше мне отдай.
— Тебе-то зачем?
— Не знаю. Но выбрасывать — глупо.
Марина хотела сказать, что раз Фиме это надо, пусть сама и тащит коробку, но тут со стороны моря раздался настолько оглушительный свист, что она схватилась за уши. Свист резко оборвался, и вслед за ним послышались хлопки выстрелов. Они были далекими, но вполне отчетливыми, и Марина с Фимой припустили с удвоенной скоростью к тому месту, где у машины нервно бегал капитан.
— Давайте живо! — с испугом оглядываясь по сторонам, кричал он. — Живо!
Добежав, они прыгнули в джип, и капитан тут же рванул с места. Теперь он поехал какими-то немыслимыми закоулками, лавируя между горами мусора и сваленных ржавых бочек. Здесь вообще не было дороги, а только куски провалившихся и засыпанных щебнем плит. Машина подпрыгивала и поднимала тучи плотной белесой пыли, поминутно рискуя оставить колеса медведям на память. Хлопки сменились пулеметным стрекотом и тревожными — до тошноты — завываниями сирен.
— Что это такое? — крикнула Марина, когда джип вырвался за склады и начал карабкаться в гору.
— Партизанская вылазка, — вцепившись в руль и не оборачиваясь, ответил капитан. — Пытаются грабить стройку. Сволочи, знали, что сегодня новую технику выгружают. Вот все время они знают.
Марина оглянулась и увидела пляшущий на воде гигантский факел — видимо, один из подбитых партизанских кораблей.
— И часто они так? — снова крикнула она.
— Раза два в неделю.
Выбравшись за периметр порта, сунув капитану тысячную бумажку и оказавшись на заднем сидении «Чери» на тихой Греческой, Марина и Серафима все еще не могли прийти в себя.
Фима отослала водителя в магазин и просто смотрела на переднее кресло.
— Я знала, что у них тут бардак собачий, но что среди бела дня пулеметы лупят — это, конечно, нарядно, — наконец произнесла она.
— И нигде об этом не говорят, — тихо продолжила Марина.
Фима высунулась в окно и зажгла сигарету.
— Ну а где об этом должны говорить? — раздраженно спросила она. — Паника же начнется.
— Тогда зря удивляешься, что никто ничего не знает, — так же тихо сказала Марина.
— Маруся, ну наверху-то в курсе.
— Откуда? Им ведь ты и рассказываешь.
Марина нарочно отпустила машину за два квартала до дома, ей захотелось пройтись пешком, к тому же нужно было купить продукты. Она вышла на проспекте Матерей, напротив больницы. Мерзнущие на троллейбусной остановке люди с завистью и злостью проводили взглядом рванувший с места «Чери». Марина пошла в сторону «соток» — прилипших друг к другу многоэтажек с номерами за сто. Дорога шла слева, по другую ее сторону стояла тускло подсвеченная снизу Третья Мать — последний из памятников матерям, самый странный и даже страшноватый. Трехметровая железная женщина имела вполне человеческую голову с большими раскосыми глазами и длинными волосами, при этом ее тело лишь обозначалось каркасом из гнутых металлических ребер. Казалось, что памятник то ли не закончили, то ли, наоборот, начали разбирать. Еще более странным открытием становилось то, что в животе женщины сидит каркасный младенец, уже без лица и каких-либо отличительных черт. Во времена Марининого детства памятник называли «терминатор-мамой», а как называют его нынешние дети, она не знала.
Благодаря освещению памятника противоположная сторона проспекта немного выступала из темноты. Там, где шла Марина, фонарей не было; впереди нечеткими пятнами мерцали всего две вывески — на книжном и продуктовом. Но на продуктовое мерцание можно не смотреть: в такое время магазин уже закрыт, а в темных витринах «Полюса» одиноко отсвечивают только пирамидки из банок сгущенки. Выходит, придется пройти еще два квартала и свернуть к универсаму. Марина его не любила — большой бессмысленный короб, в котором не бывает ничего, кроме очередей.
В универсаме оказалось малолюдно. Несколько покупателей потерянно бродили в отделе мороженой рыбы. Тетки в одинаковых синих передниках сбились в стаю около кассы и что-то темпераментно обсуждали, гоняя воздух взмахами рук.
— Сегодня сайру завозили, — доверительно сообщила Марине продавщица мясного, — так что тут было… Батюшки-светы! Думали, прилавок раздавят. Какой-то мужик без очереди полез, так его тут же раз-раз — и вынесли через головы.
— Представляю, — кивнула Марина.
Никакой сайры, конечно, уже не осталось. В жестяной посудине с маслянистой жидкостью плавали усталые селедки без голов, рядом расположились несколько банок икры минтая. В соседней витрине тосковали два обкромсанных куска полукопченой колбасы и большой шмат сала.
Марина вздохнула, вспомнив магазинчик при Втором канале.
— Дайте мне колбасу, — сказала она продавщице, — вон ту, которая поменьше.
