Александр Шлёнский - Рыбалка в Пронькино (СИ)
Неожиданно далёкая дымчатая земля подпрыгнула вверх, как при отвесном пикировании, и угрожающе приблизилась. Город стремительно раздался в ширину и в высоту и превратился из плоской карты в бескрайнее нагромождение домов, магазинов, кинотеатров, балконов, чердаков и водосточных труб. За неровной грядой старых зданий с загаженной голубями облупившейся штукатуркой расположился невзрачный парк культуры и отдыха. На продавленной деревянной сцене, окруженной рядами низких скамеек в виде амфитеатра, играл духовой оркестр. Солнце ярко блистало в полированной меди, трубачи раздували щёки, а барабанщик усердно колотил в большой барабан: бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам! И опять: бам-бам-бам-бам-бам-бам-бам! В какой-то момент Толян убрал ненужную более сонную кляксу из сознания, и город вместе с оркестром пропал бесследно, оставшись по другую сторону чернильной пелены. И только барабанщик как ни в чём ни бывало продолжал лупить в барабан, а затем, видимо отчаявшись, прекратил барабанить и заорал знакомым голосом: «Толян, хорош спать! Открывай, нах! Дело есть!»
Толян окончательно проснулся и тотчас же, узнав голос, понял, что брательник Лёха уже несколько минут барабанит в дверь. Поднявшись с койки, Толян прошлёпал к двери и отомкнул задвижку, которую Дуэйн упорно называл по английски «лэтч». Слово «задвижка» ему не давалось. Лёха ввалился в горницу, снял с плеча два вместительных берестяных короба, связанных вместе прочной тряпицей, и бережно опустил их на пол. Короба шипели и пованивали.
Лёха глянул на полусонного Толяна, на спящую в обнимку сладкую парочку, расстегнул рубаху и, оголив живот, заорал:
— Толян, кончай дрыхнуть на ходу! Дуэйн, Машка! Вставайте нах! На рыбалку пошли, оглоеды! Динамита нет, самим теперь в озеро пердеть придётся! Кто громче всех пёрнет, тот больше всех рыбы поймает!
— Тише ты ори, а то ща как дам по уху! — флегматично заметил Толян. — Отрастил, понимаешь… Думаешь, радиация так теперь всё можно?
— Ну и чё, захотел и отрастил. — как ни в чём ни бывало ответил Лёха, коротко глянув себе на живот, из которого глубоким раструбом торчало огромное шерстистое ухо, фиолетовое изнутри, по форме напоминавшее волчье. — Отрастил, а ты не подъябывай! Зато теперь слышу всё лучше тебя.
— Слышишь, кто б сомневался. Небось так и ловил на слух всю ночь?
— Конечно на слух, а как же ещё-то! Они, твари, ещё умнее стали. Отраву уже давно брать перестали, а теперь опять берут. Чтобы тебе же в кастрюлю подкинуть. И пароли теперь каждый день меняют. Просвистишь вчерашний — бросаются без разговоров, зубищами вперёд, прямо на горло. Или в глаз. А шустрые какие стали! Ременной петлёй уже и не поймаешь, только волосяной.
— А проволочной?
— Без мазы, они теперь металл за пять метров чуют.
Сквозь стенки коробов доносился злобный скрежещущий писк, царапанье и шипение.
— Не прогрызут? — с сомнением покосился Толян на короба.
— А чем? Я ж им зубья пассатижами повытаскивал и ноги переломал. — Лёха аккуратно открыл один короб, и взору Толяна открылась тёмная шевелящаяся масса, в которой ярко светились рубиново-красные бусинки глаз как десятки маленьких терминаторов.
— Зоолог-гуманист, ёпта! — усмехнулся Толян.
Искалеченные крысы с бурой взъерошенной шерстью, напоминающей иглы дикобраза, сверлили своих мучителей ненавидящими взглядами, затравленно шипя. Наиболее продвинутые твари матерно взвизгивали.
— А ну молчать, рыбий корм! — распорядился Лёха и небрежно захлопнул крышку короба, обернувшись к Толяну. — Хорошая наживка, качественная!
— Считай денёчки, гандон! Скоро и тебя схавают! — проскрежетало из ближнего короба.
— Это кто такой борзый?!! — прорычал Лёха, рванув крышку, и навис над коробом всей громадой. Грязно-серое чудовище рванулось вверх, умная злобная морда сморщилась, беря прицел для плевка. Но Лёха ловко ухватил тварь за шипастый хвост, и раскрутив, шваркнул об пол, после чего водворил оглушённую крысу на место.
— Дар'офф, шури'ак! — Дуэйн протянул Лёхе громадную чёрную ладонь. Никто не заметил как он поднялся. Впрочем, заметить этот момент было нелегко ибо обычно он покидал кровать за долю секунды, одним пружинистым прыжком.
— Дароф коли не шутишь! — Лёха по-медвежьи стиснул протянутую лапу, внимательно глядя Дуэйну в глаза, но с таким же успехом он мог стиснуть ладонью ковш экскаватора.
— Мужик! — резюмировал Лёха и отпустил руку. Машка вылезла из-под одеяла в рваной ночнушке, сверкая через дыры голыми ляжками и кой-чем ещё. Дуэйн швырнул ей халат и косынку и целомудренно задвинул Машку себе за спину, изображая собой ширму.
Покрыв косынкой лысую голову и подхватив вёдра, Машка, зевая, вышла на заднее крыльцо. Угрюмая лягушка, сверкая свежим шрамом поперёк бородавчатой спины, неуклюже вылезала из ямы. Увидев Машку, лягушка заверещала, надув горло, и угрожающе задрала когтистую лапу. Машка погрозила в ответ тяпкой, и неприятное земноводное, матерно бурча, уползло подальше в папоротниковые заросли.
Пока Машка остужала водой контейнеры в сарае, Дуэйн увлечённо кашеварил, а Толян сосредоточенно обсуждал с братом подробности предстоящей рыбалки. Наконец в сенях загремели вёдра, и Дуэйн, сграбастав ладонью Машкину спину, подвёл её к столу и сладко замурлыкал:
— Love, the breakfest is ready! I've made french toasts! Real yummy. I used whole wheat bread, egg powder, milk powder, brown sugar and a little bit of cinnamon. I brought some grape jelly and maple sirup, too! See those little jars? And I've made some instant oat meal with tart apple flavor. Yum-yum! What would you like me to serve you first, love?
— Блять! — гаркнула Машка, с большим сердцем сбрасывая со спины чёрную лапищу. — Дуэйнушка, козлик ты мой американский! Я тебя сколько раз уже просила, чтобы ты к печи больше не подходил? У себя в Америке жарь своим черножопым блядям чё хочешь, а здесь на кухне я хозяйка! Твои гренки с овсянкой на завтрак как муде колёса! Посля твоего завтрака сходишь просрёшься — и пуще прежнего жрать захочешь! — Машка смерила Дуэйна свирепым взглядом и в сердцах сплюнула в помойное ведро через щербину во рту.
Дуэйн разинул розовую пасть, обнажив белоснежные зубы, и с испуганным видом смотрел на разгневанную сожительницу, жалобно моргая.
— Don't get mad at me, baby! I thought we could have more substantial meal for our lunch!
— Хуянч! На весь день на озеро уходим, дурья башка! — Машка влепила Дуэйну беззлобную затрещину по бритому затылку, от которой гигант вжал голову в плечи и заморгал ещё сильнее.
— Значит так! — скомандовала Машка. — Пожрать надо от пуза, чтобы у мужиков силы были, а то вас рыба съест с гавном. Щас я яишню с салом замастырю и картошки нажарю. Банку с ветчиной пока открой! — Дуэйн потянулся рукой к маленькой плоской баночке на столе.
— Да не эту пиздюлину, а четырехфунтовую, мудила! — Машка схватила длинные деревянные клещи с полукруглыми захватами и отправилась в курятник.
Не успел Дуэйн принести из подпола большую банку ветчины и вонзить в неё консервный нож, как через окно донёсся пронзительный Машкин вопль: — Ах вы ёбаные бляди!!!
В курятнике оглодавшие за ночь куры с жутким клёкотом пинали шпористыми лапами одну из своих товарок, норовя угодить в глаз или в горло. Изрядно покалеченная курица свирепо отбивалась от озверевших сокамерниц, время от времени пытаясь улепетнуть в дальний угол, но те не отставали. Не зайди Машка в курятник за яйцами, через пять минут от выбранной жертвы не осталось бы и кучки перьев.
Машка зачерпнула из навозного чана три полных лопаты вонючего шевелящегося опарыша и одну за другой зашвырнула в курятник. Куры мгновенно бросили покалеченную жертву и влёт, пиная друг друга, вцепились в хавчик, поглощая его с невероятной скоростью. Забитая курочка нерешительно приблизилась к еде, но выхватив пару раз клювом по голове, с писком ретировалась в дальний угол. Машка кинула ей туда большую пригоршю опарыша. Сокамерницы наперегонки устремились туда, но пока они подбегали, побитая курица успела всосать свою порцию словно пылесос и встретила врагинь с растопыренными когтями, яростно щёлкая клювом и готовясь дорого продать свою жизнь. Сытые куры, постояв, разбрелись по курятнику. Их зобы были плотно набиты, и смысла сражаться насмерть уже не было.
Машка просунула через проём в сетчатой загородке длинные щипцы и начала со знанием дела копаться в соломенных стожках, которые куры вили себе вместо гнёзд. Нашарив яйцо, Машка осторожно ухватила его полукруглыми браншами щипцов и потащила к себе. Куры с оскорблёнными воплями набросились на щипцы, норовя раздолбать их клювами в мелкие щепки. Когда Машка уже почти вытащила щипцы с пойманным яйцом размером с женский кулак, с верхнего насеста с оглушительным воплем свалился громадный цветастый петух. Сернув со всей силы Машке на сапоги, он подскочил к сетке и начал яростно буцать землю огромной шпористой лапой, норовя запорошить Машке глаза. Набрав в миску полдюжины яиц, Машка покинула курятник, оставив взбешённых кур хлопать кожистыми крыльями, скрести земляной пол и с яростным клекотом бросаться на толстую проволочную сетку, которую не брали ни железные клювы, ни массивные шпоры.