Дарья Аредова - Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах) (СИ)
И когда Дэннер с Обрезом едва дуэль за него не устроили на выпуске курса – я, честно говоря, был немало удивлен. Селиванов апеллировал хронической нехваткой людей в своем отряде, Джонни чуть не с пеной у рта убеждал отдать парня ему – «пусть встряхнется чуток». Дебаты разгорелись нешуточные. Все это продолжалось целый месяц, и деканат стоял на ушах. Подключился отдел патрулирования улиц, прибежал даже ректор академии – отдайте ему Даклера, из него, мол, расчудесный преподаватель получится. Я был, мягко говоря, ошарашен. Когда поднялась грызня за Дэннера – это еще было более чем ожидаемо (лучший выпускник, все-таки, черная жемчужина наша). Даром, что Владимир тогда послал всех лесом и сам выбрал свой путь, и до сих пор не жалуется. Баталии же за безынициативного раздолбая, дергающегося от каждого шороха, прочно вогнали меня в глубокий ступор, из которого я не вылезал аж до выпускного бала, на который Его Флегматичество Джереми, соответственно, не явился. Можно было заподозрить неладное, хотя бы потому, что те же Дэннер с Обрезом именно у этого курса преподавали общую строевую подготовку. И уж, кому-кому, а им-то Даклера получше, чем мне, полагалось знать и видеть.
И тогда появился ругару.
Для тех, кто не в курсе, это чудик такой, с неприятно завышенным аппетитом. Когда я, наконец, явился на Солнечную улицу (шутники, ага), все уже было кончено. Тварь валялась дохлая, спасенные от верной смерти трое малявок выстукивали молочными зубами чечетку, а герой, как ни в чем не бывало, сидел на тротуаре, вытянув одну ногу, чистил автомат и ковырялся штык-ножом в ухе в паузах.
Сказать, что я был в шоке – значит, ничего не сказать. Сил хватило только выдавить:
— И как это ты с ним в одиночку справился?..
На что Даклер поднял абсолютно невинный, рассеянный взгляд и выдал совсем уж феноменальное:
— Да задолбал он меня… товарищ полковник. – И продолжил ковыряться и чистить. Я тогда долго не мог челюсть подобрать.
…Даклер задумчиво почесал многострадальное ухо. Светлые волосы, небрежно прихваченные шнурком, растрепались и лезли ему на глаза, а теперь шнурок сполз окончательно, рассыпая грязные пряди по плечам.
— Ладно, пошли, – вынес он вердикт. – Раз уж так хочется.
Я думал, Витька сейчас опять нагрубит, или в драку бросится – но Тележкин смиренно кивнул и попросил:
— А ты не поможешь перевязать?
— У нас есть лекарство, – предложила тогда Лаура. Мы им Дэннера лечили, когда он к нам пришел…
— Хотя вернее было бы сказать – приполз, – прибавил Артур.
Джереми хмыкнул.
— Ну и как, выполз обратно? – полюбопытствовал я.
— Еще и революцию учинил после этого, – живо кивнула Лаура.
— Хорошее лекарство, значит, – резюмировал Витька, закатывая штанину.
Подлечившись, компания, во главе с неизменно бодрым Гверном, направилась дальше по следу, а мы с Майей остались сидеть на скамейке. Сквер озаряло лишь тусклое аварийное освещение напряженно-оранжевого цвета, и было неуютно. Казалось, вот-вот кто-нибудь со спины подкрадется.
Полчаса мы играли в слова. Еще час резались в морской бой и крокодила. Следующие сорок минут рассказывали анекдоты и травили байки. Наконец, всенародные развлечения закончились, и мы загрустили окончательно.
— Что-то они долго, – озвучила общую мысль Майя.
— Да и мы задержались, – буркнул я. Болело все, и разговаривать не хотелось. И вообще, я до сих пор не взвыл исключительно благодаря пониженной чувствительности к боли. Дэннеру, например, с этим не повезло – у него болевой порог низкий. У меня и у Веррета высокий. Удивительно, до чего мы, люди, разные…
Откуда я все это знаю?.. На испытаниях в академии фиксируется.
И вдруг мы услышали чье-то шумное дыхание. И оно быстро приближалось.
— К нам идет тварь, – сообщил я девчонке и вытащил пистолет. – Не лезь на рожон, я сам. Поняла?
Она кивнула и подвинулась поближе. Испугалась. А несколько секунд спустя из оранжевой полутьмы вылетел… Гверн.
Пес тяжело дышал и, кажется, был ранен – густая шерсть поблескивала кровью. Он завертелся вокруг и звонко залаял, будто звал нас куда-то, заскулил, потянул меня зубами за штанину и снова залаял.
— Гверн! – ахнула Майя, тяжело поднимаясь. – Что случилось?! Тебя ранили? А где остальные?
— Так он тебе и сказал… – Я на силу сдержал ругательство. – Видишь, не останемся мы с тобой в стороне.
— Я не встану!.. – с ужасом проинформировала Майя, обняв пса за шею и глядя на меня широко распахнутыми глазами. – Я не смогу!
— А тебе и не надо, – в лучших традициях Дэннера огрызнулся я. – Сиди здесь.
Девчонка попыталась шагнуть, но скорчилась и застонала, обеими руками ухватившись за скамейку.
— Вы же меня не бросите тут?! – чуть не плача вопросила она.
— Обязательно брошу, – заверил я. – Ты мне только обуза…
— Нет! – окончательно запаниковала она, с трудом распрямляясь. И прибавила совсем по-детски жалобно:
— Ну, пожа-алуйста…
Пес гавкнул так, что в ушах зазвенело. Он был нетерпелив и настойчив. И настроен весьма решительно.
— Послушай, – попытался растолковать я. – Я кое-как еще двигаюсь. А ты всю дорогу на Даклере каталась – куда ты сейчас-то собралась? Я тебя не подниму.
И с этими словами я в который за сегодня раз поспешил за собакой…
Аретейни
Сознание возвращалось медленно.
Еще толком не вынырнув из омута обрывочных видений, я ощутила холод и выламывающую боль. Подсознание трансформировало навязчивые ощущения как могло по ассоциативному ряду, и я то выбиралась на острый ломающийся лед из ледяной океанской воды, – он бил по жилам и раздирал краями кожу, – то как крыса пробивала смерзшийся с битым стеклом снег, а то и вовсе выцарапывала себе путь из могилы. Отчего-то я видела одновременно и завалившие могилу булыжники, перемалывающие мои руки как жернова зерно, и то, что снаружи – морозную синюю ночь, одинокий брошенный холмик посреди иссушенной степи и растущее над ним чахлое дерево, и ветер вихрил по черствой земляной корке поземку. Холод и боль изо всех сил пытались проникнуть в сознание, но я все спала и никак не могла проснуться.
…А потом явилась жажда.
Мучительная, иссушающая, царапающая горло раскаленным песком, невыносимая. И на нее сложно было не обратить внимание. Она-то, эта жажда, и пробудила меня окончательно. И я будто вынырнула в Явь из завихрений кошмаров.
Дэннер сидел за столом и терпеливо выстругивал ножом кораблик. Я вначале долго силилась понять, что это за комната и что это за стол. Просторная, с наглухо закрытыми ставнями и длинными плотными шторами. Стол стоял у окна, и с него струилась скатерть. Напротив меня, через потертый паркет и старенький палас, красовался большой книжный шкаф, за ним сервант с посудой и еще одна кровать. Бугорок на ней сообщал, что там кто-то спит. Кто-то маленький. Девочка?.. Стол украшала ваза с цветами. И все это в серо-голубых тонах. Я сморгнула, подумала, что все еще сплю, но серость никуда не делась. И только силуэт Дэннера будто светился оранжевым.
Воды!.. – хотела попросить я, но язык присох к нёбу, а от попытки напрячь голосовые связки немедленно зацарапал кашель. Сил не хватало даже рукой пошевелить, но тут Дэннер, видимо, услышал мой хрип. Отложив работу, он подошел ко мне и ласково погладил по щеке.
— Тише, тише. Потерпи, от этого никуда не деться.
Его рука казалась горячей, прямо таки, обжигающей. По телу пробежала судорога, и я невольно вцепилась в краешек кровати. И удалось, наконец, извлечь из пересохшей глотки хоть какие-то звуки.
— Дэннер… – выдавила я и задохнулась кашлем окончательно. Дэннер только сжал мое плечо. Затем будто вспомнил о чем-то.
— Подожди-ка минутку, – попросил он, встал и вышел из комнаты.
Не знаю, как там с минутками, однако мне его отсутствие показалось целой вечностью. Вернулся он с кружкой в руках и устроился на краю кровати.
— Легче не станет, – сходу разочаровал командир, увидав мою физиономию. – Но разговаривать ты сможешь. – И с этими словами Дэннер, приподняв мою голову, аккуратно влил мне в рот капельку… судя по вкусу, подсолнечного масла. Сделалось чуточку лучше – сухость пропала. Зато жажда теперь разлилась по всему телу сухим жаром, будто обидевшись, что ее прогнали из горла.
— А воды нет? – кое-как выговорила я. Дэннер вздрогнул и стиснул зубы, но взгляда, конечно же, не отвел. Меня начинала пугать эта окружающая серость. Может, я повредила глаза?.. Чем?.. Контузия?..
Вспомнить, что произошло, никак не получалось. Память услужливо выдала дом Лаэрри, нашу беготню с канистрами, езду по Городу и бои с подземными жителями. А дальше вставала глухая черная стена.
— Вода есть, но она тебе не поможет, – все же, отозвался Дэннер. Голос прозвучал как-то глухо, и я насторожилась. Уж кто-кто – а Дэннер-то попусту психовать не станет.