Новый мир. Книга 5. Возмездие (СИ) - Забудский Владимир

Я горько усмехнулся, подумав о том, все ли еще она пытается добиться аудиенции у Протектора.

— Димитрис, — запнулся Амир, который в этот момент почему-то выглядел жалко. — Я все еще не уверен, что все это так. Мы ведь не можем знать этого точно. Мы можем ошибаться.

— Зачем же ты рассказал мне об этом? — спросил я у него тоном, который почему-то получился ледяным.

Он запнулся, прежде чем ответить.

— Потому что я не верю в случайности, Димитрис. Такие, как твой приход ко мне. Я верю, что тебя послал ко мне сам Всевышний. Что Он желал от меня, чтобы я раскрыл тебе эту тайну. Как иначе объяснить твое появление? Какова была вероятность, что именно в тот момент, когда ты отчаянно искал ответ на свой вопрос о Сопротивлении, тебя вдруг потянуло, без особых на то рациональных причин, явиться к, возможно, единственному человеку, у которого этот ответ есть, не подозревая об этом?

Я покачал головой. Затем — решительно встал со своего места. Захери посмотрел на меня с некоторой опаской.

— Димитрис, я бы очень просил тебя не совершать поспешных действий.

— Мы и так медлили уже слишком долго! Один из нас — чертовых три года! — прорычал я.

— Но что ты хочешь предпринять?

— Ты расскажешь мне все это еще раз на камеру. Дашь официальные показания. А затем мы немедленно предадим это огласке. Чтобы наивные идиоты, которые до сих пор считают себя «борцами за свободу», наконец одумались. А главное — чтобы весь мир наконец увидел истинное лицо этого чертового психопата Патриджа!

— Мы даже не знаем, правдивы ли те обвинения, которые ты хочешь бросить.

— Это ты в этом не уверен! Или пытаешься себя в этом убедить! А я, Амир, не сомневаюсь ни на одну сраную долю процента, что пересказанная тобой исповедь Карима Рамади — правдива от первого до последнего гребаного слова! Я могу косвенно подтвердить все это десятками своих наблюдений!

— Кто мы с тобой, Димитрис, в глазах людей? Террористы. Изгои. Кто поверит нам?

— Все, кто хотят знать правду! Все, кто в состоянии увидеть правду хотя бы тогда, когда она начнет барахтаться у них прямо перед глазами и смердеть прямо в ноздри! А на остальных безнадежных клинических идиотов — мне плевать! А теперь — хватит болтать! Ты должен…

— Нет, — покачал головой Амир, мрачнея. — Я не сделаю этого, Димитрис.

Я бросил на него свирепый, полный гнева взгляд.

— Ты уже сделал это, Амир! Ты сделал это, рассказав все мне!

— Возможно, это было моей ошибкой. Я надеялся, что ты отнесешься к этой информации более бережно и вдумчиво. Надеялся, что ты поможешь мне решить, как правильнее с ней распорядиться.

— «Бережно»?! «Вдумчиво»?! Что тут вообще думать?!

— Нас обоих могут обманывать, Димитрис. Манипулировать нами. Неужели ты сам не понимаешь, какую ответственность мы несем? Как велика цена ошибки? Движение Сопротивления объединяет десятки тысяч членов и миллионы сторонников. Это — самые отважные, самые решительные, самые небезразличные люди среди всех, кто остался…

— Да ты послушай себя, Амир! — заорал я на него, не помня себя и гневно расхаживая из одного угла комнаты в другой. — Ты ведь знаешь, черт бы тебя побрал, что Рамади рассказал тебе правду! Ты говоришь, что восхищаешься этими людьми, желаешь им добра — но ты предаешь их! Ты заставляешь их жить в выдуманном мире, во лжи!

— Все не так просто, как ты говоришь.

— Да все до чертиков просто, Амир! Все становится охренеть как просто, если перестать мыслить как они — все эти гребаные Патриджы и Рамади! Есть ложь, а есть правда! И никакая казуистика не смешает их и не поменяет их местами, как бы нам не хотелось!..

Я не знал, смогу ли убедить Захери. Не знал, что буду делать, если все же не смогу. Прибегну к насилию? Озвучу раскрытую им тайну сам, смирившись с тем, что за моими словами не будет даже показаний свидетеля? А может быть — просто забуду о том, что услышал?

Однако мне не пришлось решать эту дилемму. За меня ее решил тяжелый предмет, с грохотом пробивший окно и со стуком хлюпнувшийся на пол прямо между мной и Захери.

§ 40

— ЛОЖИСЬ! — заорал я.

Я не успел даже отпрыгнуть в сторону. Гранта была брошена умело, с оттяжкой — чтобы между падением и взрывом осталось не больше секунды. Будь она осколочной, нас обоих разнесло бы на части. Но она оказалась светошумовой. Вспышка нестерпимо яркого света. Страшный грохот. Давление на барабанные перепонки. Боль и резь в глазах. Дезориентация. Валяясь на полу оглушенный и беспомощный, как слепой котенок, я все-таки нащупал в кобуре у себя под мышкой рукоять П-407. Кончиком пальца я даже сумел наощупь снять оружие с предохранителя. Но передо мной были лишь мелькающие черно-белые блики и неясные звуки, которые доносились словно со дна колодца. Так продолжалось, пока я не получил сильный удар чем-то тяжелым, похожим на приклад оружия, в челюсть.

— Попробуй только двинься, ублюдок, — и ты труп, — произнес угрожающе незнакомый голос на английском, пока кто-то другой заламывал мне руки.

Я и сам понимал, что это конец. Но смиряться с этим до боли не хотелось. Я отчаянно дернулся, пытаясь вырваться — и снова получил прикладом по башке. Зрение и слух начали постепенно возвращаться ко мне лишь некоторое время спустя. К этому времени я стоял посреди комнаты на коленях. Руки были заведены за спину и крепко зафиксированы плотной стяжкой.

— Сукин ты сын! — услышал я рядом голос Джерома.

— Джерри, — позвал его я слабым голосом, все еще борясь с головокружением и рябью перед глазами из-за взрыва светошумовой гранаты и двух ударов прикладом.

— Прости, грека. Меня застали врасплох, — расстроенно пробормотал ирландец в ответ.

— Ты не виноват, — утешил его я.

— А-ну заткнитесь вы оба! — прикрикнули на нас.

Сквозь боль в месте удара прикладом и остаточное оглушение, адекватное восприятие действительности вернулось ко мне примерно минуту спустя. Теперь я уже мог вполне осознанно осмотреть панораму комнаты. Мы с Джерри и Амиром стояли на коленях посреди комнаты со связанными за спиной руками. За спинами каждого из них виднелся человек в темной камуфляжном комбинезоне с бронежилетом и в черной маске, вооруженный автоматическим оружием. У одного из них в руках был хорошо знакомый мне по службе в сиднейской полиции М-1 со складывающимся прикладом, глушителем и лазерным прицелом, у другого — укороченная версия китайской штурмовой винтовки «тип-111», оснащенная устройством для бесшумной стрельбы. Судя по звукам дыхания и шагов, за моей спиной топтался на месте третий член штурмовой группы.

Я посмотрел на Джерома, и тот ответил мне коротким кивком. Он держался хорошо, не терял мужества — как и надлежит человеку с его прошлым и его опытом. Захери смотрел прямо перед собой со свойственным ему философским смирением. Смятение, омрачавшее его лицо во время разговора со мной, теперь исчезло. Во мне шевельнулось желание, пока еще не поздно, извиниться перед ним за то, что мы, судя по развитию событий, стали причиной его гибели. Но любые слова в тот момент прозвучали бы по-идиотски.

— Кто у вас главный? — спросил я мрачно, посмотрев в глаза одного из видимых мне людей в масках. — Колд?

— Сейчас увидишь, — ответил тот с нескрываемым злорадством. — Командир побеседует с вами. Перед тем как мы казним вас за предательство!

— Предательство? — переспросил я, сжав губы от гнева. — А я кому-то присягал на верность?!

— Да, да, да, — послышался знакомый мужской голос, неторопливо растягивающий слова, одновременно со звуком шагов, с которым силуэт еще одного человека в таком же облачении, но без маски, появился в помещении. — Я хорошо помню, Сандерс, твои слова, что ты никому не служишь и никому ничего не должен.

Я не поверил своим глазам. Но передо мной предстал Ши Хон. Лицо Корейца было неподвижным, бесстрастным, если не считать нахмуренного лба, насупленных бровей и поджатых губ, выражающих хорошо сдержанный, контролируемый гнев.